п о э м а
- Детям,
- внукам,
- правнукам
- посвящаю.
… Si tamen a memori posteritate legar.
Ovidius P.*
- Временами мне пишется сносно,
- чаще - вяло, и часто - мало.
- Только трав луговиною росной
- вдоволь кашивал я, бывало.
- Там всё просто, как шрифт по ГОСТу:
- наточил себе косу-бритву,
- поразмялся шагов этак со ста -
- разрешилась проблема ритма.
- Впору всё: и коса, и рубаха.
- За укосы не беспокоясь,
- мне казалось, учёного Маха
- оселочком заткну за пояс.
- Мир единый, без тайн многоточий,
- луг зелёный - трава и трава -
- чёрно-белою стайкой сорочьей
- вновь разбился нежданно на два.
- Там, где раньше не ведал мороки,
- выгнул стан вопрошающий злак,
- в разнотравьи запутались строки,
- лезет в рифму ползучий сорняк.
- Мне в копну чемерицы не надо:
- яд коровий. И в толк не возьму,
- кто суёт нам три осени кряду
- вместо родины «эту страну».
- Пусть рассудит высокое небо,
- перепутья тележного следа
- той поры, что почти не застал,
- и едва ли вполне разгадал.
- Глава первая
- Р А Д У Н И Ц А
- Часть 1. Б А Б К А
- I
- Сухое ненастье -
- свежо и прозрачно,
- почти осязанье простора
- и детское счастье
- и хвойное море.
- А с крыши
- окрестных селений строенья
- марь обнажает.
- Бабка Устинья,
- внуков задоря,
- полёт касатки сравнила
- с подоблачным Илом,
- а старшенький Юрик
- спорил
- до хрипоты и боли.
- Бабка Устинья
- пятнышко сини,
- мгновенье слепящей лазури
- тепло называла: «Старое небо»...
- Старое небо -
- оконце вчерашней лазури,
- в июле, без солнца,
- в слоистой завесе,
- летящих к востоку,
- в осоку, в болото,
- с кувырками и перебродами,
- над полями и огородами,
- облаков, высоких и низких;
- близко,
- могу зацепиться
- для мига полёта
- хотя бы до леса,
- хотя б до навеса,
- до крыши, где не был.
- Старое небо...
- Хоть сколько беги -
- не жарко.
- Марко,
- зачем за русалкой?
- Ведь сказка и небыль.
- Старое небо...
- В упругий орешник -
- с разбегу,
- лицо заслонив пальтушкой.
- Игрушки -
- колёса от старой телеги
- и прятки.
- Зачем у деда припадки?
- Тот - чёрный,
- а тот - конопатый -
- загадка.
- Зачем лопата,
- когда есть трактор
- и плуг сохатый?
- Яблоко упало,
- душистое и сладкое,
- а червь зачем?
- Сухого ненастья
- глазищи большие -
- сухие.
- Не сыщешь
- удобнее играм соседства.
- Свежо и прозрачно
- лето на даче
- в детстве.
- II
- Очи наш
- вижу неси на небесах
- да сместится имя твое
- да привидит царствие твое
- забудет доля твоя
- маки на небеси
- и на земли
- хлеб наш растущий
- дашь нам весь
- и оставь и нам долги наши
- на коже и мы оставляем
- дождиком нашим
- и не веди нас во иссушение
- но изба и нас от лукавого
- аминь.
- ...Потом бабушка понизила голос, и ее шёпот
- стал совсем непонятным.
- III
- Когда распинали Христа
- на Голгофе,
- он плакал,
- смиренно, не в голос.
- Единою каплей
- слезинка в орбите застыла.
- Как невыносимо
- Христово мученье -
- так свято терпенье.
- В долу, где дубрава
- с подлеском лещины
- и редкой осины,
- есть ключ неприметный.
- При боге поветном,
- древнейшем Велесе,
- под пологом леса
- стада отдыхали
- и пили прохладную воду.
- Не годы - столетья
- с тех пор прошумели,
- и сотни деревьев
- упавших истлели,
- и ключ обессилел.
- Лишь влажные мхи
- да особая зелень
- растений
- остались, как вехи.
- Тянусь за орехом:
- хоть ясно и сухо -
- но скользко.
- Тот ключик названье имел:
- Божья Слёзка.
- Поодаль, внизу,
- там, где сыростью тянет
- и дягиль царит,
- валериана дурманит и тина -
- просела плотина.
- Коней тут купали.
- Я слышу
- протяжные песни русалий,
- когда на Купалу
- костры полыхали,
- и пляски ночные
- колёса Ярилы
- катили по росам
- с горы на покосы,
- и зелень берёзы,
- живительной силы,
- в дома уносили.
- Одни только слёзы
- Иисуса остались
- от капищ-святилищ,
- забытых столетий,
- эпох и наречий,
- племён и народов
- всесильного Рода,
- скупые терпения слёзы.
- IV
- Вести от кошки
- с задушенной лаской,
- за ковшиком квасу -
- от косцов, грибников,
- прохожих;
- каждая - редкость,
- каждая - новость,
- на прежнюю не похожа.
- Иван, прадед,
- лапти ладил,
- случалось, малярил,
- но пил
- за всех правнуков вместе.
- От бабушки вести:
- намедни цыплёнка,
- наверное, ястреб унёс;
- корова-назола,
- гляди-ка, с телёнком
- опять навострили в овёс.
- Бегу с хворостиной -
- и полное вымя
- заходит мешком ходуном.
- Такая большая,
- а не различает
- границы с колхозным добром.
- «Пусть правда, сыночек,
- и хуже - да лучше» -
- не очень понятная весть;
- ведь было «сыночку» -
- раз помню тот случай -
- годочков, наверное, шесть.
- Спокойно жила
- с этой правдой старуха,
- всерьёз никого не боясь,
- единственно, разве,
- что за полночь в ухо
- залезет «кака-нето» мразь.
- V
- На углу, где бочка с квасом,
- кирпича воздушной массой -
- церковь Спаса.
- Ни священника, ни рясы
- нет у каменных балясин
- возле Спаса.
- Хлебный запах, тёплый, резкий
- (на троих - кило с довеском) -
- ближе Спаса.
- В лавочку «У инвалидов»,
- где подушечки с повидлом -
- мимо Спаса.
- В баню, где как в школе классы,
- пахнут вениками кассы -
- дальше Спаса.
- И на многие кварталы
- церковь выше всех стояла.
- Фриц бомбить пытался дважды -
- знает каждый.
- Оба раза не попало -
- устояла.
- В ювелирной кладке - сколы
- от осколков.
- Дяхон, прямо на кушетке,
- пролетел в подвал к соседке -
- случай редкий.
- Но бывали и обманки,
- как болванки
- без тротиловой начинки,
- лишь опилки
- (немцу пакостил отменно
- русский пленный);
- у соседей на дворе
- в каждой крыше по дыре.
- Запряжём трамвай в салазки -
- мимо Спасской,
- и отцепимся моментом,
- если менты.
- А язык на рельс - опасно,
- даже на спор:
- оторваться невозможно,
- только с кожей.
- Под вагоном - не до брёха -
- очень плохо.
- Если бы не крик истошный, -
- вовсе тошно.
- Я побрёл как простынь белый,
- очумелый,
- у подножки мой спаситель
- чистит китель.
- Шустрые мои погодки...
- кто - совсем, кто - без походки.
- Спас стоит, как будто влитый.
- И родного динамита
- миновал его фугас;
- сверху - галки, снизу - квас.
- В переулке - знак дорожный
- стрелкой тычет в церковь: «Можно» -
- как укол в поддых, по нерву
- раздобревшему неверью.
- К храму повернуть легко,
- но до Бога далеко.
- Пацаны, крутя педали,
- знаков вовсе не видали.
- VI
- Счёт годам - морщинкой новой
- возле глаз и рта.
- А горели Воробьёвы
- трижды. И дотла.
- В сушь - ветра обычно с юга,
- в мокрядь - поперёк.
- Избы ставили друг к другу
- цепью на восток;
- и тянулися порядки
- длинной чередой.
- Ветер в окна - всё в порядке,
- но бывало - вдоль.
- Как пойдёт... за хатой хата,
- бед страшнее нет.
- Не умолкнет стон набата -
- занялся сосед.
- От пожара до пожара
- сколько ни копи...
- И за что такая кара -
- бабам печь топить?
- Каждый день, зимой и летом,
- очагу - огня.
- Впрочем, женщины об этом
- знают без меня.
