Наталья РУБАНОВА. Территория нетрадиционных ценностей как русский традиционный trip’ец

[эссецензируемый этюд-антирец]

*

Литературная матрица. Россия глазами иностранцев: сборник / составитель и переводчик Д. В. Соловьёв. — СПб: ООО «Литературная матрица», 2023. — 432 с.

Прелюд для литературного люда. Не верьте феям, ибо их нет, в отличие от «опиума для народа» — этот-то на каждом шагу. А если представить, что тайм-машинка здесь и сейчас всё-таки изобретена и [не]любезному [не]доброму читателю предлагают — в качестве презента за то и ещё во-он за то — дармовой trip’ец в прошлое, озвучив названия стран, одна из которых — страна вот этого самого языка, делайте что угодно, но не принимайте сие непристойное предложение.

Это дружеский совет, если допустить, будто б между литераторами возможно подобие дружб-с, ну а кроме райтерствующих текст сей едва ль прочтёт Иной Двуногий. Ибо если по недомыслию вам до сих пор кажется (креститесь, пишущий-в-футляре, как бы чего не вышло), что «Калоши счастья» — прелестная сказочка, вы заблуждаетесь. Не стоит удовлетворять историческое любопытство варварским способом Ханса Кристиана да испытывать то, что некоторые ещё именуют деццким словечком «судьба». Не стоит оглядываться и на княгиню Марью Алексевну. Отложите томик полубезумного датчанина, отложите своё «Горе от ума», «Горе уму» да перечитайте премудрого Сашу Соколова: «В доме повешенного» — быть может, его лучшее эссе.

Перечитайте и успокойтесь: вы, как он, никогда не сможете. Ни талант его, ни известность не грозят вам указательным с занебеснутой голубятни, так что кропайте, как можете, иного коль не дано! Сей текст С.С. — лучшее для смущения как частей вашего тела, так и частей вашей речи: «Не считая рождения как такового, самым огорчительным я полагаю факт моей изначальной причастности к бесправному обществу. Конечно, могло быть хуже. Я мог бы родиться гражданином Китая, Камбоджи, Вьетнама, Великой Албании…»[1], но stop: прищуримся, да и посмотрим на страну своего происхождения глазами иностранцев — а одарённые особым статусом дамы могут лорнировать, если пожелают.

Посмотрим, бросившись в омут аж середины века VI-го (чёртова старина, жуть берёт!), ну а вынырнем в конце столетия XVIII-го, отложив-таки книжку всамделишного современного классика Саши С., а не тех, кого нынче таковыми — публичке на потеху — именуют, и список имён, как истинные ценители понимают, сомнителен. Посмотрим же с помощью Дамира Соловьёва на московитское прошлое так, что мало никому не покажется — а поможет в том [не]любезному [не]доброму читателю томик «кратких подготовительных материалов для исследования национальной проблемы в хронологической последовательности», как гласит подзаголовок нетленки о 432 полосах, выпущенной в петербургском издательстве, коему за труды — процветания и многая лета. Продолжения банкета, дорогая редакция, ждём-с — да кто ж ныне возьмёт на себя труд сборник «Россия глазами иностранцев XIXXXI вв.» составить? Найдётся ль смельчак-охотник? Не перевелись ли? «Хи-хи! Вам привет из Дома Хи-хи!» — телеграфируют оттуда, ну а мы смеёмся: Входит Чёрный Ю.

И вариации на тему Московии: дождались. Историк, архивист, переводчик и составитель книги «Россия глазами иностранцев», которая ныне и, возможно, присно, приобрела — и ещё приобретёт по понятным причинам — особое звучание, Дамир Васильевич Соловьёв (1932–2014) в хронологической последовательности разбирает русскую национальную проблематику. Ту самую, ставшую проблемной — в том числе и в связи с питекантропской попыткой «отмены русской культуры» — аккурат восемь лет спустя после его ухода с этого плана. То есть с 2022-го: года, который известно что, известно где, известно кем, и добавить к сему нечего. Лучше дадим слово самому составителю, о колоссальном своём труде писавшем так: «Настоящий сборник представляет собой опыт собирания возможно большего числа свидетельств и суждений. Особенное внимание было обращено на поиск благоприятных свидетельств о России и русских, однако такие свидетельства оказались в подавляющем меньшинстве. Составитель, следуя столь редко воспринимаемому у нас примеру Чаадаева[2], не считал для себя возможным хоть как-то приукрасить общую картину, которая для него самого оказалась во многом совершенно неожиданной».

