Составлена по новорожденному сборнику поэта «Стихотворения», почти всем из них свойственна гумилёвская точность ритма и рифмы, не знающая погрешностей. Это стенограмма души и мысли, а неожиданная концовка поражает неожиданностью, как красивая женщина, на которую оборачиваются. Каждую из этих миниатюр в слове можно сопровождать комментарием о её культурологической природе и художественных свойствах. В скромном томике собраны лучшие стихотворения за полвека писательского труда. Чтобы определить масштабы этого Колосса Ростовского вспомним, что он также является составителем уникального словаря «Языки мира» («Горячая линия – Телеком», М., 2024), а их насчитывается от пяти тысяч. М.С.
Камилю Зиганшину
Всё, что душу волнует,
всё, что сердце невольно тревожит,
заставляет мечтать
и стремиться вперед, как река, —
всё лежит предо мною:
и снежные горы, похожие
в синей дымке высот
на клубящиеся облака,
и ущелья зелёные,
и закатное красное солнце,
перевал впереди,
и ещё, и ещё там, вдали…
Где-то плещётся море,
ленивое, тихое, сонное,
словно синяя чайка
средь каменных гребней земли.
От равнины морской
до вершин в ледниковых разводах
и от пышных лесов
до альпийских малюток-цветов —
всюду я замечаю
великую тайну природы
и любить эту землю
я вечной любовью готов.
Только вечность моя
ограничена жизнью моею,
но хорошая зависть
к живущим на вечной земле
заставляет забыть иногда,
что и я постарею
и останусь один
в непроглядной бестрепетной мгле.
И костры золотые,
и серебряные водопады,
и жемчужная россыпь росы
в изумрудно-хрустальной траве, —
все богатства земли,
все сокровища жизни и клады —
всё останется людям
не лёгким дымком в синеве.
Всё останется тем лишь,
кто верен дорогам далёким,
кто шагает по ним
с жаждой новых открытий в крови.
Мир изменится вскоре
и быть перестанет жестоким,
и деревья — поэты природы —
прочитают стихи о любви.
Баллада
Белеет парус одинокий…
М.Ю. Лермонтов
Там, где Анды глядят истуканами
в даль, где штормы поют «улю-лю»,
машет девушка долгожданному
незнакомому кораблю.
Кораблём этим были пройдены
океаны все и моря.
Может быть, у далёкой родины
он бросал свои якоря?
Горы синие, горы белые
за её спиною молчат.
А над мачтою корабельною
чайки мечутся и кричат.
Анды дремлют... Да что им, зрителям,
эта девушка на скале!
И фигурка её пронзительна,
словно свет маяка во мгле.
Перелётная птица
Я тебя отпускаю с миром:
улетай на четыре стороны!
И кружись в своём небе милом,
от земного навек оторванном...
Напоёшься, наплачешься вдоволь,
хоть летишь не по воле случая...
Ты свободна — свободой вдовьей,
как и я, видать, невезучая.
Кто гнездо в облаках свивает
на опорах сиюминутности?..
Так всегда по весне бывает,
так всегда бывает по юности.
Ты вернёшься — я знаю это:
надоест ведь свобода мнимая.
Но уже не отыщешь клетку —
я её поломал... любимая.
Звёздный час
1
Ты придёшь непростительно поздно
на вершину житейской гряды,
как на Землю из полночи звёздной
свет недавно рожденной звезды...
И тому, кто в тоске небывалой
смотрит в небо сквозь звёздные льды,
люди скажут: «Безумец ты, малый.
Ты своей не дождёшься звезды».
— Замолчите! — я людям отвечу. —
Моего не касайтесь огня.
Не задуйте, как бледную свечку,
свет, ещё не нашедший меня.
Он летит, он летит неизменно
сквозь беззвёздные ночи и дни...
Может быть, где-нибудь во Вселенной
повстречаются наши огни?
Что мне делать? Я в этом не сведущ.
Но к кому же тянуться во мгле?..
Ты уже существуешь, ты светишь,
но не знают о том на Земле.
2
Я метался в стенах неподвижных —
и пульсировал болью висок...
Звёздный луч на челе моём выжег
знак ведущих сквозь полночь дорог.
И полжизни бесследно пропало:
не дождался рассветной зари...
Всё тебе было пресно и мало —
ну, так пламенем синим гори!..
И небесное яркое тело,
заглянув мимоходом в окно,
улетело в другие пределы,
о которых мне знать не дано...