- Мой рассказ о том, как Устя
- до последних дней
- самой бросовой капусты
- не брала с полей.
- Вороха подножных сучьев
- перетюкал дед;
- ни ольхи, ни что получше -
- бабушкин запрет.
- Говорят, наш век - полётов,
- лазера, авто.
- Я добавлю: век налётов
- и больших замков;
- наискуснейшей охраны
- собственных квартир
- и державного кармана
- безотчётных дыр.
- Да простят меня за крайность,
- но неужто впредь
- нас спасёт такая «малость» -
- раз дотла сгореть?
- VII
- Если под вечер тихо
- и заря огнём -
- не нагваздает дождём.
- Передвижка - по частям,
- с передышкой, с антрактом,
- стрекочущая и мелькающая.
- Знающие толк
- в четырехтактном движке,
- тарахтящем в акациях -
- кто без рубля в кошельке -
- непременно напакостят
- «на самом интересном месте».
- Тогда всем вместе
- можно свистеть и топать,
- пока не стрекочет
- и в темноте хлопочут.
- Ночью обратно топать
- те же четыре версты.
- В приливах смешинок,
- в стайке девчачьей
- шагаешь ты - и всё иначе:
- собственный голос
- басистей и глуше,
- плечи шире, ревнивые уши,
- реплики, мнения
- посылаются ей,
- под её настроение -
- тайный диалог через друзей,
- только двоим понятный.
- Пятна стогов невнятные,
- на взгорке -
- крайней избы кокошник.
- Звёзды - по плошке.
- Киношник, поди, матюгается:
- кто-то сумел в потёмках
- всучить пятёрку
- с двуглавым орлом,
- тоже голубенькую,
- как наша. Теплом
- опахнёт, и тут же волною -
- ольшаников сырость,
- и снова - сосною.
- Пересчитаем герцы
- в кузнечиковом скерцо
- и покажем соседу,
- где Андромеду
- везёт Пегас.
- Луна - таз для варенья,
- медный и тусклый.
- По стланям узким
- сырыми местами -
- визги и ойки,
- кеды, ковбойки,
- ботики, блузки,
- локти и талии
- Тольки, Натальи,
- Юльки и Сани.
- Тревога касаний
- плеча иль ладони.
- Не помню, какая ты,
- но первая - помню.
- VIII
- Ты знаешь,
- как пахнут письма любимой?
- Ты плавал с любимой
- по гротам созвучий
- и дебрям пахучим?
- А голос её тебе снился?
- Ты бился
- о камни столиких сомнений?
- К тебе приходили
- тревожные ночи,
- желанные очи,
- виденья немые?
- Ты видел
- когда-нибудь окна любимой?
- А радугу в поле
- вы вместе искали?
- Да ты утопал ли
- в глазах искромётных?
- Не лжёт ли
- твоё отрешённое сердце,
- и ты не мечтаешь
- плутать бесконечно
- по тропам столетий,
- по судьбам и сказкам?
- Напрасно
- твердишь, что прошло озаренье,
- мечты пересохли,
- горенье иссякло,
- что пробовал всяко -
- нигде её нету.
- Рассветом
- ищи её в сонном тумане,
- трамвае последнем;
- пройди все музеи,
- сады, галереи,
- вокзалы и пляжи.
- Однажды
- ты тронешь цветущую вишню
- и вдруг убедишься,
- что, юная вечно,
- весной бесконечной
- сама тебя ищет.
- 11
- Часть 2. Д Е Д
- I
- На стерне - снопов стада
- и погонщик - цеп.
- Словом, у людей страда
- основная: хлеб.
- По гумну молодка мечется.
- То ль проделки тёмной нечисти,
- то ли шуточки жестокие:
- нет сыночка синеокого.
- Давеча кормила, тискала,
- пеленала в плат батистовый,
- песней тихою баюкала,
- прятала от солнца лютого.
- Пёс спросонья сделал круг,
- замер и скулит.
- Под мякиной на ветру
- мальчик, сытый, спит.
- Понемногу стихнет гам,
- смех и пёсий лай.
- Синеглазый мальчуган -
- дед мой, Николай.
- II
- Припорошенный сединами,
- под часами, под старинными,
- что давно молчат,
- лапти для внучат,
- не забавы зимней ради,
- дед плетёт, в колени глядя.
- Кочедык, на кузне кованый,
- в лыки нос суёт шлифованный,
- по колодке бьёт.
- - Вот зима пройдёт -
- будет чем топтать чернику,
- круплянику-землянику.
- Босиком нельзя:
- а случись - змея?..
- III
- Посуди, с какой бы стати
- снова лапти?
- Годы катят,
- и крестьянский старый быт
- основательно забыт.
- Той неправедной нужде
- (при живом царе-вожде),
- если и пристало свойство
- самобытности, геройства, -
- так оно не от лаптей,
- а чего-то... половчей.
- Я далёк от умиленья
- стариной. Но восхищенье
- всем, в чём суть её уклад -
- это в самый аккурат.
- И ещё, совсем пустяк:
- автор этих строк, вахлак,
- грубых пары две бахил
- сам с лаптями износил.
- Лапоточек ты мой летний,
- в шашечку мотоциклетный
- путаный следок
- на крестах дорог.
- IV
- Толстой -
- это старик с сохой
- на пашне с белой лошадкой.
- На шаткий
- взобравшись стул,
- увидишь на картинке детали.
- Только за это ругали,
- пугая забинтованной головой,
- как летась
- после кордебалета с печи.
- Голову трудно лечить.
- Всё до случая.
- У деда была падучая,
- не то чтоб жестокая,
- но тётки, над нами охая,
- боялись: а ну как
- во внуках аукнется?
- И не приведи господи,
- кому головой стукнуться.
- Толстой и толстые книги,
- одетые в кожу, -
- одно и то же.
- Это проще простого.
- Труднее: наш дед - толстовец.
- И почему с достоинством,
- но будто с оглядкой,
- вполголоса?..
- Мяса и рыбы не ел. Почти.
- Говорят, запретили врачи.
- Каша и простокваша -
- панацея доктора Мечникова.
- Да больше и нечего.
- Вперекор бедолаге-отцу,
- даже лёгонькому винцу
- не позволял куражу
- в домашних нечастых застолицах…
- Кто-то слышал:
- тайком, за околицей,
- дед, один на один с косогорами,
- пел, и мощно гудел его бас.
- Он всё лето корову пас.
- А когда-то певал в хоре.
- Принадлежность к тому собору
- до сих пор обитает во мне
- (хоть в вокале ни бе ни ме).
- Окромя «Чуют правду...» Глинки,
- не припомню такой картинки,
- чтобы дед уступил и спел.
- Работу любил и умел,
- ломовую и нудную,
- пустяковую, буднюю.
- Летом - лапти,
- зимой - сапоги, то есть валенки,
- до первой проталинки.
- Так в делах и пропал, исчез.
- За три дня прочесали лес...
- Крест дубовый я сам мастерил.
- Ничего, что он лба не крестил.
- Писал - залюбуешься,
- говорил - не пересказать.
- И как знать,
- что помогло
- этому плетению слогов,
- ритмов разнокалиберной ячее
- в перебинтованной
- моей голове.
- V
- Далеко, где в дымке гать
- обогнул просёлок,
- с крыши мельницу видать
- сквозь макушки ёлок.
- Если машет, значит - в путь.
- Дед несёт два пуда,
- у меня - не как-нибудь -
- с полведра покуда.
- Мельница верстах в пяти,
- больше мне не донести.
- Белый ветер.
- Белый день.
- Небо синее.
- Мельник - шапка набекрень,
- будто в инее.
- Самокруточка во рту
- на беседу.
- У меня спина в поту,
- как у деда.
- VI
- На дороге лошадь пала.
- Девка с флягами пропала,
- да еще и с молоком...
- К деду, в самый крайний дом,
- тихо стукнули. С гвоздя
- снял чапан, видавший виды,
- и, минуту погодя,
- вышел в ночь. Ни зги не видно.
- Пообвыкнув в темноте,
- на горе у перелеска,
- что без малого в версте,
- отыскали это место.
- Ладный был когда-то конь.
- Рухнул и почти не бился.
- Лишь ослабили супонь -
- будто кто с дороги сбился
- и к себе во тьму зовёт,
- где ни конный и ни пеший
- в эту пору не пойдёт,
- разве что чужой, не здешний.
- - Дядя Коль, собака... Слышь?
- Ни мороз ей, ни потёмки.
- - Чья собака, говоришь?
- Не собака, дочка, - волки.
