Книга Юрия Ничипоренко составная: состоит из нескольких независимых и разных текстов. Видимо, определенная доза несовместности лежит в замысле автора. Чтение тоже характеристика культуры не из последних. В череде тем, пристрастий и заблуждений автора есть что-то ожиданное, свое: домашняя речь об устройстве дома.
Книга работает на впечатление, на вкус, на привязанности и антипатии.
— Опять эта Англия, эта пресловутая Византия! — Да ведь Англия для нас (простите: для меня) — это Оруэлл. — Там ищи! На счет Византии — смолчу. — Надоело.
Поразительным для меня был большой фрагмент из словаря Даля. Некогда я читал именно его. Словно вернулся в детство. Откровение знакомого. К нему приложилась и сама жизнь его. И Ломоносов туда же. Обыденность его детства. Отблеск культуры в деяниях ребенка! — Каково!
Однако рассказы самого автора блекнут в этих преданиях прежних времен. История как сейчас не склеивается с преданиями прежних лет.
На это расслоение странно накладывается высохший клей коллективизации = индустриализации. Клей не держит. Это всего лишь этикетки. Они не размечают историю, а смазывают ее. Совок нельзя понять в терминах совка. Это не система понимания, а система внушения и означающая техника нового типа. — Неужто Византия? — Быть может…
Очень кстати Газданов. Его секрет, тайна, быть может, — печать идиллии в произведениях, посвященных гражданской войне. Он увидел ее изнутри, без точки отсчета. Без фокуса и без суда, без бога и без отчаяния. Пожалуй, это дар пушкинского типа. Идиллия как суд, как объяснение и спасение. Мягкое чудо.
Оболдуев несколько топорщится в деталях, но и он фигура той же шахматной доски. Доски, где язык разыгрывает нас, Вас и меня:
Все большое далеко развеять.
Пожалуй, центральная персона для Нечипоренко — Гоголь. Это естественно, это разумно. Иначе: это мне нравится. То есть: это не подлежит объяснению и суду. Но как заинтересованная персона замечу, что центрирующая эффективность Гоголя не сводится к его фольклорным корням. Да и сам концепт корня мельче, чем Гоголь. Мифологичность Гоголя по Нечипоренко — это возвращение к истоку, к корням. Однако не будет ли корректнее и точнее говорить о выдирании корней?
Гоголь — предшественник Кафки, Борхеса, предшественник Дерриды и Лакана. Он позади и он же впереди. И такая парадоксальная топология как раз дает некую основу для речи об основаниях культуры. Впервые. Без Византии.
Завершающая книгу гирлянда новелл уводит в никуда.
Что-то хорошо знакомое и всем известное. Приятное на вкус. Но совершенно неожиданно там, где речь идет об основаниях культуры. Как в это основание положены творчество, судьбы уникальные и лично знакомые гении? Обыденность, обычность всплывают наверх.
— Где притаилась немощь?
Видимо, дело в том, что само фокусное расстояние оптики Нечипоренко становится предметом игры.
Игра: прямое или косвенное самовысказывание становится игровой фишкой. Жонглирование композицией распыляет текст книги в целом.
Союз нерушимый нескольких несовместных тем образует (обувает, раздевает) литературный базар, где нет места образу, центру, мысли. Разноголосица.
Это — ожиданно, это законно. Однако любовь к языку, к мысли, слову, памяти бедствий бедняков и удач удачников расстраивает процесс чтения и расстраивается им.
Чтение превращается в испытание. Это законно.
Большое и малое сбивают в коктейль. Неразберипоймешь.
Осеняет догадка: автор использует все это как подпись, это — росчерк пера, тень своего присутствия… На экране монитора как ей не внять? — как бы нулевой смысл (не только русской культуры) досадно неуловим.
Март 2025, Екатеринбург.