
Саша Кругосветов — псевдоним Льва Яковлевича Лапкина, члена Союза писателей России, члена Международной ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон), автора детских книг серии «Путешествия капитана Александра», ряда публицистических книг: «Сто лет в России», «Живите в России», «А рыпаться все равно надо» и др., — а также более двадцати худлит-книг для взрослого читателя. Начал издаваться в 2012 году.
Среди наиболее значимых литературных наград — премии фестиваля фантастики «Роскон»: «Алиса» (2014), «Золотой РосКон» (2019); Лауреат Международной премии имени В. Гиляровского (2016); Лауреат еженедельника «Литературная Россия» (2016); финалист премии «Независимой газеты» «Нонконформизм» (2016, 2017, 2018); Гран-при международного конкурса Франца Кафки (2018); Лауреат Международного конкурса «Новый сказ» им. П.П. Бажова (2019); Лауреат Международной премии им. Ф. Кафки в номинации «Кафка — Синий кристалл» (2020); Лауреат премии «Литературной газеты» (2021); Лауреат I Международной Лондонской литературной премии в категории «Звезды» (2021); Лонг-листер Всероссийской литературной премии «Национальный бестселлер» (2022, 2023); Лонг-листер премии «Большая книга» (2023); финалист Премии Гоголя (2023).
В Санкт-Петербургском театре «Парнас» выпущены спектакли «Мосты времени» и «Фуагра» (пьесы по мотивам произведений Саши Кругосветова, написанные в соавторстве с О. Шпакович). Готовится спектакль «Может ли знать осел, что за фрукт хурма».
В издательстве АСТ выпущены романы «Счастье Кандида» (2021), «Вечный эскорт» (2022), «Полет саранчи» (2023), сборник рассказов для детей «Туманные истории» (2023), сборник рассказов и повестей «Драконово семя» (2024).
***
Загадочные, непостижимые русалки: когда-то они являлись мне видениями чего-то несбывшегося и неизменно прекрасного. Кажущегося особенно прекрасным, как все, что не произошло, не случилось, осталось в мечтах.
Наверное, не я один грезил женщинами-русалками. Невольно вспоминается рассказ Володи Старикова, с которым в лучшие свои годы мне довелось работать в одном закрытом НИИ. Серьезный инженер, увлеченный делом, Володя слыл также отчаянным балагуром и весельчаком. Харизматичный, подвижный, как ртуть, он часто влюблялся, каждый раз «без памяти», «на разрыв аорты» — будто впервые, умел вызывать и ответные чувства. Но зачастую его пылкое сердце охладевало столь же быстро, как загоралось. Не было ли и в нем самом чего-то от вышедшего из моря русалочьего племени? Да нет, Стариков, пожалуй, был человеком грозы, порождением других стихий.
А еще он слыл мастером устного рассказа; коллеги до сих пор вспоминают его байки. Володина история о встрече у мыса Хамелеон с женщиной, которую он потом называл русалкой, запомнилась многим из нас. Не ручаюсь, что мой пересказ той истории окажется самым точным — Володи Старикова, к сожалению, давно уж нет, некому подтвердить или опровергнуть... Не исключено, что спустя столько десятилетий в каких-то деталях отразятся уже мои собственные впечатления о Крыме «эпохи застоя», и мой герой окажется похожим больше не на себя, а на вашего покорного слугу. И все же мне хочется поделиться этой простой и немного сентиментальной историей, о которой Стариков как-то сказал, что никогда ее не забудет.
В начале 1970-х Володе было около тридцати — прекрасный возраст, когда ты уже измерил свои силы и, судя по всему, неплохо узнал жизнь в самых разных ее проявлениях, но многое еще впереди. А сейчас впереди у моего вихрастого большеглазого героя целый отпуск в любимом Крыму.