- Взад-вперёд поклажу фляг,
- волоком по мёрзлой пашне
- подтащили кое-как -
- и на двор. Конечно, страшно.
- В половине изб темно,
- мужиков война уносит.
- Конь - не конь, а всё ж добро;
- как смотреть, а то и спросят...
- Утро ночи мудреней.
- Скоро бегает девчонка.
- Из порожних лошадей
- дали тощую клячонку.
- Что сначала, что потом,
- я выдумывать не стану:
- то ль слетевшихся ворон,
- то ль объедки волчьей стаи
- обнаружили они -
- всё едино. Много позже,
- как пойдут на убыль дни,
- на блокадные похожи,
- да зайдёт с ружьём сосед,
- бабка, хороня улыбку,
- заведёт про то, как дед
- волка ободрал как липку
- и полуденный удой
- (волк от страху так и трясся)
- выменял за тушу мяса.
- - Конь был, видишь ли, худой!
- А без шуток, той зимой,
- вздумай дед на студень ножку -
- прогнала бы с кочергой:
- проживём, мол, на картошке.
- VII
- Глаза у Лушки,
- что дали ветлужские -
- бездонные и синие...
- В бокалде осина
- рукав замочила.
- В колках вальдшнепиных
- дрожат паутины,
- и крик парохода
- о будку ОСВОДа
- разбился с размаху.
- Где паводок плаху
- заякорил в сучьях,
- над глинистой кручей
- и язевым плёсом
- вертелись колёса
- на срубах колодцев,
- и Лушка водицы
- «катила» напиться.
- В бадье запотелой
- купаются ели,
- а Лушкины косы
- тоскуют о росах,
- рассветных туманах
- и шорохах странных,
- какие в романах.
- Солнце скатилось
- в вечернюю сырость;
- девчонка смеётся,
- что пью, а не пьётся.
- В черничных борах,
- в вересковых глазах
- утонуло лукошко.
- И душно немножко,
- и грустно немножко,
- что рядышком где-то,
- в плодах бересклета
- кончается лето.
- Подстрижены долы,
- в ольховых подолах
- пожухли очёсы.
- Припрятаны косы
- в шипиге дремучей.
- И если б не тучи
- голодного гнуса,
- не зуд бы укусов -
- я, может, остался
- ещё ненадолго;
- когда бы не Волга
- и волжские дали,
- намного бездонней,
- намного синее,
- не будь бы глаза
- у волжаночки Вали
- намного бедовей,
- хоть чуть голубее.
- VIII
- Дом степенный, пятистенный,
- две трубы - шестерики...
- В год лихой, послевоенный,
- зачастили мужики.
- Время было для курящих -
- не расскажешь - сущий ад:
- без газетки завалящей
- ни к чему и самосад.
- Никакой тебе бумажки,
- кроме школьной промокашки
- да трухи мышиных гнёзд,
- не сыскать на много вёрст.
- Книжки, у кого и были,
- все давно пересмолили,
- а у деда в двух шкафах -
- настоящая лафа.
- «Где взял?» - «Видел давеча
- Николай Иваныча».
- Знал ли ты, товарищ Сталин,
- что осталось от читален?
- Избачи позапропали,
- полегли, и книги стали
- в суматохе разных дел
- только избранных удел.
- «Лучше уж курильщикам,
- чем жукам-точильщикам» -
- дед был прав: что уцелело,
- потихоньку устарело.
- На моей особой полке -
- прежней роскоши осколки,
- частный книжкин пансион.
- Дом без книг - сарай, не дом...
- В зимней половине - горка,
- не с посудой: Пушкин, Горький,
- и Некрасов, и Толстой.
- Книг особый дух, настой
- княжил за стеклянной дверцей:
- Зощенко, неполный Герцен,
- и лечебник от простуд,
- и невесть откуда - «Жгут».
- В летней - поновее горка,
- с книжками внабивку, горкой,
- тонкими, всего в тетрадь,
- с дореформенною ять.
- Все они - по пересылке
- от Рубакина... С коптилкой,
- в бездорожьи, по селеньям,
- с лампою семилинейной,
- не чума и не напасть,
- завелась в России страсть.
- Было страсти той названье
- гордое: образованье
- с кратким префиксом само.
- Всё перезабыл давно,
- или время больше просит,
- несмотря на годы, проседь
- в поумневшей голове -
- вот тебе брошюрки две.
- Как выделывать цигейку,
- ботничок пролить смолой -
- книжки стоили копейки
- или вовсе ни одной.
- Кто нежданную свободу
- от помещичьего рода
- не понёс тогда в кабак,
- не сменял на «абы как» -
- тот сумел подняться выше
- приходских училищ крыши.
- Так что царь-Освободитель
- был ещё и Просветитель.
- В годе пятом - больше слушай,
- сколько было революций -
- но задаром Петербург
- многотомнейший гроссбух
- издавал и слал посылки
- про гипноз и молотилки,
- мимикрию, витализм,
- Карфаген и атавизм;
- да ещё считал за честь,
- коль соседу дашь прочесть.
- Книг подобной мощи вала
- до тех пор страна не знала.
- По числу торговых лавок
- трёх царей стараниям
- вышел кой-какой добавок
- только при Булганине...
- Так, с полезною утехой
- целую библиотеку
- дед собрал. И без натуги
- слыл учёным по округе.
- Знатоком, ей-ей, не станешь,
- если вскользь перелистаешь
- гору кубометров в пять.
- Надобно ещё - читать.
- Говорить легко: само.
- И гулянки, и вино
- отменил Рубакин-«ректор».
- Сам себе студент и лектор,
- сам - вершитель экспертиз,
- а семестр - длиною в жизнь,
- шириною - в белый свет.
- Вряд бы университет
- позаканчивали внуки
- без рубакинской науки.
- Путнику свеча во мраке,
- «лоцман в море книг», Рубакин
- был кумир. Я верно знаю:
- тёзки, оба - Николаи,
- состояли в переписке.
- Из Швейцарии неблизкой
- ученик прилежный, дед
- много дней хранил пакет.
- Нынче и ежу понятно:
- книги вовсе не бесплатны.
- А Россия, по Гайдару,
- спину гнёт почти задаром,
- супер-шопы, по Чубайсу,
- знай нахлёстывают прайсы -
- так сказать, творения
- гения безвременья.
- С песней, что скорее - плач,
- едут шагом, а не вскачь.
- На теперешних развалах,
- в наглянцованных обложках
- порнография - навалом.
- Ладно б титьки или ножки...
- Где вы, Гейне и Есенин?
- Тут приличней на «офене»:
- похотливые герои
- чуть ли не с тугой елдою
- пресловутого Луки.
- Куда едем, мужики?
- В этот раз свою свободу,
- по живучей старой моде,
- загоняем на панель,
- в клуб ночной, читай, - бордель...
- Пожалей, однако, краски.
- Этой дикой свистопляске
- место в следующей главе -
- там, на Ведьминой горе.
- Книг теперь почти не ищут:
- всё - в компьютерном умище.
- Не садится пыль совсем
- в паутину микросхем;
- знай себе - дави на кнопки.
- Друг мой, дело не в походке,
- но куда с креста дорог
- твой потянется следок,
- на какой ещё тусовке
- остановятся кроссовки.
- Клавиши не пахнут краской,
- духовитой, типографской,
- коленкором, ледерином
- и бумагою старинной,
- а живой язык помет -
- вне ума сухих дискет.
- Диск - сама пародия
- на «Кирилл-Мефодия»;
- поиграл - и выбросил,
- если кто не выпросил.
- Впрочем, было бы всё просто,
- если на людских погостах
- не встречался бы гранит,
- всей вселенною забыт.
- Всё уходит... безвозвратно.
- Только книге - рановато.
- Пролетели сорок лет
- с той поры, как вышел дед
- в свой последний путь из дому.
- И не только мне - любому
- лестно слышать, что молва
- о родных ещё жива.
- Долгой памяти причина,
- может быть, наполовину,
- спрятана между страниц
- книжек в тоненьких обложках,
- в доме чистых половиц
- и уютной дрёмы кошки.
- Остальное - по листам,
- по моим черновикам
- затерялось после правки...
- Пусть домыслит каждый сам,
- до конца осилив главки.
- IX
- Туда, где дед мой лапти плёл
- под вьюг февральских вой,
- я привожу на диво сёл
- «масковский» говор свой.
- Я вспомню, как обочиной
- гонял велосипед,
- с засученной порточиной
- ждал в очередь сосед.
