Анна

Четырехлетняя Анна войну, ворвавшиеся в ее жизнь, приняла без страха. Все происходящее вокруг воспринималось маленькой девочкой с обыкновенным детским интересом с природной тягой к познанию окружающего мира и его реальностью. Однако реальность войны оказалась настолько страшной и суровой, что военное детство ребенка превратилось в мобилизованную взрослую жизнь. Так война, развязанная фашистской Германией 1941 году, отобрала навсегда у миллионов Советских детей их счастливое мирное детство.

Отец Анны, колхозный механизатор, рвался уйти на фронт добровольцем, но Советская власть наложила на него бронь, так как было необходимо срочно убирать урожай. Но наступление гитлеровцев было таким стремительным, что собранный урожай вывести не успевали, и тогда была дана команда раздать все людям, а остальное уничтожить. Анна вспоминает, что для ее отца это были самые черные дни в его жизни. Битва за урожай пошла прахом. Это была трагедия механизатора от бога, который всю жизнь вкладывал в это дело свой труд и свою душу. Даже немецкий плен, в котором он оказался, был для него не так страшен по сравнению с тем, что он потерял летом сорок первого года.

Рев сбитого Советского самолета собрал на окраине оккупированной фашистами деревни всех ее жителей. Было видно, как летчик пытался спастись на парашюте. Бабы кинулись к нему гурьбой, а за ними потянулся остальной народ. Однако немцы управились быстрей. Подъехав к раненому летчику на мотоциклах, они расстреляли его из автоматов. Когда народ добрался до места трагедии, то все было кончено. Маленькая Анна вместе со всеми заворожено смотрела на растерзанное тело молодого пилота и не могла оторвать от него взгляд. В одной руке он держал пистолет, а другая застыла, сжимая родную землю в кулаке. Глаза, голубые как небо, смотрели ввысь, и в них отражался не страх смерти, нет, в них отражалась жажда жизни, тоска по небу и ненависть к врагу. Это был настоящий герой, перед которым даже смерть склонила свою костлявую голову, не говоря уже о стариках, женщинах и детях, которым передался непреклонный дух погибшего бойца. После такого ненависть к врагу начинает пожирать страх, тем самым освобождая из его объятий чувство смелости, героизма и любви к своей Родине. Именно тогда патриотизм становится ведущей идеологией сопротивления.

Новые хозяева, расквартированные по деревенским домам, вели себя не просто — по-барски, — в их поведении царило расовое превосходство перемешанное с обыкновенным хамством и бескультурьем. В родительском доме Анны жили два немецких офицера, которых обслуживали повар, портной и солдаты. Мать Анны занималась стиркой их вещей и уборкой дома. Маленькая девочка всегда была рядом с ней. Ей было всегда противно и почему-то стыдно видеть, как хорошо одетые, холеные фашисты во время своей трапезы всегда забрасывали свои ноги в сапогах на стол, испуская из себя воздух через задний проход, не обращая никакого внимания на нее и мать. Конечно же, ей тогда было невдомек, что они для фашистов люди второго сорта, а потому и отношение к ним было как к домашним животным, на которых обращают внимание по мере необходимости. Еще одной немецкой странностью было то, как они готовили мясо. В деревне было много диких кролей, норки которых были нарыты повсюду. Так вот, гитлеровцы сами их отлавливали и разделывали, а затем подвешивали тушки, чтобы те слегка протухли. «Гуд! Гуд!» — подхваливало потом офицерье своего повара, уплетая за обе щеки приготовленное мясо из протухшей крольчатины. «Видимо, поэтому у них болят животы, и они портят воздух», — думала Анна, постоянно наблюдая эту картину.

Сознание того, что война закончится Победой советского народа укреплялось с каждым прожитым в фашистской оккупации днем все больше и больше. С наступлением Красной армии по всем фронтам фашист стал менее заносчивым и более трусливым. В конце 1943 — начале 1944 годов это становилось все более очевидным фактом. Советские самолеты стали все чаще и чаще бомбить тылы врага. Доставалось и деревне, в которой жила повзрослевшая не по годам Анна. От бомбежек деревенские жители прятались по подвалам. Немцы же прятались в вырытых блиндажах и окопах, по которым в основном наносила удар Советская авиация. После таких бомбежек фрицы тщательно, но безрезультатно обыскивали все подвалы в деревне, пытаясь найти в них партизан-наводчиков. Во всем их поведении сквозили обреченность поражения, угрюмость и трусость.

Последним аккордом фашистской оккупации в их деревне стал апрель 1944 года, когда в больших кострах захватчики сжигали и свою амуницию, и награбленные вещи. Анна помнит, как деревенские бабы выхватывали из пылающих костров детские игрушки и другие вещи. Затем фашисты спешно покинули деревню, и в нее стремительно ворвалась Красная армия, а вместе с ней такая долгожданная счастливая мирная Советская жизнь!

