– Это не может быть. Яков пропал без вести в 44-м.
– Да, но до этого он родил Тихона.
– Не мог он этого сделать. Не мог. Он и в отпуске не был.
– Был. Сутки. Они проходили через соседний город, вот он и наведался. И родил.
– Когда это было?
– В начале сорок второго.
– Чушь, в начале сорок второго там были немцы.
– А он переоделся в штатское и на свой страх и риск…
– А в каком месяце сорок второго?
– В марте.
– Э-э…. Их расстреляли всех в феврале. Жену и двух детишек.
– Так Тихона ему родила соседка. Яшка у неё ночевал. И…
– Марина?
– Марина.
– Угнали в марте сорок второго в Германию. Ни следа.
– В конце марта. А с Яковым они в начале марта ночевали. Тишу она с собой увезла. В животе. Родила в Дрездене. Потом бомбёжка печально известная. Тиша как-то выжил, она нет. Оттуда его и забрали в детский дом.
– Хм-хм. И он родил Борьку.
– Да, в середине 62-го года.
– Не мог он Борьку родить, потому что сидел в тюрьме.
– Он сбежал. Пошёл на рывок.
– Взяли его в соседнем городке.
– Откуда он вернулся из своего городка и не стал выдавать тех, кто его покрывал.
– Верка жила тогда уже с другим. Не дождалась его.
– Так я о другом Борьке. Его родила тоже Верка, только с соседней улицы.
– А-а. И он в восемьдесят четвёртом родил Пашку.
– Да.
– Не мог он родить Пашку. В Афгане погиб в восемьдесят первом…
– Через десять часов после того, как там оказался. А до этого служил в Рязани, и Машка ездила его навещать.
– У Машки в это время была нога сломана.
– В гипсе и ездила.
– У неё шейка бедра была сломана. Она лежала на вытяжке.
– Ты о какой Машке?
– О той, что сидела с ним за одной партой.
– Фу ты… Другая Машка, та, которая сидела через две парты наискосок.
– Родила ему Витьку.
– Да. А Витька погиб в Чечне в девяносто девятом.
– Но перед этим он родил Серёгу. В девяносто седьмом.
– В шестнадцать лет, что ли?
– Бывает и раньше. Но Серёгу он родил в шестнадцать лет.
– От Ленки. Ей вообще тогда было…
– Четырнадцать.
– Верю, верю.
– Помянем наших мужиков.
Машка, Ленка и ещё какая-то молодая женщина, сидевшие за столиком в недорогой кафешке, не чокаясь опустошили бокалы чем-то безградусным и солёным.
– Во дают, пузатые, – осклабился за стойкой бармен.
Из-за музыки, долбившей зал через динамики, его не услышал никто.