- С тех пор тропою ломкою
- себя в себе ищу,
- чего не надо - комкаю,
- кого нельзя - прощу.
- Прости и ты, не сетуя,
- в сирени не таись.
- Мне надо - и уеду я
- в асфальтовую жизнь.
- Вернусь в кварталы шумные
- затем, чтобы дошло,
- откуда всё разумное
- на свет произошло.
- Крылечки вдоль по улице,
- притихшие, стоят.
- Двухсестный мой как курица
- кудахчет самокат.
- X
- Не каждый, даже и старик,
- расскажет про пароль особый,
- семейный. Гласный долгий крик
- словами передай попробуй.
- С ним и встречали в темноте,
- к обеду звали или просто
- обозначали: «тут мы все,
- сюда иди, черники - вдосталь».
- Чужому зов не повторить:
- он больше пелся, чем кричался.
- В нём и мелодия, и ритм,
- и путь к своим, коль заплутался.
- А заблудиться было где:
- Озерцы, Вошинский, Кокуи;
- в названьях музыку простую
- мальчишки слышали везде.
- В туманах Воздеманка мокла
- и в родниках - гора Гремячья,
- на Ишинской дороге, около -
- овраг Вершиною Телячьей.
- Ручей заросший Вергилейка -
- смородины совсем маленько.
- Сосною знойной Калениха -
- вся в землянике.
- В тени загадочной
- был ключик Кадочка,
- а под берёзкой -
- ключ Божья Слёзка.
- С дороги Ишинской -
- на гору в Вошинский.
- Кричать по-нашему
- дано не каждому.
- Под синим куполом,
- под тучей низкою -
- ладошки рупором,
- в четыре дисканта:
- «Де-ду-шкаа - а-аа - а-аа - а-а»...
- И слушать, как растёт трава.
- Нам эхо радостно,
- иль близко, рядышком:
- «Ой-йоо - о-оо - о-оо - о-ёй».
- И восемь ног бегут домой.
- За ними вслед придёт и дед,
- а значит, скоро и обед.
- В тех местах бывать -
- мне в радость,
- разве что чинить ограду -
- повод скорбный, долг внучат.
- К лесу выйди, где стоят
- две сосны годов по двести
- и на том же самом месте
- ты... по-нашенски... как прежде...
- Но наведываюсь реже,
- всё какие-то помехи...
- А в ответ тебе - лишь эхо,
- хриплое и куцее -
- в лучшем случае.
- Глава вторая
- Т Р Е Б Ы
- I
- Расскажу-ка, внуки, вам
- про Семёна Жукова.
- Жил он одновременно
- с написавшим «Демона»,
- а отец его, как знать,
- мог с французом воевать.
- Жаль, что о корнях его
- неизвестно ничего.
- Наша родословная
- далеко не полная:
- пращуры как следует
- грамоты не ведали;
- слово скоротечное
- и молва - не вечные.
- Прапрадед Семён (Семашка),
- единственная рубашка,
- спознался с купчиком-рожей...
- Какой-то товар под рогожей,
- каурая лошадёнка,
- краюха да соль в котомке
- и адрес-головоломка
- аж в Нижнем, губернском городе.
- - Свезём, мы народ не гордый.
- И всё. И Семёна не стало.
- У городской заставы
- чины приподняли рогожу:
- - Негоже, паря, негоже.
- Потом разложили крады
- высокой тюремной ограды:
- товар, оказалось, краден.
- Где бы взять мужику в опорках
- воз конфект шоколадных
- в обёртках?
- II
- Кони оставили сбрую
- и не вернулись
- в конюшню. Ночуем
- под крышей амбара зубатой
- мы с братом.
- Слипаются веки.
- В сусеке, где лыжи,
- возятся мыши.
- Чуть слышно
- далёкие тихие грозы,
- как мамкины слёзы.
- «Папа» сказать не умеем
- треугольным письмам
- в портфеле...
- Как налетели
- мессеры фрицев
- и на границе
- чужие залаяли мины -
- почтарка наш дом забыла,
- всё мимо, мимо...
- Сахарина сладкая пудра -
- не каждое утро.
- Крапива - в супе,
- конский щавель
- в деревянной ступе,
- пополам с отрубями.
- Днями - заморского лярда
- ватная масса -
- и снова без масла.
- Прясло упало - встанет,
- наше время настанет,
- и пригодится сбруя.
- Только в годину лихую
- в окнах не видно света.
- Уже которое лето
- «папа» сказать не умеем
- письмам в чёрном портфеле.
- В отцовой тужурке,
- почти что новой,
- тонет брат Юрка,
- я же - совсем нелеп.
- А всё остальное
- давно обменяли
- на хлеб.
- III
- Вершина - овраг полудикий,
- безликий,
- их много стекает в долину,
- водою размытых,
- в корягах и норах.
- Одни только лисы
- щенят своих прячут,
- и ворон
- потомство выводит -
- никто в них не ходит.
- Когда немчуру
- повернули обратно,
- сначало невнятно,
- потом всё слышнее
- молва полетела:
- как будто в овражных
- звериных квартирах
- живут дезертиры.
- Открытый осинник
- не любит вершинник.
- Он полувоенный
- и полугражданский,
- он вроде бы пленный
- по собственной воле
- и в собственном доме.
- Яриться бы злобе
- на свет весь постылый;
- застыла
- душа при голодной утробе
- в окоченелых костях,
- и страх отступил:
- жги, воруй, сколько хочешь.
- Так ум развращённый
- сегодня пророчит
- и ночью
- выводит тропой из оврага
- с ножом и дубиной бродягу.
- А было не так.
- Всё пристойнее было.
- Никто не поверит теперь.
- Лишь зверь -
- слепой со своею
- природною волей
- (и тот не всегда и не всяк),
- но для человека
- обычное поле -
- совсем не пустяк.
- Сарай ли тесовый,
- сосновый
- на калде обшарпанный пень
- да курпажина вишен,
- ивишень белёсый,
- рябая берёзой
- поленница дров,
- чегеня городьба -
- чужой, но ведь кров,
- чья-то пристань, судьба.
- Всё чудом каким-то
- немыслимым слито:
- ухваты и кринки,
- божницы, калитки,
- улитки некошеных трав -
- в магический сплав.
- Вломиться к старухе,
- калеке-солдату,
- сиротскую тронуть избу -
- невиданно, страшно,
- как брату на брата,
- последнее дело, табу.
- Так что ж, дезертиру
- хвалебные оды,
- по моде
- на взгляд милосердный?
- Неверно.
- Отступник окопов,
- где копоть и сеча,
- своё получил.
- Но мне, право же, нечем
- его записать в душегубы.
- То грубо
- отымет в лесу землянику,
- то с гиком
- девчат напугает,
- топор пропадет да ведёрко.
- И только?
- И погреб не взломан?
- И пухом подушек
- не сдобрены стены
- в разводах варенья?
- Никто не украден,
- не бит сапогами,
- не заперт в дому,
- чтоб ошарить кладовку?
- Ей-ей, мне неловко
- на чистой странице,
- в ряду со святою избою,
- писать камуфляжно-чулочные лица
- новейших циничных разбоев.
- Куда Кудеярам?!
- Их злые проделки -
- поделки.
- IV
- Шлагбаум - вверх. Иди,
- в порядке пропуск твой,
- смотри, запоминай истерзанную землю.
- У моря Чёрного, на бухте Голубой -
- граница. И матросский штык не дремлет.
- На вздыбленный бетон
- давно трава вползла,
- и ветер иссушил останки павших.
- Металл с землёй, полки добра и зла
- перемешались в свалке рукопашной.
- Сначала немец нас,
- потом крошили мы.
- Здесь кровью каждый бугорок пропитан.
- В бессоннице тогдашней кутерьмы,
- случалось, не до похорон убитых.
- Пустынно тут теперь.
- Следа живого нет.
- Но что за сатанинская ирония?
- Какой-то умник выложил скелет,
- как будто в атласе по анатомии.
- И все фалангочки
- смирнёхонько лежат,
- случайные, но каждая на месте -
- чудовищный, пустой конгломерат
- без имени, без родины, без чести.
- И кости по одной -
- назад, в кусты, в траву,
- и слышу - падают и бьются друг о друга;
- пытаюсь, но никак не разберу,
- какие с Рейна, с Дона иль Ветлуги.
- Все одинаковы:
- баварец, азиат.
- Как ни кичился истинный ариец -
- измотанный, к земле чужой прижат,
- подняться не даёт какой-то там мариец...
- На бухте Голубой
- к закату - тишина.