Забавно: так ли уж «совершенно неожиданной» — для историка? Того же Маркиза де Кюстина он не прочесть не мог, как не мог не прочесть хотя б и «нашего» Глинку, ещё в 1856-м отрезавшего, покидая ради немецких земель ух как горячо нелюбимую родину[3]: «Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать!»[4]. Фраза сакраментальная, перепетая на многие лады множеством голосов, в том числе фальшивых. И дело не в том, что Глинка — знаменитый наш соотечественник, а эссецензируемая[5] книга состоит из написанных иностранцами мемуаров, дневниковых записей, путевых заметок, писем, дипломатических депеш, разведданных и секретных документов, подчас зашифрованных. Но неужто у Д.В. Соловьёва оставались иллюзии? «Не верю!» — кричит Станиславский. В воображаемых скобках: он постоянно теперь кричит… не слышите? «И вам не хворать!».

Что ж, к Делу №***, и потому позволим себе первую, самую невинную цитату от 1 (12) января 1781-го, из письма барона Мельхиора Гримма к Екатерине II из Парижа: «Какое дьявольское наваждение, что в этой России всё совершенно навыворот против других стран. В большей части других великих держав всё происходит без ведома самих государей, которые обыкновенно не вмешиваются ни в большие, ни в малые дела. В России же нельзя успеть ни в малейшей безделице, не вмешав в неё императрицу…».

Много, много совпадений и параллелей, а ты терпи, [не]любезный [не]добрый читатель, раз уж взялся за гуж — не надорвись лишь чтеньем-то, ведь первое свидетельство, приведённое в сборнике, датировано 546 годом: «…Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем чёрный, но все они тёмно-красные. Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы» (Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950. С. 297).

Последнее же свидетельство таково и относится к самому концу века XVIII-го, году 1792-му: «…Они пьют не ради того, чтобы согреться или забыться от своего рабского состояния. Тунгусские охотники переносят самые жестокие в свете холода, тем не менее это наитрезвейший народ. Англичане низшего сословия пьют не меньше, чем такие же люди в России, отличаясь лишь тем, как это делается. Русский проглатывает в одно мгновение такое количество, какового достало бы на несколько часов, зато англичанин непрестанно посасывает из стакана, беседуя за бутылкой о политике».

Что же между разрывом 546–1792? Обратимся к уникальному сборнику, где целых 1246 лет (ещё раз: тысяча двести сорок шесть лет), прихотливо-избирательно упакованные в страницы, дарят читателю, не повредившему о суперновейшую историю века XXI-го определённые органы чувств, возможность задуматься два столетия спустя — задуматься в том числе и о существовании «загадочной русской души», которой, при ближайшем рассмотрении, нет как нет, хотя это уж лирика (душа, о!), и потому вернёмся к документам.

Список авторов, цитируемых в книге «Россия глазами иностранцев», дан в алфавитном порядке, от «Авриль Филипп (Philippe Avril) (1654–1698) — французский иезуит. Дважды посещал Россию, оставил записки о России и Сибири…» до «Юль Юст (Just Juel) (1664–1715) — датский вице-адмирал, посланник Дании в России (1709–1712)», где далее по тексту читаем: «Когда он представлялся королю Фредерику, то о вторичном отправлении в Россию “счёл за лучшее не ходатайствовать, ибо, — объясняет он, — если бы я опять стал стремиться в тот край, где мне сызнова предстояло бы насильственное спаивание и другие бесчисленные превратности, то это значило бы искушать Бога, столь милостиво сохранившего меня Своим Промыслом в этой грубой и небезопасной стране”».

Действующие лица книги, где ни слова не придумано, — великолепные актёры и режиссёры-постановщики зрелища устрашающего (ещё тот площадной театр) — зарубежные дипломаты, врачи, купцы, священники, пасторы, путешественники, поэты, мемуаристы, литераторы и прочие. К слову, о коллегах по цеху: приведены высказывания о России английской писательницы Джейн Вигор (1699–1783), жившей в этой стране с 1728 по 1739 гг., а также английской писательницы и композитора Элизабет Крейвен (1750–1828). Делятся впечатлениями о «варварской территории», так называемые традиционные ценности которой можно назвать аккурат нетрадиционными (при сравнении их с высокими на тот момент времени ценностями европейскими), — рыцари, генералы, коммерсанты, академики, историки, юристы, послы, торговые представители, вельможи, принцы, аристократы и, в частности, византийский император c 582 года — Маврикий.