С той поры, 9 Мая самый дорогой, самый светлый и самый святой праздник на свете, потому как Великая Победа над фашизмом досталась нашему советскому народу такой тяжелой и кровавой ценой.

Тамара

Великая Отечественная война, разразившаяся в 1941 году, застала Тамарину семью в поселке Балакирево Владимирской области, где ее отец, ветеран советско- финской войны, работал дежурным по станции. Пятилетней девочке навсегда врезались в память проходившие мимо станции Балакирево составы поездов с ранеными советскими солдатами и разбитой военной техникой, а также каждодневные бомбежки, от которых местные жители укрывались в бомбоубежище. Это были самые страшные дни проклятой и незваной войны, от которой всем детям приходилось жить холодно и голодно.

Однажды во время очередного авианалета бомба с фашистского самолета попала в головной паровоз санитарного поезда, разбив вдребезги все передние вагоны. Тамара вместе с другими жителями поселка и детьми стала невольной свидетельницей того, как на оборванных проводах висели куски человеческого мяса, от которых исходил дьявольский пар в морозном ноябрьском воздухе.

После такого пережитого кошмара каждый нормальный человек уже не просто ненавидит войну и врага, а становится подлинным патриотом своей Родины, которой он будет беззаветно и преданно служить до конца своих дней. Дружба, солидарность и патриотизм в годы войны для советских людей стали не пустыми праздными словами, а их образом чести и жизни.

Тамара помнит тот период войны, когда они, голодные маленькие дети, кто с котелочками, а кто с бидончиками выстраивались в очередь к кухне санитарного поезда за едой. Раненые солдаты отдавали им свои больничные пайки и продукты товарищей, умерших от тяжелых ранений. Это было как раз то добро, то настоящее единство, которое стоило заслуженной Победы, которая конечно же пришла, ибо иначе и быть не могло.

Победа ворвалась на станцию Балакирево составами, полностью забитыми солдатами. На открытых платформах и в «теплушках» играли гармони да баяны, а красноармейцы все время пели и отплясывали. Была весна, кругом цвела черемуха да сирень, и девчата букетами осыпали своих победителей, а те, в свою очередь, кидали им в ответ трофейные немецкие вещи. Ликовал весь народ…

После войны разбитую станцию и всю округу восстанавливали пленные немцы, которые теперь вели себя очень смирно. Тамара вспоминает, что кормили пленных лучше, чем наших солдат, которые их охраняли. Им давали из котлов рисовую или гречневую кашу с топленым маслом, а иногда, благодаря нашим солдатам из числа охраны, такая еда перепадала детям. Жили немцы в вырытых ими же землянках и блиндажах, так как станция была почти вся разбита, в оставшихся домах ютились местные жители, проживая по три-четыре семьи. Пленные немцы работали везде: кололи дрова, косили траву, заготавливали сено, строили дома и прочее. Мать Тамары часто кормила их овсяными лепешками с киселем, из-за чего однажды поссорилась со старшей дочерью:

— Мама, они же фашисты, они бомбили и убивали нас, а ты их лепешками кормишь, — с упреком сказала дочь.

— Я все вижу, они не виноваты, их заставляла власть фашистов, — спокойно отвечала ей мать. — Если мы будем поступать с ними так же, как их заставляли поступать с нами, то чем мы лучше их? Запомни, в этом мире только добро может уничтожить зло.

Эти слова своей матери Тамара Андреевна Шимченко пронесла через всю свою жизнь, и теперь она, спустя столько лет, может повторить их без колебаний, уверенно и твердо. Теперь она знает точно, что такой народ победить просто невозможно и об этом должны знать все.

Диверсанты

Дело было в селе Вязовка, что под Сталинградом, на левом берегу Волги, в канун переломной битвы 1942 года, когда решалась судьба всей Великой Отечественной войны, рабоче-крестьянского Союза. Семья нашей маленькой героини Люды с трогательной фамилией Душа находилась как раз там, в эвакуации. Это были ее мама, три старших сестры: Лена 7 лет, Лиза 11 лет и Лариса 13 лет, а также новорожденный брат Сергей.

Напротив их дома через дорогу стояла школа, в которой располагался госпиталь. Четырехлетняя Людмила, ее сестры и другие дети все время проводили там и чем могли помогали раненым красноармейцам. Они разговаривали с ранеными, читали стихи, перевязывали раны и выполняли другие поручения. Солдаты были очень дружны с детьми, просили приходить почаще, угощали их сахаром из своих пайков.

Однажды раненые бойцы попросили детей принести им палки, чтобы они могли ими отбиваться.

— От кого Вы тут в больнице решили отбиваться? — недоуменно спросили дети.

— От диверсантов, — угрюмо отвечали красноармейцы, вытаскивая из-под кровати огромную убитую крысу.