- Две гильзы, сувенир - в коробку из-под спичек.
- Под Севастополем, где лязгала война,
- считает вёсны новый пограничник.
- Лопату бы, земляк.
- Непримирим и прах,
- давай-ка закопаем их отдельно...
- Мы руки мыли с ним уже впотьмах.
- К земле прижаты - он уверен - с Рейна.
- V
- Как мамонты, исчезли ветряки...
- Напомнили мне ветхие руины,
- как много на веку своём муки
- смололи деревянные машины.
- Мы старое отбрасываем яро,
- как тусклый дореформенный пятак.
- Но вот моя новёхонькая «Ява»
- телегой встала в очередь зевак.
- Ты, кажется, совсем не изменился;
- Прибавилось лишаистых плешин
- да ржавый флюгер больше накренился
- в осиновую шёлковость тесин.
- Но не гудят у твоего подножья
- в картузах без износу мужики,
- нет мельника, и конь стреноженный
- уж не полощет гривы у реки.
- Шкивы застыли, кованые ленты.
- Я, в технике не слишком искушён,
- вдруг вспомнил и крутящие моменты,
- и передаточные числа шестерён.
- Коней меняют, пьют в одном трактире
- то славные, то подлые дела.
- А я жалею все твои четыре
- размашистых трудящихся крыла.
- И позы нету в этом сожаленьи,
- и не тащу квашню я в каждый дом.
- Трёхфазное бездушное гуденье
- аукнулось хиреющим снопом.
- Я всё приму, и хлебный долг постылый,
- вот только бы опомнилась земля,
- с потухшими глазницами пустыми
- не растеряли избы по полям,
- как наши деды с мудростью исконной,
- от пота обтерев чело,
- по неоткрытому ещё закону
- в согласьи с ветром сыпали зерно.
- VI
- Весна в овраги утекла.
- И как-то поутру
- соседи вывели телка
- на новую траву.
- Ни на кого он не похож -
- забава детворе.
- И долго не стихал галдёж,
- «на чьём бычок дворе».
- Хозяин покрутил усы,
- спор повернул на мир:
- «Из армии вернётся сын -
- устроим общий пир».
- За днями проходили дни,
- бычок жевал молчком,
- лизал ладошки ребятни
- шершавым языком.
- Придёт солдат, наступит срок,
- остался только год.
- Никто не думал, что бычок
- заложником живёт.
- На той неправедной войне,
- где ветер, пыль и зной
- среди камней, в чужой стране -
- солдат вдвойне чужой.
- Осенний серенький денёк
- несмело снег трусит,
- и в ноздри бьёт палёный рог,
- и баба голосит,
- и горем сгорбленный сосед,
- кровавый фартук сжёг…
- Напротив не тушили свет,
- и я заснуть не мог.
- Слезами сердце изнури,
- не получился пир…
- А где-то глубоко внутри
- пал свергнутый кумир.
- VII
- Был чай и на двоих калач.
- Вокзал зашаркал к электричке -
- и время побежало вскачь
- колёс и стыков перекличкой.
- Твердили мне: «Всё будет прозой».
- Нет! Ты подаришь ей стихи
- о песнях вьюг в ветвях берёзы.
- Возьми упругий мастихин,
- размажь детали, обобщи
- глазищи фонарей в пунктиры;
- пристанционные трактиры,
- где тараканы да борщи,
- в пикник у моря преврати;
- вагона нервное дрожанье -
- в сердечный трепет, срыв дыханья,
- в неделю - сто минут пути...
- А утром встанут петухи
- и прокричат в тиши морозной.
- Ей шли мечтательная поза,
- едва заметные духи.
- Но боже мой, какая проза -
- и ветра вой в ветвях берёзы,
- и эти зряшные стихи.
- VIII
- В стеклянной банке с крышкой из капрона,
- все силы бегству тщетному отдав,
- в ногах, под лавкой общего вагона
- грустят лягушки, лапки подобрав.
- Я их ловлю по керженской дубраве,
- познал повадки, вышколил бросок.
- Базарова наследная орава
- с годами не уменьшила сачок.
- Не избежать мне темноты Тартара
- за пытки самописцев и реле,
- за происки ланцета и кураре
- по каплям на безжалостной игле.
- Прыгунья стихнет, видя всё и помня, -
- не мешкая, полезу напролом,
- мозг обнажу и под четверохолмье
- войду едва заметным волоском.
- И стану слушать древний говор клеток
- о том, как резво пролетает шмель,
- как жук застрял в переплетеньи веток
- и кто-то долго уползает в щель.
- В купе напротив местные старушки
- судачат меж собой о том о сём,
- и слово за слово пришли к моей лягушке,
- сначала спутав с жабой, но потом -
- наперебой и про стрелу в осоке,
- и косточки лебяжьи в рукавах;
- казалось, будто в юности далёкой
- всё так и было в керженских лесах.
- Болотный мой народец пучеглазый,
- как с ремеслом своим я одичал:
- в сачке одни амфибии, ни разу
- Премудрой Василисы не встречал.
- Бетонных стрел-опор - шпалеры в ряске,
- и тетива гудит, и мчимся во весь дух,
- старинную затаптывая сказку
- и тайну - как Царевна… ловит мух.
- IX
- Гуси длинные шеи
- повернули на юг…
- Мы продлить не умеем
- лето наших подруг.
- Пусть морозы не скоро -
- грустно мне замечать
- на берёзе укором
- рыжей осени прядь.
- Незаметно остынут
- и земля, и вода,
- лету быстрому в спину
- заспешат холода.
- Сколько я ни пытаюсь,
- сколько ты ни таи...
- Как гусиные стаи
- мне седины твои.
- X
- Самим собой - какое счастье -
- побыть с самим собой.
- Благодарю тебя, ненастье,
- за то, что я нагой,
- в тиши, у тёплого порога,
- в шуршании теней,
- в гостях у младшего Сварога,
- подальше от людей.
- Ни радио, ни телефона.
- На даче - прошлый век,
- как будто время полусонно
- притормозило бег.
- Сейчас надену всё сухое,
- согрею самовар.
- Вон на окошке коланхое:
- весь в детях - и не стар.
- И мы, поди, ещё сгодимся.
- Без надоевших шор
- так непривычно, и стыдимся
- чего-то до сих пор.
- Ноябрь швыряет галок тряпкой.
- Предзимний птичий гам.
- Пусть в колее проезжий дядька
- уродует кардан,
- пусть семенит межою дождик
- в раскисшие поля.
- Побудь подольше, бездорожье,
- и успокой меня.
- Метнусь в овраг пугливой сойкой
- и обомру, дивясь:
- каток могучий новостройки
- асфальтом кроет грязь.
- А там, где воду шили крачки,
- пил звёзды тихий лось -
- слепит металлом водокачка.
- И, может, началось?
- Тихонько, медленно, помалу
- из чуждых городов
- вернутся в сёла маргиналы
- под обветшалый кров...
- Но нет. Грядёт иное племя,
- не знавших никогда,
- какой ногой - в какое стремя,
- где стог, омёт, скирда.
- И леса прель, и нерв грибницы
- протектор изомнёт,
- исчезнет лось и даже птицы,
- что для забавы - влёт.
- И я мечусь под серой тучей,
- хоть выбор сделал сам,
- солярку лью в мотор могучий
- и слёзы - по грибам.
- XI
- Давай поговорим.
- Пусть всё перегорело.
- На угли поглядим -
- уютнейшее дело.
- Закат сгорит дотла
- за крайнею избой,
- где старая ветла,
- в пруду одной ногой;
- и никому нет дела,
- о чём мы говорим.
- О том, что наболело,
- давай поговорим.
- Но только не жалеть,
- что покосился дом
- и разучились петь
- на много вёрст кругом.
- Иным стал дедов край:
- ружьишко заржавело,
- и старенький барклай
- прозеленел без дела,
- пруд заморочил ил -
- и топи уж не те,
- и стон нагих стропил
- до жути в темноте.
- Ты вспыхнешь - вот те на -
- и прохрипишь подолу
- уставшую стенать
- свою мольбу-крамолу
- тем, кто понудил лгать
- уста юнцов невинных.
- И не пересчитать
- сокрытые могилы,
- расстрельных лет раззор,
- дивизии расплаты.
- Не выйдет разговор
- о кровельных заплатах,
- про неукупный тёс.
- И нам обоим стыдно
- до инея волос
- молчать безгласным быдлом
- и тихо предавать
- святую десятину.
- Ветле не устоять
- одной ногою в тине.
