Вячеслав БОЯРСКИЙ. Муравейник.

***
***
***
***
Восточная элегия
июнь
I
прозрачным крестиком воды
освящены, гудят сады,
и тяжело земля дымится.
и солнце праздную луну,
как надоевшую личину,
отбросит и идёт ко сну,
как утомлённа веверица.
недвижен воздух. сух и звонок
лишь голос детский у колонок.
II
но жар, как занавес, спадёт,
закрасит карандаш свинцовый
оттенки цвета и сошьёт
деревья ниткою суровой.
и только знаком водяным
луна и дом у кромки леса -
он обойдён ночным портным
и точно не имеет веса,
точно качается, свеча
мелькает в стареньком окошке,
и виден кто-то до плеча,
как гриб, запрятанный в лукошке.
и этот дом плывёт всю ночь
над утонувшими домами,
и племя кукольное прочь
уносит летними ветрами.
***
Тоска
Посвящается Айле
Чернее ночи травяной
И глубже детского зрачка
Скользит-звенит веретено -
То песнь июльского сверчка.
 
Вдвоём, вдвоём опять во тьме, -
Где нет ни неба, ни земли,
Корабль плывёт, и лишь зиме
Позволен путь вдали.
 
И окна застланы водой -
Ведь путь наш медленный - на дно,
Когда над нами - лёд святой,
А здесь жужжит веретено.
 
 
 
Все знают «как», никто не знает «что»:
 
Как лес горит в осеннем разнохлябьи,
Как запахом земли наполнен он
До горлышка, как рвётся пуповина
Его, закрученная сентябрём вконец,
Как лёгкий пень сыреет чернотой
И замирает в сонном пароксизме
Под белой шкуркой, зимняя грибница
Всё больше сил берёт к себе в зазор…
 
Но что горит, и что наполнит запах,
И что пройдёт воистину, стократ, -
Никто не знает.
 
 
 
Уехать хочется, бесславной дорогой,
Просёлком грязным, как ехал Гоголь.
 
Трястись без сна в чужом рыдване,
В углу цыгане на барабане.
 
В чужом вокзале спрашивать время,
Глядеть на лица - людское семя
 
Замеса местного, шебутного,
Мазутного, гнутого, костяного.
 
А после ехать сквозь тёмны горки,
Пить спирт и нюхать лимонны корки.
 
Родиться опять у прачки сыном
И быть задушенным в стойле козлином.
 
И всё ж однажды домой приехать
За сном последним - в сухую щепоть.
 
 
 
Время холодным курганом
Года навалило.
В камерах тёмных лежим,
Рядом золото, жёны,
 
Рядом взрослые дети,
Лодки и книги,
Рядом карты и лампы,
Ключи и деревья.
 
А над нашим курганом
Только небо
И в тихом движеньи -
Облака.
 
 
 
 
 
 
 
Перед смертью
 
Востроносый, мокрый, пьяный,
Словно поднятый со дна
Чёрна-озера, нарядный,
Как нарядна голь одна,
 
Я забуду все приличья,
Обликов людских различья,
Всех движений параличья, -
 
И тогда дорога птичья
Потемнеет, вверх уйдёт,
К перевалу понесёт.
 
 
 
Это лето -
Как разношенный старый наряд.
Нет ответа
На русалочий клейкий обряд.
Наши лица
Все в белой июльской пыли.
И зарница
Розовеющей глиной вдали.
 
Посмотри же
На гравий затихших дорог:
Он всё уже,
И света сжимается срок.
Даже свечи
Этим летом почти не горят.
Чьи-то речи
Меж деревьев играют-звучат.
 
Стекленеет
Июльский полуночный гость.
И белеет
Берёзы изогнутой кость.
 
 
Мечта
 
Время расчистить, чтобы в средине
Было пустое пространство -
Пробелы на пуповине,
Глазницы слепого, жеманство
Кокетливой идиотки,
На рублик последний купившей
Красивые переводки.
Время загружено. Зливший
Тебя стульчак ожиданья,
Столбняк вокзалосиденья,
Был необходим: призванье
Исчезнуть, забыть названье,
Внешность, часы, походку,
Сесть в ту же - простите - лодку,
Уплыть всё в ту же реку -
Ни к зверю и ни к человеку.
 
Расчистить время, в средине
Жить, как в резном паланкине:
Чаёвничать, брынзу кушать,
Памирского кеклика слушать.
 
 
Жгут
 
Червивой ночи
Осенний шорх.
Как бабьи очи,
Мышиный порх.
 
Как студень рыбий -
Туман лесной,
Чекушку выпей,
Окно открой.
 
Там шёпот, шелест,
Ольховый срам,
Осины прелесть,
Берёзы шрам, -
 
Поднялись кости
Лесных гробниц
И, словно трости,
Упали ниц.
 
И тьма накрыла
Лес черновой.
И твердь остыла
Под этой тьмой.
 
Таков древесный
Последний Суд -
Сикстинской фрески
Кленовый жгут.
 
 
Август-сентябрь
 
Мы на донышке летнем, -
За окном - отошедший июль -
Переловлены бреднем,
И навылет из высохших пуль,
 
Из разорванных листьев -
Декорации для сквозняка -
Здесь стреляют и чистят.
И рябина желта и горька.
 
Эта сырость и холод -
Как лазейка, как ход потайной, -
Там готов уже солод
И сентябрьский ветер чумной,
 
Там берёзы понуро
Тащат вслед за собою хлысты,
И знакомая дура
Там ребёнка бросает в кусты.
 