Оказывается, с поля боя везли столько раненых солдат, что в госпитале кроватей для них не хватало, и многие просто лежали на полу. Большинство бойцов были в очень тяжелом состоянии, ночью теряли сознание, из их ран текла кровь, на запах которой крысы прогрызали норы и пробирались в комнаты. После этого утром раненые обнаруживали, что у одного отгрызено ухо, у другого часть носа и так далее. Палки, принесенные детьми, стали именно тем оружием, которым раненные солдаты стали уничтожать этих кровожадных и ненасытных «диверсантов».

Но была и настоящая диверсия со стороны фашистов. Однажды темной ночью они сбросили на парашютах мышей, зараженных туляремией. Среди населения началась эпидемия этой страшной болезни, из десяти зараженных выживало только четверо. Мать Людмилы подвешивала хлеб в сумочке на веревке, на утро на его месте все равно оказывалась куча мышей. Они были повсюду. Это было целое нашествие больных мышей, которых мертвыми каждое утро мать Людмилы вместе с ее старшей сестрой Ларой убирала целыми кучами. В конце концов, они заболели этой гадкой туляремией и попали в больницу. Наступил самый сложный период эвакуации, да и всей войны, для этой многодетной семьи, когда четверо малолетних детей остались вообще без взрослых, один на один с суровой реальностью. Вся тяжесть семейных забот легла на плечи одиннадцатилетней Лизы, которая теперь топила печь в доме, стирала, убирала и присматривала за своими двумя младшими сестрами и братом. Раненые солдаты делились с детьми своими пайками, чем в трудную годину спасли от голода и смерти их семью.

Эту фашистскую диверсию, этот ад и лишения Душа Людмила запомнила навсегда. Кто-кто, а она-то знает настоящую цену Великой Победы дружного и сплоченного Советского Народа над фашизмом. Душа Людмила Никифоровна пронесла Победу 1945 года с собой через всю свою жизнь.

Когда в 1970 году 9 мая у нее родилась дочь, она не задумываясь назвала ее Викторией. Да…. Такой народ победить невозможно, ибо душа его божественна, а помыслы всегда чисты…

Провидение

— Папа, а сколько лет нашему дому? — спросил как-то Ярослав своего отца.

— Не знаю сынок. Мы его с твоим дедом Ильей купили во время войны за пятьсот марок, — неохотно ответил отец, который не любил вспоминать о том времени.

— Что-то слишком дешево, да еще в центре самой Коломыи. Расскажи, как это было? — не отставал от него заинтригованный юноша.

— Этому событию предшествовала одна небольшая история, которая изменила жизнь всей нашей семьи, и которую я буду помнить всегда, начал свой рассказ постаревший гуцул.

Не успела Красная армия освободить нашу Галичину от польского ханства и его ига, когда всем не только запрещалось говорить на родном украинском языке, но и работать в статусе квалифицированных специалистов, как началась новая война — Великая Отечественная — и оккупация в лице фашисткой Германии и ее сателлитов. Конечно же, народ не просто затаился, но скрыто вел сопротивление методами партизанского движения и подполья. Однако было много и таких, которые были рады прислуживать и пресмыкаться перед нацистами. Вот такие мерзавцы и сдали моего отца и меня, десятилетнего мальчишку, в гестапо за то, что мы укрывали у себя в сарае раненного партизана. Благо, тот, предупрежденный нами, успел уйти в лес, который солдаты великого Вермахта безуспешно прочесывали весь его световой день. За все это фашисты приговорили нас к расстрелу, обязав румынских солдат исполнить эту низменную функцию.

Все село молчаливо сочувствующим взглядом провожало нас в последний путь, и только Иван, мой двоюродный брат-погодка, увязался за нами, бросая на ходу камни по сторонам. В тот момент, когда мы переходили мост через речку, один из таких брошенных камней, случайно попал в мину — ловушку и прогремел взрыв. Румыны с перепугу попадали на землю, а мы с отцом что было мочи рванули в лес. Напрасно потом румыны беспорядочно стреляли по деревьям, елкам и кустам; гонимые страхом за свою жизнь, мы были уже недосягаемо далеко.

Спустя несколько дней мы вышли из леса на окраину Коломыи. Это были страшные дни скитаний, холода и голода, которые я и сейчас вспоминаю с содроганием. В городе у отца были знакомые, которые помогли ему с работой, а затем на заработанные деньги отец купил этот дом, из которого от нацисткой кровавой расплаты успела бежать еврейская семья. Таких пустующих домов по городу была тьма. Были дома и получше, но мы выбрали именно этот не только потому, что он был в центре города, а скорее оттого что он отдавал каким-то теплом и уютом, какой- то положительной энергетикой, которая всегда и везде охраняет и бережет чистые души их помыслы.

— Не знаю, есть Бог или нет, — подвел итог бывалый гуцул, — но то, что существует провидение — это факт! Оно есть символ правды и греха, оно сопровождает нас всю жизнь от рождения до смерти.

После короткого отцовского рассказа Ярослав глубоко задумался о смысле жизни, о добре и зле, о предательстве и героизме, и о том, что именно после таких общений с родителями прописные истины становятся твоим вторым «Я».