- Крамола по углам,
- бесплодная, протухла,
- судьбу России нам
- не повернуть на кухне...
- Мне завтра в путь обратный.
- Под тремоло цикад,
- тихонько - мимо хаты,
- где причесал закат
- ветлы седые патлы,
- и страшно одному:
- людей по одному,
- как в тот последний голод,
- утаскивает город...
- Ты тихо проворчал,
- что маскарад не вечен,
- две скатки одеял
- сволок с прогретой печи,
- звал запросто пожить
- хотя бы две недели;
- сказал, что надо жить,
- не зря же уцелели
- в том дьявольском котле.
- И лампу потушил.
- Всю ночь я шёл к ветле,
- проваливаясь в ил.
- Глава третья
- Л Ы С А Я Г О Р А
- I
- Чёрный ворон,
- фар белый свет.
- Человек брил бороду -
- человека нет.
- Жене и сыну
- теперь не спать...
- Толкнули в спину -
- и негде встать.
- И полночь минет,
- кто слаб, присел -
- уж не раздвинет
- сомкнутых тел.
- Всю ночь за дверью
- гремел запор.
- Никто не верил
- в свой приговор.
- - Скажите, братцы,
- что за напасть?
- Всё те же святцы,
- всё та же власть.
- Запомнил ясно
- старик седой
- околыш красный,
- и со звездой.
- К углу кладбища
- примёрз сарай.
- Лишь ветер рыщет
- собачий лай.
- Во тьме сарая -
- траншея в рост.
- И ночь глухая,
- ни луны ни звёзд.
- Упёрлись в стену
- глазищи фар:
- - Чья нынче смена?
- Прими товар.
- Ворон чёрный
- махнул крылом -
- крестом на дёрне
- кирка да лом.
- Мы не узнаем
- вины отцов:
- сарай сараем
- среди крестов.
- Что ты посеял,
- трусливый царь?
- До Енисея -
- сплошной алтарь.
- Лукошко страха
- отдал полям,
- гнилая плаха
- и всходы - нам.
- Под танком латы,
- мозоли жниц -
- не вся расплата
- за чёрных птиц.
- На горле шрамы
- от хищных лап,
- держава - в яме,
- и в глотке - кляп.
- II
- Нет, право, не затем,
- что зрелости пристало
- век нынешний хулить,
- в этюднике моём
- ни тюбика не стало
- чем небо голубить.
- Сиена жжёная
- да ламповая копоть,
- ни капельки белил.
- Я думал, пригожусь -
- прорех не перештопать -
- никто не пригласил.
- Я землю зеленил
- отавною травою -
- лишь осень накликал.
- Я небо голубил
- прозрачной синевою,
- да кисточку сломал.
- В терпении хранил
- всё самое святое
- и ненавидел страх.
- Мы пили молоко,
- не зная, что снятое,
- в невидимых цепях.
- Мы маскам верили
- и в призрак соучастья
- в параде шатких вех;
- как повелось у нас,
- замысливали счастье
- единое на всех.
- Чистейшие тона -
- все в тридевятом небе,
- но в тридесятый раз
- остановлю себя:
- «Куда ты... на телеге?»
- И в саламандрах - в грязь.
- III
- Палочка зелёная -
- помнишь, у Толстого? -
- неба приземлённого
- истинное слово
- и рецепты верные,
- как всё зло повымести,
- к счастию безмерному
- путь-дорогу вымостить.
- Там избранник благостный
- будет править душами,
- ко всеобщей радости,
- с Богом и радушием.
- Только вот оказия:
- палочка схоронена,
- и её наказами
- лишь червяк скоромится.
- С той мечтой заветною
- всё у нас по-старому:
- дело беспросветное,
- хромое, корявое.
- Палицу истлевшую
- водяного-лешего
- отыскали, помнится,
- в рамадан на Троицу.
- Что на ней написано,
- никому не ведомо:
- лабиринт иписовый -
- тайна короедова.
- Мы теперь коряжину,
- лаком напомажену, -
- в капсулу титановую,
- чтоб в веках не канула.
- Получите, нате-ка,
- муравейные братики,
- что мы по колдобинам
- вымыслить сподобили.
- Кто мы и откуда мы?
- Роком злым помечены,
- столько напрокудили,
- набесчеловечили.
- Дельты рек с истоками
- развернули токами,
- точно с Переплутами,
- всё перезапутали.
- В божии обители -
- солидол с соляркою,
- к югу укопытили
- стужу заполярную;
- средиземноморские
- пни оранжереют
- в нашей Беломорской
- Гипероборее.
- Не хотите ль
- сбитень-рашен
- из порубленной лозы
- и кефир от перебравшей
- чернобыльника козы?
- И вообще,
- у нас стагнация нации,
- индульгенция Лютеции,
- терция Лукреция,
- облигация прострации
- под овации коронации.
- IV
- Бетонный столб
- на прошлой неделе
- искал собаку
- в белом носке
- на задней лапе,
- и все глядели
- на его обклеенный живот.
- Вот.
- А сегодня столб
- диван продаёт.
- Не пройдёт и дня -
- он купит старый рояль,
- телевизор
- с цветным экраном
- и будет давать уроки…
- на фортепиано.
- V
- По грудь в воде ветла
- теперь всё реже снится,
- и юная весна
- зелёной колесницей,
- и шквальный шелест крыл
- над шалашом в осинах.
- Я тот шалаш спалил
- в краю моём утином.
- Всё было, как всегда:
- задолго до восхода
- забросил чучела
- на дремлющую воду.
- Как высветлит восток,
- из тьмы проступят кочи -
- ударит мой манок
- в хвост уходящей ночи
- и станет тишину
- царапать в тальнике.
- Теперь я не засну,
- и палец - на курке.
- Ты всё предусмотрел,
- и в мастерстве везучем
- неотразимых стрел
- колчан - на всякий случай.
- Но что же это? что?
- Ни покрика, ни всплеска.
- Бесформенным ничто
- висит у перелеска
- туман. Уж рассвело,
- манок охрип, и спину
- назойливым сверлом
- буравит сук осины.
- Оплёванный, чужой,
- с несбыточною сказкой,
- как выродок, изгой
- ненашенской закваски,
- скукожился и сник.
- А селезень на крик
- тем временем летел
- и, сделав круг, подсел
- к бесстрастным чучелам.
- Я выцелил - осечка!
- Охота вся - к чертям:
- трофей взмывает свечкой.
- Судьба под челюсть бьёт -
- то полбеды, терпимо,
- но запрещённый ход -
- совсем невыносимо:
- за селезнем снялись
- резиновые куклы,
- муляж уходит ввысь,
- что в магазине куплен,
- подделка, инвентарь
- с дырой на месте мозга.
- Не мастер ты - звонарь,
- бросай берданку - поздно.
- Плеск, пеною вода,
- миг прозевал - и дудки -
- всё было, как всегда,
- когда взлетают утки,
- что кряквы, что чирки...
- Всё, как всегда, лишь тина,
- как ведьмины плевки,
- повисла на осинах.
- VI
- О жизнь моя, как ты горька,
- как быстротечна, мимолётна,
- скатилась резвою пролёткой
- сама собою с бугорка.
- О жизнь моя, как ты тиха,
- полудерзка, полустыдлива.
- Как жмутся рифмы боязливо
- тайком рождённого стиха.
- О жизнь моя, как ты горда,
- как неподступна и спесива,
- как ты преступно колесила,
- коней меняя, города.
- Судьба моя, как ты светла.
- Ты выжила во мне невежду
- и беспредельную надежду
- божественно преподнесла.
- Судьбы моей прекрасный лик...
- Довольно. Слог высокий ныне
- не в масть, и в царственной личине
- нашлёпки грима и парик.
- Как чучельник, который год
- с тебя сдираю маски кожу -
- и отвратительная рожа
- перед глазами предстаёт.
- Увы, притворства доставало…
- Но оттого, что слишком мало
- желаний, гордость - с полвершка,
- и била ты исподтишка.
- Ну, вдарь ещё, не больно мне:
- я чучело уже сварганил,
- вон - в огурцах - торчит за баней
- и глазки строит сорочне.
- Глава четвёртая
- О Б Е Р Е Г И
- I
- Зачем мне нужен этот дом?
- Но как растает снег,
- мы с сыном топаем вдвоём
- в нетопленый ночлег.
- Верчу ненужный никому,
- испорченный замок,
- и, сам не зная почему,
- смолкает мой сынок.
- Мы с ним садимся у огня
- и слушаем в тиши,
- как разгораясь и дымя
- сухой ивняк трещит.