Верный другарь Валерка с товарищами по прежней работе уже неделю отдыхали на море. А Старикова долго не отпускали с затянувшихся испытаний аппаратуры для подводных лодок, за правильную работу которой он отвечал. Запуск и налаживание новой техники требовали нестандартных подходов и несомненно увлекали Володю, любящего заковыристые инженерные задачки, но в отпуске он не был целых два года, а потому всей душой рвался в Коктебель, именуемый в советские времена Планерским, — впрочем, в ходу тогда были оба названия.
Но все, наконец, случилось, поезд тронулся. Глядя в окно вагона на убегающие вдаль хмурые ленинградские облака, Володя почувствовал себя свободным от повседневной рутины.
Гостиниц и жилья под сдачу в Крыму в семидесятые было много меньше, чем теперь, а потому молодые технари без аппаратных связей нередко обустраивались в палатках и спальниках. И теперь под сиденьем у Старикова, как и положено опытному туристу, разместился большой рюкзак, заботливо укомплектованный всем самым необходимым в дороге.
Сойдя с поезда в Феодосии, отпускник поспешил на автовокзал. Билетов на ближайшие рейсы до Планерского уже не было, но разве это повод для грусти, когда ты в Крыму? Воздух возле остановки был пропитан испарениями солярки и бензина, но даже им не удавалось перебить манящих ароматов крымских цветов и деревьев, запахов ветров с далеких гор и моря, завораживающий микс которых звал одинокую инженерную душу, иссушенную умственными экзерсисами, куда-то вдаль, за невидимый горизонт, окрыляя совсем нетехнократическими мечтами.
Немного приуныл Володя лишь в вечернем автобусе, когда начало темнеть и по стеклам застучали крупные капли дождя. «Нас, ленинградцев, небесной водицей не напугаешь», — ободряюще сказал себе Стариков, но тут сверкнула молния, земля вздрогнула от громового раската, и небо опрокинулось тропическим ливнем. «Ничего, до Тихой бухты всего полчаса ходьбы, а там, в палатке у ребят, переоденусь и согреюсь», — Володя подумал, как с друзьями будет сидеть до середины ночи, пить терпкое местное вино, петь под гитару, слушать их веселые небылицы, рассказывать собственные, и это примирило его с перспективой будущей прогулки под дождем…
Он вышел из автобуса, надел рюкзак и через три минуты понял, что промок насквозь. Утешало лишь то, что воздух еще сохранил дневное тепло; Володя ускорился и энергично зашагал через поселок.
Жилые дома остались позади, впереди — кромешная мгла. Тропинка, поначалу едва угадываемая в слабом свете фонарика, потом и вовсе затерялась в чавкающей под ногами глине. Слева, со стороны холмов, неслись бурные дождевые потоки воды, наполненные камнями и грязью. Справа грохотало море; идти вдоль него было опасно — яростные волны то и дело прорывались далеко на сушу, грозя утащить в пучину неосторожного путника.
Хорошо, если впереди маячит огонек. Когда мы покидаем тепло домашних очагов и уходим в ночь — в прямом и переносном смысле, — важно, чтобы где-то, пусть даже очень далеко, горел хотя бы тусклый свет, который станет нашим ориентиром. Но такие удачи редко встречаются. Вот и теперь… Володя шел во мгле, полагаясь лишь на интуицию, оступаясь, поскальзываясь, падая в грязь и вновь поднимаясь.
Рюкзак стал невыносимой ношей, хотя, вроде бы, наш герой взял с собой только то, без чего советскому туристу ну никак не обойтись. Девять вечера… уже час в дороге, а преодолена едва ли треть пути. Впереди — по-прежнему тьма. Но ведь должны же быть в лагере у ребят какие-то огни. «Да только где те ребята?» — вместе с этой мыслью на него нахлынуло чувство пронзительного одиночества. А вдруг он заплутал? Стариков вымок до нитки и дрожал на ветру, пробиравшем, несмотря на лето, не хуже осенних ветров Финского залива. Володя стал подумывать, не вернуться ли назад, не поискать ли ночлега в поселке, но все же решил продолжать движение. Нет-нет! Раз уж столько терпел, можно ли сдаваться и отступать?