Только северный ветер
Листобоем набил себе зоб,
На осенней монете
Отчеканив расплющенный лоб.
 
 
Лимб
 
Вернись туда, где кончится земля,
Где камни рассыпаются от пота,
Где капля крови создаёт болото
И воздух распадается от гнёта
Зеркальных сфер, - где властвует Орля.
 
Здесь тишина и очень много света:
Не слышен шум шагов, хлопок ладони,
Щелчок ногтя о камешек на склоне,
Гортанный крик, дыханье при поклоне,
Молитва, бормотание обета.
 
Всё так бело, что начинает тень
Казаться выдумкой, причудой Хлестакова,
И память кристаллическую снова
Теряешь ты, как и надежду крова -
Вокруг один незамутнённый день.
 
 
Электра
 
Лёгкой Электры прозрачные руки
Словно наполнены июньским мёдом.
Дальнего гомона слабые звуки
Еле доносятся. Сосновый запах
Клонит ко сну: там прохлада и ветер
В чистых, украшенных домах, а люди
Все убежали из города, сети
Бросив ненужные, одежду и книги.
Легко и спокойно дыхание спящей
 
Электры.
Электры.
 
 
Точильщик
 
В древесном теле
Сквозь тугие створы,
В столетней ели
Точит коридоры
 
От корня до
Сырой смолистой выси
Идёт следок,
И на его карнизе
 
Есть всё, что он
Хотел для жизни новой:
Есть тьма, есть сон
И мерный труд суровый.
 
 
 
 
…и скажу тебе: «Тёмен и гол, безотраден и скуден
День мой, как горный подъём, бесконечен и труден,
Когда тебя нет, и только простые мысли -
О сне, о реке, об убийстве и самоубийстве -
В моей голове шевелятся змеиным шаром,
Что медленно катится вслед за ночным пожаром.
 
Словно младенец в люльке, брошенный в воду -
Крик его слышат лишь рыбы немые и камни -
Я плыву по теченью к слепому восходу,
Холера и свечка в каюте, распахнуты ставни.
 
Я дурак и бездомный, ведь дом без тебя - скорлупка,
Где я править должен, но гнию теперь на галерах,
В перемычках орешных ходит медная ступка,
И лишь голос твой - в телефонах и секретерах».
 
 
Возвращение
I
Ты возвращаешься -
Старое платье вздёрнуто ветром,
Не расстараешься
В холод ночной, чтоб согреться под фетром.
 
Столько бездумности
В поезде гладком и мазком,
Будто - по-глупости -
Всё лишь вокзальная сказка.
 
И черепками
Разбросаны гости непрошены,
Окна сверчками,
Двери кривые наброшены…
 
Чёрная курица!
Это твоё наважденье -
Сердце заходится
В белый мороз ослепленья.
 
Я в подземелье -
Лишь пробегу по курзалу,
Вновь новоселье -
И тороплюсь по вокзалу
 
Встретить тебя -
Не пропустить, не забыться…
Губы твои -
И летит над перроном ресница.
 
II
 
Я за тебя, родная, не уплатил калыма,
Соли не съел и пуда, не бросался в полымя
Из проливного огня - я просто горел, не сгорая,
Как купина - не опаляясь - в ожидании Рая.
 
Что ж, как могу объясниться, если слова срывает
Что-то - поток холодный - воздуха не бывает,
И в воде колодёзной змейка на дне шевелится,
Гнётся зелёным телом - или всё это снится?
 
Что же нам делать вместе, здесь, на границе птичьей,
В августовской полыни, на полынье ресничьей,
Где лишь твои колени, губы и горечь нежна,
Да суховатый шёпот, как паутина снежна.
 
***
Асе посвящается
 
День за днём всё сгорает,
И чернеет, и тлеет -
Муравейник алеет
На лесном полотенце -
На замёрзшем оконце
Только водка сырая.
 
Полыхает огончик,
На ветру засыхает,
Под дождём рассветает -
Как грибное сиянье,
Медвяное молчанье -
На мороз колокольчик.
 
Так и детство сгорело
Чернобокой скамейкой,
Травяной тюбетейкой
На июльской, кленовой
Голове на соловой -
Петухами пропело,
Кровь пустило - успело.
 
 
9 декабря
 
 
В кряжистой шубке, в беленькой шапке -
Снег на замёрзших бровях -
Важно несёшь ты тяжёлые папки,
Крепко в руках их зажав.
 
Острое личико - лисий, протяжный
Взгляд на дорогу домой,
И на глазах отпечатался влажный
Зимний фонарик шальной.
 
Может когда-нибудь - осенью, летом -
Вспомнишь ты дышащий снег,
Всё замедляющий нежным наветом,
Санок приземистый бег,
 
Тёмные линии сосен и сразу
Их накрахмаленный треск,
Горло першащее, зимнего сглазу
Свечный дымящийся плеск…
 
Вспомни, родимая, вспомни, родная,
Этот мерцающий день,
И декабристская горечь хмельная
Даст тебе норов и лень.
 
 
Ночная дорога
 
Странен путь,
Путь, которого остеречься
Не удаётся никак, в нём вся суть:
Посторонним остаться, взглянуть
На тростник осторожный - наречься
Безымянным, безглазым - уснуть,
На рассвете лучину задуть.
 
По заснеженной речке,
По дымящейся светом тайге,
Пробираясь укромно в блестящем песке,
Хорониться в лесном тайнике,
 
На заимке чужой, с чешуёй на замке.

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2002

Выпуск: 

8