Пишут о Московии и московитах немецкий издатель и книготорговец Кристиан Фридрих Шван, в 1758 г. работавший корректором при Петербургской академии, поэт и политик Джон Мильтон, Папа Римский Климент VII; нашлось место заметкам Лейбница, Калиостро, Вольтера… Вообще же само чтение списка авторов, чьи соображения «о дикой стране» представлены в томе, вызывает чувство некоторого восхищения. Вчитайтесь же, [не]любезный [не]добрый читатель: Лейбниц, Вольтер, Мильтон (повторяем намеренно), Мильтон, Лейбниц, Вольтер… но лучше-ка потрудитесь: прочтите книгу от первой до последней строки. Труд освобождает, не так ли? Уж это-то вы со школки помните? Ах, какая пошлость, морщитесь вы… Пошлость, кивает автор сего и, счастливо не умея краснеть (текстам это всегда вредит), продолжает: чтение книги сей крайне увлекательное, хотя невесёлое, и потому «отель без русских» У Самого Синего Моря после книжечки о дураках и дорогах, водке и нравах, сформированных пресловутым водкопитием, о пытках и палачах, доносах и воровстве, жэнщинах в теремах да бабах в избах, etc. — милое дело! Немытая Россия во всей красе, amen: «Москвитяне по природе чрезвычайно грубы, распущенны и невежливы в своих нравах, ухватках и разговорах: они совсем не считают грешным и срамным делом вести разговоры об ужасных вещах, не стыдятся также кашлять, харкать, икать и выпускать кое-что задницей за обедом в гостях, в церквях или в другом месте, на улице или на рынке, да ещё смеются и очень потешаются тем»[6].

Далее ещё несколько цитат.

О пленных и врагах в 1615 году сообщает в «Описании Московии» Ян Данкарт: «Русские не дают никакой пощады врагам: тех, кто попался в плен, держат некоторое время на хлебе и воде и обращаются с ними весьма жестоко; иногда сковывают цепями по двое и отправляют просить милостыню в город. Если русским захочется развлечься, то кому-нибудь из пленников привязывают на шею камень и кидают в воду к великому удовольствию зрителей, каковые без малейшей жалости наблюдают за несчастными утопающими».

О нелюбви русских к Другому, Иному король Швеции Густав II Адольф писал так: «Этот гордый народ питает закоренелую ненависть ко всем чуждым народам».

О науках высказывался в «Путешествии в Московию» Адам Олеарий (1634—1643): «Если рассматривать русских со стороны нравов, обычаев и образа их жизни, то, по справедливости, их должно отнести к варварам. ˂…˃ Так как русские не любят никаких высших знаний, ни свободных искусств, а тем менее сами охотно ими занимаются, то ˂…˃ русские и остаются невежественны и грубы. ˂…˃ Большинство русских, когда что-либо узнают от чужестранцев о высоких знаниях и неизвестных им естественных науках и искусствах, произносит самые грубые и неразумные суждения: так, астрономию и астрологию они считают волшебными науками. Они никак не думают, чтобы было естественно знать наперёд и предсказать затмения солнца и луны, равно как движение другой какой-либо планеты».

О доносах и пороках тот же Адам Олеарий: «Вообще, ложные доносы и обман между русскими в таком ходу, что их можно опасаться не только со стороны чужих людей и соседей, но и со стороны братьев или супругов… говорят о сладострастии, стыдных пороках, разврате и любодеянии их самих или других лиц; рассказывают всякого рода срамные сказки, и тот, кто наиболее сквернословит и отпускает самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями, тот и считается у них лучшим и приятнейшим в обществе».

О войне читаем в донесении шведского агента в Москве Карла Поммеренинга 15 (25) сентября 1647 г.: «Они [русские] более любят мир, чем войну, и говорят: это, конечно, должно быть сумасшествие — бросить свою собственную землю, ехать в другие земли, терпеть там нужду и насилие и, наконец, дать себя убить».