Еще через полчаса он заметил тусклый отблеск вдали — не прямо перед собой, а немного правее. «Нам подсказывают взять правее — это хороший знак!» Бледный огонек становился все отчетливее, и вскоре Стариков разглядел свет, идущий изнутри палатки, рядом с которой темнело еще два таких же силуэта.
«Наконец-то я их нашел!», — подумал он и радостно закричал:
— Валерка, змей коктебельский, встречай гостей!
Никто не отозвался, а ливень продолжал ледяным душем литься на голову и за шиворот. «Что они там, уснули, что ли?» — Володя просунул голову в палатку.
Его встретил испуганный взгляд молодой женщины, его ровесницы или чуть моложе, сидевшей у керосинового фонаря «Летучая мышь». После секундного замешательства Старцев поспешил ее успокоить:
— Не волнуйтесь, сударыня, я не разбойник! Просто заплутал в темноте… Мои друзья… они тоже разбили палатку где-то здесь. Сказали: рядом с мысом Хамелеон. Разве разглядишь его в такой ночи? Тем более — Хамелеон!
Он был рад посреди ночной грозы встретить живую душу, да еще с такими красивыми глазами.
— И этот мыс как раз за нами. Считайте, вы его нашли, — ответила девушка и окинула нежданного гостя оценивающим взглядом. — Наверное, и ваши товарищи где-то поблизости. Здесь стало лагерем много молодых людей…
— Ради бога, простите за вторжение. Пойду искать дальше, — сказал Володя, уже собиравшийся вернуться в неутихающий ливень.
— Подождите! — окликнула его хозяйка палатки. — Вы же насквозь промокли. Раз уж мы выяснили, что вы не разбойник с большой дороги, посидите пока у меня, обсохните немного.
— Огромное спасибо, вы мой спасательный круг в этом водовороте стихий, — благодарно улыбнулся он, снимая рюкзак и устраиваясь в углу палатки. — Мы, туристы, сами ищем приключений на свою пятую точку — и в дождь, и в снег.
— Но ведь и самые отважные открыватели новых дорог могут свалиться с простудой, если будут гулять под дождем всю ночь без передышки, — женщина лукаво посмотрела на Старикова. — Давайте знакомиться, меня зовут Ира.
— Володя. Может, проще на «ты»?
— Давай. В конце концов, мы собратья по испытанию непогодой. Все меня бросили, а ты вдруг взял и появился из ниоткуда. Чтобы я не чувствовала себя одинокой.
— Как можно бросить такую красивую девушку?!
Ирина восприняла комплимент как нечто само собой разумеющееся, а потом объяснила ситуацию:
— На самом деле все получилось не совсем так. Мои друзья Миша и Гарик, конечно, не оставили бы меня на произвол судьбы. Но нас позвали в поселок на день рождения знакомого. А я не люблю пьянки-гулянки до утра, к тому же мы поссорились с Мишей. Потому и сказала им, чтобы шли одни.
— И в результате провидение послало мне чудесный огонек в ночи, чтобы странник не сбился с пути, — улыбнулся Володя.
Они разговорились. Ира оказалась актрисой небольшого московского театра: ее мимика была удивительно живой, движения — пластичными, а голос показался Старикову каким-то особенно мелодичным и даже неповторимым. Зато ее куда как удивило то, что Стариков инженер. Она почему-то считала всех технарей скучными занудами.
Порывы ветра меж тем продолжали ударять по палатке, и та стала заметно крениться набок.
— Ой-ой, Володя, нас смоет в море! — закричала Ира, театрально всплеснув руками.
— Это дело поправимое, — сказал ночной гость и решительно шагнул в ливень.
Перетянув и закрепив палатку, вновь промокнув до нитки, Стариков неожиданно подумал: «А может, не так уж плохо, что непогода не утихает?»
Когда он вернулся, Ира критически оглядела его и решительна заявила:
— Теперь уж тебе точно придется переодеться в сухое. Поищу что-нибудь подходящее из моих вещей.