- Зачем нам нужен этот дом,
- где не блестит паркет?
- И как-то непривычно в нём,
- соседа даже нет.
- Признайся, брошен этот дом,
- усталый и больной,
- и дико вьюги под окном
- бесчинствуют зимой.
- Пусть деревенька умерла,
- воды в колодце нет,
- но дом мой - чистых три окна -
- ещё глядит на свет.
- Зачем мне нужен этот дом?
- Чтоб знала ребятня,
- какая здесь трава кругом,
- колючая стерня;
- как сушат сено и дрова,
- чем пахнет огород,
- как в небе кружат ястреба,
- как таволга цветёт.
- И чтоб деревья принялись,
- сад не порос быльём, -
- сто раз в поту к земле склонись
- под солнцем и дождём.
- Зачем же, спросишь, этот дом?
- Затем, чтоб помнил ты -
- всё от земли, чем мы живём:
- сад, дом и даже ты.
- Совсем один наш старый дом.
- В округе только снег…
- И мы торопимся вдвоём
- в нетопленый ночлег.
- II
- Мы паримся. Невыносимо.
- Лень растекается в мозгу.
- Приятель мой, профессор Тима,
- силён, я сестоль не могу.
- У Тимы, точно псы цепные,
- на кафедре доцента рвут…
- шипят булыги… нет, иные
- картины в голову идут:
- на речке - снежная попона,
- ведро пристыло в полынье…
- Профессор, ас по Парфенону,
- хитонит в белой простыне.
- К себе в закут мешок бутылок
- весёлый банщик поволок…
- В снегу петляет меж батылок
- тропинка. В копоти полок,
- клубами пар над постирушкой
- в тазу пузатом, и сама,
- с косой, завитой на макушке,
- плывёт степенно вдоль села
- Устинья, бабка… Слышь, Тимоша,
- я без тебя не разберусь:
- и меркантильная пороша,
- и псы твои цепные - Русь?
- И неожиданные мели?
- пустые избы на ветру?
- Как будто не предусмотрели
- за летом вьюг, зимой - жару.
- Все жития - в одном окладе:
- царей, генсеков и святых,
- искателей прорех в ограде
- и воинов, уже седых,
- и павших, и никем не ставших,
- оболганных, во тьме пропавших
- за нас с тобой и этих псов;
- нуждою изнурённых вдов
- и краснобаев на котурнах,
- родства не помнящих рвачей,
- старух, дежурящих по урнам,
- и воротил слепых ночей…
- Твой дом в дыму, и толку мало
- гадать, кто петуха пустил.
- Ты наспех - в узел, что попало…
- Дай, боже, погорельцу сил.
- Молоденький апрельский ветер
- на гнёзда сгонит вороньё…
- Нет, Тима, не за всё в ответе,
- но там, в дыму, там всё - твоё.
- III
- В сорок пятом кто-то вспомнил,
- что как раз перед войной
- тонны три картошки в поле
- закопали семенной.
- К яме чёрной, перерытой
- из окрестных деревень,
- кто с тазами, кто с корытом,
- шли соседи целый день.
- От картошки той ничейной,
- что нужда заставит есть,
- дух стоял первостатейный.
- Но крахмал, какой ни есть.
- Устоявший под бомбёжкой,
- не сгоревший на броне,
- полусгнившую картошку
- человек несёт семье.
- Нету хлеба ни буханки,
- ни стаканчика пшена…
- Эту жижу подыханкой
- тётка с сердцем назвала.
- Процедили, просушили,
- притрусили отрубей, -
- и пекли блины на жире
- не припомню сколько дней.
- Кто же дни считает в детстве?
- И не видеть было мне,
- как солдат, придя с немецкой,
- дрался на своей земле.
- Не с оружием стрелковым,
- но всё так же мёрз и мок;
- коль не с песней -
- с крепким словом,
- но и голод перемог.
- Я же воевал с осотом,
- клевер помогал толочь,
- но какая шла работа
- по стране и день и ночь,
- и с какой надеждой светлой
- землю тракторист пахал, -
- я не много знал об этом
- и едва ли понимал.
- Но родившийся в России,
- поздно, рано ли - поймёт:
- обмануть - да, пересилить -
- невозможно наш народ.
- И чтоб в памяти не меркла
- быль просёлочной глуши,
- я сказал себе: «Валерка,
- всё как было - запиши».
- IV
- Не нам ли знать, что стылые снега
- и камни гор придумала разлука?..
- В прогале вётел жухлые стога,
- как память о зелёном буйстве луга.
- Кленовый плащ опал. Колю дрова.
- И новый снег понаследил у двери.
- Сосновый бор на гриве вековал,
- обновы примерял и в лето верил.
- V
- Забытый всеми старый колокол -
- вот чудо! - снова зазвонил.
- По грязи время тащит волоком
- тех, кто грешил.
- Ведут в наручниках чиновника,
- иных - в чулан манит петля.
- Мы яблок ждали, а садовника
- сжирала тля.
- В потёмках настоявшись за зиму,
- как рвущийся на волю зверь,
- Бурёнка наша - вот оказия -
- ломает дверь.
- Куда? Ещё снега не стаяли,
- кой-где проталины да лед,
- лишь первые грачи, усталые,
- пошли в облёт.
- Среди людей - так было исстари -
- неверный шаг - и обсмеют.
- На звоннице такие чистые
- ветра поют,
- и видно всё, до боли близкое:
- дымы, осинники и гать,
- поля, высотки с обелисками,
- соломы кладь.
- Смотри, сосед, какое вёдрышко,
- по склонам вытаяла рожь.
- Оглох иль задремал на брёвнышке -
- не разберёшь.
- Прости нас, грешных, мать-кормилица;
- ни летом травным, ни зимой
- не разгадать нам, как ни силиться,
- характер твой.
- Что станется с небесным пологом,
- чем отзовётся новый ход?
- Звонарь раскачивает колокол,
- зовёт на сход.
- Смешалось всё, бегут, торопятся,
- наручники, набатный зов,
- мычит Бурёнка, печи топятся -
- судьба и кров.
- Открыл ворота. Весь взъерошенный,
- в глазу коровьем мой портрет.
- А с краю, будто перекошенный,
- молчит сосед.
- Моя раздольная Бурёнушка,
- куда, родимая, зовёшь?..
- Ты что же, брат, прирос на брёвнышке?
- Аль не пойдёшь?
- VI
- Изморщинилась текстурой
- старая резьба.
- В кисее дождя понуро
- хохлится изба.
- Солнце выглянет - и ныне,
- как в былые дни,
- улыбнётся берегиня -
- рот русалочий изгибом -
- женщине сродни.
- От язычества остались
- сказки про богов,
- по застрехам затерялись
- духи рек, лесов.
- Говорили мне: «Русалки -
- первобытный страх.
- Лучше верь в свои скакалки,
- в родничок за домом в балке,
- васильки в хлебах».
- Жил в углу Иисус распятый,
- в таинстве свечей,
- всемогущий, непонятный,
- общий и ничей.
- Говорили мне: «Распятье -
- выдумка господ.
- Лучше верь в дыру на платье,
- в батьку - в рамке над кроватью -
- в солнышка восход».
- Я не стал Ему молиться,
- и в заботах дней
- ни Туринской плащаницы,
- ни карающей десницы
- нет в душе моей.
- Под литавры аскетизма
- из овсяных каш
- новый рай грядущих измов
- вырос, как мираж.
- Кто удумал - неизвестно,
- но велик искус
- мессу путать с Манифестом,
- Маркса - в деисус.
- Нуте-ка, подвиньтесь, боги,
- потеснись Олимп:
- у вождя с великой Волги -
- светозарный нимб.
- И пошли десятилетья
- ломаной чредой;
- что ни год - то лихолетье,
- только свист кровавой плети,
- что ни дело - бой.
- Буква в букву, по завету,
- в мыслях и делах…
- В коридорах по Советам -
- первобытный страх.
- Россияне, люд мой кроткий,
- как без веры нам?
- Чертовщины в срок короткий -
- заваль по углам.
- В липких путах паутины
- под бесовский вой
- стала русская равнина
- Лысою горой.
- Шабаш сам собой не сгинет -
- оборись петух.
- Мне улыбка берегини,
- лобовой доски богини,
- поднимает дух;
- незапятнана, исконна,
- камелёк в буран,
- никакая не икона,
- просто - талисман.
- Чтоб поверили другие
- василькам во ржи -
- сбереги нас, берегиня,
- упаси нас, берегиня,
- от последней лжи.