Из «Политики» Юрия Крижанича (1663-1666 гг.): «˂…˃ нашего народа умы не развиты и медлительны, и люди неискусны в ремесле и мало сведущи в торговле, в земледелии и в домашнем хозяйстве. ˂…˃ ˂…˃ люди наши косны разумом и ничего сами не выдумают, если им этого не покажут. ˂…˃ люди наши ленивы и нерасторопны и сами себе не сделают добра, если не будут принуждены силой. ˂…˃ Датский король сказал о наших послах: “Если эти люди несколько раз ко мне придут, то придется построить для них свинарник, ибо там, где они побудут, полгода никто не сможет жить из-за смрада”».

В труде «Сношения Швеции и России во второй половине XVII века» Г. В. Форстен писал в 1667-м: «При личном свидании со шведским резидентом польские послы дали волю выражению своей антипатии к московитам. Если бы, сказал один из послов, мне пришлось продолжительное время сноситься с этой нацией, я впал бы в полное отчаяние».

Что до «простых радостей», то, как замечал один из иностранцев, «…в употреблении пищи простой народ не знает никакой умеренности. На пиршествах не имеет нужды в музыке, только бы брянчал гудок. Но справедливость требует сказать, что гостеприимство есть общая добродетель русских, так что ничем нельзя скорее рассердить и обидеть их, как отказавшись от угощения».

Et cetera. Et cetera. Когда же автор этих строк перевернул, наконец, последнюю страницу, на глаза ему вдруг попался стишок Эльдара Рязанова, приведённый в конце сего эссецензируемого этюда. Любительский текст, написанный режиссёром в 1994-м (если [не]любезный [не]добрый читатель запамятовал, это год начала Первой Чеченской и «Чёрного Вторника»), прекрасно иллюстрирует многое из того, что хотели, да не успели сказать иностранцы о стране нашего языка. Языка во все времена во многом эзопова… а сколь было б любопытно прочесть нетленку, в которой — без прикрас — собраны записи XIX-XX-го и, чем чё не шу…, начала столетия XXI-го! Но — чу, мама, так есть: «Жить бы мне / В такой стране, / Чтобы ей гордиться. Только мне В большом г**** / Довелось родиться. / Не помог России Бог, / Царь или республика, / Наш народ / Ворует, пьёт, / Гадит из-за рублика. / Обмануть, предать, надуть, / Обокрасть как славно-то! / Страшен путь Во мрак и жуть, / Родина державная. / Сколько лет / Всё нет и нет / Жизни человеческой. / Мчат года... Всегда беда / Над тобой, Отечество»[7].

Наталья Рубанова

29.07.2023

 

[1] Саша Соколов «Тревожная куколка»: эссе. СПб, Азбука-классика, 2008 («В доме повешенного», с. 27).

[2] Эпиграф к книге «Россия глазами иностранцев» растиражирован, но далеко не случаен, и потому более чем уместен: «Я не умею любить свою страну с закрытыми глазами, склоненным лицом и сомкнутыми устами. Я полагаю, что быть ей полезным можно только при ясном взгляде. Я верю, что время слепой любви прошло, и сегодня, прежде всего, мы обязаны отечеству своему говорить истину» (П. Я. Чаадаев «Апология безумного») — зд. и далее прим. автора.

[3] Автор сего просит корректора не повышать букву «р» в ничем не примечательном существительном «родина» и не считать строчную букву в этом слове ошибкой, ибо ошибочно написание данного слова с прописной.

[4] Цит. по: ежемесячное историческое издание «Русская старина», том II. Санкт-Петербург, 1870. Л. И. Шестакова, сестра М.И. Глинки: «Наступило и 27-е апреля 1856 г. В час по полудни брат вместе со мною и В. В. Стасовым сели в карету, и мы проводили отъезжавшего до заставы. У заставы брат вышел из кареты, простился с нами, потом плюнув, сказал: “Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать!”».

[5] Термин мой: Н.Р.

[6] 1601—1605 гг. Петр Петрей. История о Великом Княжестве Московском («Россия глазами иностранцев», с. 44).

[7] Э. А. Рязанов.

Dz

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2023

Выпуск: 

8