— Да ладно тебе...
— Не волнуйся, я не стану наряжать тебя в юбку, ты же не шотландец.
— У меня есть сухие вещи… в рюкзаке.
— Так чего ты раньше не переоделся?
— Как-то не…
— Неудобно было, да? Правильно, но теперь-то я уже точно знаю, какой ты хороший парень. А ну-ка снимай все… все-все, а я отвернусь.
Стариков достал запасную рубашку, штаны, трусы и носки. Немного подумав, оставил трусы на рюкзаке, а остальные вещи положил рядом с собой в углу и начал раздеваться. Девушка расположилась спиной к нему, но когда он стал натягивать треники на мокрое белье, боковым зрением заметила оставшийся на рюкзаке предмет его гардероба и резко обернулась.
— Ну что ж ты, словно ребенок, стесняешься, что ли?! Хочешь застудить важнейший аксессуар и страдать от энуреза в старости? — она подхватила трусы с рюкзака и протянула гостю.
Девушка больше не отворачивалась и смотрела прямо ему в лицо. В ее взоре играли озорные, манящие огоньки, и Стариков сам не понял, как переоделся, не отрывая взгляда от этих зеленых колдовских глаз. «Русалка, заворожила!» — пронеслось в голове.
Укладывая вымокшие вещи в отдельный пакет, а потом — в рюкзак, Володя наткнулся на припасенную для встречи с друзьями бутылку коньяка. Вытащил ее и спросил:
— Согреемся немного? — и тут же смутился, вспомнив, что Ира сказала ему о своей нелюбви к ночным пьянкам.
— Почему нет? — неожиданно согласилась она. — Тем более, завтра днем уезжать. Надо отметить конец отпуска. Да и нашу встречу тоже!
Она достала из большой сумки, вероятно уже собранной к отъезду, пару рюмок и шоколадку «Чайка».
Молодые люди выпивали, закусывая шоколадом, болтали о Ленинграде и Москве, о театре и поэзии, о Коктебеле и других уголках Крыма. Перед Стариковым предстала незнакомка, желанная и загадочная, но в тоже время, ему казалось, удивительно близкая. С грустью глядя на пустеющую бутылку, он — несмотря на всю свою опытность — почему-то почувствовал некое подобие робости. Нет, Володя не робел — просто боялся разрушить волшебную связь с этой удивительной посланницей морских пучин Крыма, не хотел, чтобы все превратилось в обычную курортную интрижку, коих уже было немало.
Но вот над палаткой вновь сверкнули молнии, донеслись раскаты грома, и девушка непроизвольно прижалась к нему, их губы встретились, а руки сами начали сбрасывать одежду друг с друга.
В эту романтическую ночь все происходило легко и естественно, не надо было принимать решений, не надо было ни о чем думать, не надо было ничего бояться. Он расслабился, и это произошло. Под раскаты грома, шум дождя и моря. Оба чувствовали себя абсолютно счастливыми.
И нет, после случившегося связь их душ никуда не исчезла. Стариков был абсолютно уверен в этом: и когда она лежала в его объятиях, и потом — засыпая под утро вместе с подаренной ему этой ночью русалкой.
На рассвете Ира разбудила его:
— Просыпайся, дорогой, пора. Ребята вот-вот вернутся. Мне будет неловко, если они увидят тебя выходящим из моей палатки.
— Нищему собраться — только подпоясаться, — небрежно бросил Стариков, одеваясь, и потянулся к рюкзаку, но ему почему-то стало немного грустно.
Ира обняла его со спины:
— Не обижайся, милый. Так сейчас надо, — она протянула ему листок с номером телефона. — Будешь в Москве, обязательно звони! Обещаешь?
— Обещаю, — растерянно улыбнулся Володя.
В самом деле, что на него вдруг нашло? К чему эта нежданная печаль? Незнакомка, волшебным образом явившаяся на помощь из недр водных стихий, подарила ему чудную ночь. Может, он еще и позвонит ей, когда окажется в Москве. Но скорее всего, до отъезда из Крыма успеет увлечься другой красоткой.