Как я ждал это звёздное чудо,
как молил, чтоб явилась звезда!..
Прилетела она ниоткуда,
улетела она в никуда...
3
Кто ты? Где ты? Ни слуху ни духу...
Ни Юдифей вокруг, ни Далил...
Как в пещере — беззвёздно и глухо —
свод небесный мне душу сдавил.
«Голова на плечах? Что за дело!»
Ты взмахнула холодным лучом,
но не голову — душу от тела
отделила, как острым мечом.
Но живу я, живу, как ни странно,
боль снимая работой и сном...
И свистит надо мной ураганный
звёздный вихрь и полощет огнём...
4
Небосвод ошалел,
темнотою осыпав...
И средь угольной тьмы,
что, шурша, пролилась
на меня из галактик —
космических скипов, —
ты мелькнула, как будто
холодный алмаз.
И среди мирового
хаоса и хлама,
средь пропавших
в бездонных потёмках беды
ты горишь, не сгорая,
ты светишь упрямо
ярким светом
высокой полночной звезды.
Мне и вечность — не Бог,
и созвездья — не клады,
только б ты протянула
мне руку свою!
Я Земле не давал
в вечной верности клятвы,
но тебе я свой свет
весь — до дна — отдаю...
5
Ты меня целовала,
как ветер с весеннего луга.
Ты была — как дорога,
которую надо пройти...
Я судьбы не боюсь,
перед жизнью не знаю испуга,
пыль дорог её звездных
ношу на губах и груди.
Эта пыль надо мною
летит, словно облако жажды...
И смирить не могу я
упрямо шагающих ног...
Как я верил в тебя!
Как мечтал я о том,
что однажды
повстречаемся мы
на скрещении звёздных дорог!
Вот и встретил!
Такой
я не видел ещё в ойкумене.
Ты — кольцо золотое,
надетое мною на миг...
Что найти нелегко,
никогда не теряется в смене
чувств, утрат и дорог,
по которым идёшь напрямик!
И тебя не забыть,
не заставить смятенное сердце
метрономом стучать
на смертельной твоей крутизне…
И бездонная память,
как пропасть,
внезапно разверзлась,
и её обойти — нет ни сил,
ни возможности мне...
6
Эта ночь неспроста черна.
Эта ночь неспроста пуста.
А ведь было звёзд — до черта!
А ведь были твои уста.
Ничего... Эта тьма — болезнь,
от которой спасенья нет.
Это вестница чёрных бездн,
из которых не виден свет.
Мрак струится, как будто дым,
льётся в комнату сквозь окно...
Я не видел таким пустым
это небо уже давно...
7
А была ль, в самом деле, любовь?
Пропадай, моё прошлое, пропадом...
Но расскажет мне всё же любой
о любви, кто — насмешкой, кто — ропотом.
Я прошёл по высоким грядам,
холод звёзд я почувствовал кожею.
Но прошёл я по чьим-то следам —
всё давно уже в мире исхожено.
И не надо мне петь о любви,
и грустить о высотах непройденных...
Звёздный холод остался в крови
вкусом битой морозом смородины...
* * *
Творить, оставаясь свободным,
Иного не надо поэтам.
(Синь Цицзи)
Когда и руки свяжут за спиной,
и цепь прикрутят к обручу на шее, —
добудь свободу, и любой ценой.
А что дороже воли и дешевле?
Когда придется жить тебе одной,
и пусто станет в сердце ли, в душе ли, —
добудь любовь свою любой ценой.
А что любви дороже... и дешевле?
И если голос — лопнувшей струной,
и горлом кровь, как у певцов издревле, —
ты песню жизни спой любой ценой.
А что дороже жизни... и дешевле?
Новый Екклесиаст
(Акростих)
Гляжу на этот мир: всё — суета сует.
Едва лишь человек является на свет,
Он плачет и кричит от боли и от страха.
Раб Господа, зачем он создан Им из праха?
Грехам его давно произведён подсчёт,
И, значит, признан он виновным наперёд.
Юдоль земная — вот приют его, где правят
Безумие и ложь, где лесть и силу славят,
Убийству тут всегда находят оправданье,
Любовь продажна здесь, позорно состраданье,
Абсурдна вера и бессмысленна надежда.
Ты видишь это всё, ты, в белые одежды
Облёкшийся? Кому такая жизнь по нраву?
Всё суета… Зачем искать мирскую славу?
Увьёт чело твоё не лавр, а тёрн по праву.