- Э П И Л О Г
- Не думает дерево,
- куда упадут листья,
- когда жёлтый пигмент
- вытеснит из жил
- зелёные соки.
- Моя борода начала седеть.
- Живу и не знаю,
- куда же деть
- всё, что умею:
- отковать косы,
- чтобы не повело волной,
- не прозевать росы,
- а ранней весной -
- прививок сроки,
- чтобы сад не дичал
- и пчелою гудел.
- Да мало ли других
- всевозможных дел…
- Кое-что пристроил в сыне,
- что-то - в девчонках,
- обменял на сертификат
- (купил «варёнку» -
- и тому рад ),
- что-то другу
- подарил в дорогу.
- Ну и довольно,
- и слава Богу.
- Лишь бы пригодилось им,
- не седым.
Нижний Новгород, 1998 г.
*… Если только будет читать меня памятливое потомство. Овидий П. (лат.)
ДИАЛЕКТНЫЕ, УСТАРЕВШИЕ, НАУЧНЫЕ, РЕДКО УПОТРЕБЛЯЕМЫЕ СЛОВА И ТЕРМИНЫ
А т а в и з м - проявление у организмов признаков, характерных для далёких предков.
Б а р к л а й - (охотн.); принадлежность для снаряжения гильзы капсюлем.
Б а т ы л к а - высокая прошлогодняя трава, например, полынь, пижма, чернобыльник.
Б а х и л ы - чулки из грубой ткани, надеваемые поверх портянок или носков.
Б е р е г и н я - (языч.); славянское божество, русалка, один из элементов декора т. н. глухой
резьбы изб.
Б о к а л д а - пойменное озерцо, яма с водой на заливных лугах.
Б о т н и к - маленькая самодельная плоскодонная лодка; от б о т а т ь - шлёпать по воде,
пугая рыбу и загоняя её в сеть, бредень и т.п.
В е д ь м и н ы п л е в к и - букв.: пенообразные выделения насекомого, обычно на траве.
В е л е с - см. Род.
В ё д р о - ясная солнечная погода.
В и т а л и з м - (биол.); учение, объясняющее сущность жизни наличием нематериального
начала, т. н. жизненной силы и т.п.
Г а т ь - низина, болотистое место, а также настил по топи, стлань (см.).
Г и п е р б о р е я - древнейшая земля, согласно гипотезе, располагавшаяся в р-не Северного
Ледовитого Океана (ок. 20 - 15 вв. до н.э.) - прародительница всех народов планеты.
Г у м н о - здесь: площадка для молотьбы, ток.
Д е с я т и н а - русская земельная мера, приблизительно равная 1 га.
Д я х о н - дядька, мужчина.
И в и ш е н ь - съедобный гриб, то же, что подвишень.
И з б а ч --- работник избы-читальни.
И п и с о в ы й - от лат. названия жука-короеда рода Ips, личинка которого прогрызает под
корой причудливые узоры.
К а л д а - огороженный загон для скота.
К о л а н х о е - комнатное растение сем. толстянковых, размножается путём образования по
краям листьев маленьких сеянцев, с двумя листочками и с корешками.
К а м е л ё к - небольшой очаг для обогревания.
К а п и щ е - (языч.); место совершения молитв, обрядов.
К а р т у з - неформенная фуражка с жёстким козырьком.
К а т и т ь (воду) - на высоком берегу Ветлуги колодцы глубоки; двухведёрную бадью
поднимают с помощью большого барабана-ворота, переступая внутри него по настилу.
К в а ш н я - деревянная кадка под тесто для выпечки хлеба.
К и р и л л - М е ф о д и й - имеется в виду компакт-диск «Большая энциклопедия
Кирилла и Мефодия » (USA&Canada, 1996).
К л а д ь - см. скирда.
К о л о к - здесь: небольшой лесок, кустарник среди поля.
К о ч е д ы к - кривое толстое шило для плетения лаптей. Лапти плели для лета и
зимние, более плотные.
К р а д а - (языч.); огонь, костёр вокруг капища (см.).
К р у п л я н и к а - клубника (дикорастущая).
К у р п а ж и н а - группа деревьев, кустов.
Л а м п о в а я к о п о т ь - черная масляная краска для живописи.
Л а с к а - мелкий хищник из семейства куньих.
Л е д е р и н - род искусственной кожи для переплёта книг.
Л е т а с ь - прошлым летом.
Л ы с а я г о р а - букв.: гора под Киевом; здесь, по преданию, совершаются шабаши (см.)
ведьм.
Л я р д - животный жир, поставляемый в СССР странами-союзницами в войне с гитлеровской
Германией, наиболее вероятно - из США.
М а р г и н а л ы - переселенцы (вынужденные) из сельской местности; обычно селились
вблизи заводов по окраинам городов (от лат. margo - граница, край).
М е с с е р - в просторечии - немецкий самолёт кострукции Мессершмитта.
М и м и к р и я - (биол.); явления сходства по цвету, форме с другими животными,
растениями или с предметами мест обитания.
М о к р я д ь - дождливая погода, сырость.
М у р а в е й н ы е - см. муравейные братья у Л.Н. Толстого: «Воспоминания детства»,
«Зелёная палочка».
М я к и н а - остатки от снопа колосьев при молотьбе.
Н а г в а з д а т ь - намочить, чаще - о коротком крупными каплями ливне.
Н а з о л а - порицание назойливости, упрямства, настырности.
Н а м е д н и - недавно, на днях, вчера.
Н а п р о к у д и т ь - напроказить, напакостить, нагадить и т.п
Н е о т к р ы т ы й з а к о н - имеется в виду кибернетический принцип обратной связи. Здесь:
чем сильнее ветер, тем больше подача зерна к жерновам.
О б е р е г - (языч.); оберегающий человека, его жилище символ в виде солярного
(солнечного) знака, берегини (см.) и проч.
О м ё т - сложенная большой кучей солома.
О п о р к и - стоптанная рваная обувь.
О с е л о к - мелкозернистый брусок для правки режущего инструмента.
О т а в а - трава второго укоса.
О ф е н с к и й - букв.: жаргонный язык офеней - торговцев наподобие коробейников (19
в.). Здесь: иносказательно, понятно не каждому.
О ч ё с ы - клочья сена, зацепившиеся за придорожные кусты.
П а д у ч а я - (мед.); эпилепсия. Приступы болезни в тяжёлой форме сопровождаются потерей
сознания и падением больного.
П е р е п л у т - см. Род.
П о в е т н ы й (от п о в е т ь) - помещение под навесом на крестьянском дворе.
П о г о с т - сельское кладбище.
П р я с л о - забор из горизонтально положенных между двумя стойками жердей.
Р а д у н и ц а, или р о д о н и ц а - (языч.); дни памяти предков.
Р о д, В е л е с, П е р е п л у т, С в а р о г, Я р и л а - персонажи «пантеона» русских языческих
богов.
Р у н ы - здесь: знаки древнейшего германского алфавита (2 в. н.э.).
С а л а м а н д р ы - от Salamandar - название немецкой обувной фирмы.
С а х а р и н - суррогат сахарозы - сахара.
С б и т е н ь - старинный горячий напиток из мёда с пряностями.
С в а р о г - см. Род.
С е с т о л ь - столько.
С к и р д а - большой продолговатый стог соломы, сена, снопов.
С к о р о м и т ь с я - букв.: есть в дни поста скоромное, т. е. мясное и молочное.
С т е р н я - сжатое поле, жнивьё.
С т л а н и - простейший настил из одного толстого или двух тонких брёвен.
С у п о н ь - элемент упряжи, ремень хомута.
С у с е к - отделение, ячейка для хранения зерна в амбаре.
Т а р т а р - в др. греч. мифологии: преисподняя, ад.
Т р е б а - (языч.); жертва богам.
Ц е п - ручное орудие для молотьбы; например, из двух палок разной длины, соединённых
примитивным шарниром из кожи.
Ч а п а н - верхняя одежда из грубой шерсти с капюшоном.
Ч е г е н ь - забор, то же, что и плетень.
Ч е м е р и ц а - луговая трава, вызывающая отравление у скота; из сена её тщательно
выбирают.
Ч е т в е р о х о л м и е - отдел мозга.
Ш а б а ш - ночное сборище ведьм, согласно поверьям.
Ш е с т е р и к - кладка печных дымоходов, имеющая в ряду шесть кирпичей; бывают также
пятерики, четверики.
Ш и п и г а - шиповник.
Я р и л а - см. Род.