Валерку со товарищи Стариков разыскал через четверть часа. Их палаточный лагерь и вправду оказался неподалеку.
— Мы уже искать тебя собирались, потом решили, что раз до ливня не пришел, то заночевал в поселке, — говорил Валерка. — Оно и правильно, что так…. А то ночью в такую погоду сам не заметишь, как волны в море утянут.
— Так меня волны и утянули! Русалка спасла, — засмеялся Володя.
Впрочем, о том, какой на самом деле была его встреча с русалкой, Стариков в Коктебеле никому не рассказывал. И почему-то никто из девушек за этот отпуск его внимание так и не привлек, хотя находились красавицы, с удовольствием стрелявшие глазами в его сторону.
В Ленинграде Володя с головой ушел в работу. И вроде бы все было, как прежде, но по вечерам временами его посещала странная, непривычная тоска. «Нет уж, нет уж… Ты, братец, что-то сам на себя не похож. Далась тебе эта Ирка! — говорил он себе. — Ночь, может, и романтическая получилась, но нюни-то зачем распускать?»
Подобные приемы самоубеждения обычно помогали ему, но почему-то не в этот раз. Надо было как-то избавляться избавляться от недуга. И тогда он приложил усилия, чтобы в первую же командировку в Москву отправили именно его. Купил билеты, и хотел было сразу позвонить Ире, но потом решил, что спешить ни к чему. Пусть все будет спонтанно, как в ту ночь у мыса Хамелеон.
Полный мечтаний и надежд, шагал он по перрону утренней столицы. Даже московский воздух, всегда казавшийся ему тяжелым, пыльным и как бы синтетическим, на сей раз будто бы отдавал букетом коктебельских ароматов. Очутившись возле телефонной будки, Володя с трудом остановил себя. Нет, Ирка рассказывала, что репетиции у них могут длиться чуть ли не до полуночи, и вообще она привыкла ложиться поздно. Значит, раньше полудня нельзя звонить. А жаль, ведь в столичном НИИ, куда его направили на три дня по обмену опытом, требовалось появиться лишь к обеду, а сейчас нет и восьми. За это время можно было многое успеть.
Стариков позавтракал в кафе, погулял по улицам. Он был в некотором смятении и временами ощущал неясную тревогу, но эта его тревога все-таки была скорее радостной. Он вспоминал, каким одиноким чувствовал себя по пути к Тихой Бухте — во мгле и под ливнем. И, конечно, их связь, возникшая в ту ночь, точно не могла возникнуть просто так. Не должен же человек быть вечно «обреченным на одиночество».
С трудом дождавшись полудня, он решительно вошел в телефонную будку. Медленно опустил в автомат монету, тщательно прокрутил каждую цифру на диске, чтобы не ошибиться. После нескольких длинных гудков услышал короткое «Алло, слушаю» и сразу узнал мелодичный, неповторимый голос.
— Ирка, привет! Это я, Володя… Человек из грозы… Я теперь в Москве, вот и звоню, как обещал, ты помнишь?
Ему с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не закричать от счастья, но она перебила:
— Да-да… Володя… припоминаю. Я, кажется, приглашала вас в театр. Знаете, вам повезло, у нас как раз премьера. Зайдете завтра к администратору за контрамаркой, скажете: от меня. А сейчас, извините, надо бежать, опаздываю на репетицию. До свидания, — на том конце провода повесили трубку.
В оцепенении он еще с полминуты слушал гудки.
Какая-то бабка сердито постучала в стекло…
К горлу подступил комок. Он вдруг почувствовал себя обманутым ребенком. Хотелось заплакать, но из этой затеи ничего не вышло — даже в детстве он почему-то не умел лить слезы.
«Человек из грозы больше не требуется», — подумал Стариков и взглянул на московское небо: оно действительно было ясным, не предвещавшим ни дождя, ни тем более ливня.