Мечты сбываются

Всю ночь я не спала. То сваливалось одеяло, то сползала я следом. Солнце давно заглядывало в окошко, можно сказать, завтра уже наступило, а вот дня рождения нужно было подождать. Да что там день рождения? Он каждый год по одному сценарию: сладости, игрушки, карусели на Садовой. Главное... приедет бабушка! Я даже подпрыгнула в постели от восторга. А потом глаза закрыла и представила, как бабушка уже едет в электричке и гладит котёнка. Вероятно, он сидит в сумке и иногда высовывает голову — интересно всё-таки осмотреться по сторонам. Эта мысль так увлекла, что я уснула...

Проснулась — в дверь звонят. Сначала, конечно, подумала, что это будильник. И сегодня не воскресенье, а понедельник. Ну, бывает спросонья. Вскочила, натянула школьную форму и побежала чистить зубы, а навстречу — бабушка! Только ни сумки в руках нет, ни ящика или коробки, да и никаких следов кошачьей жизни... Я тут же заревела. Слёзы по щекам размазываю и слышу: «Мяу-мяв». Неужели у бабушки в кармане поместился или за пазухой? Главное, он здесь. Серый комочек с беленьким ушком, вислоухой породы. Вот это счастье! Лучше не придумаешь.

Пушистый крокодил

Вы умеете кормить котёнка? Да это проще простого. Сначала покупаешь в магазине большую сардельку или несколько маленьких сосисок. Ну, если есть деньги в копилке. Можно, конечно, и у взрослых попросить, но они выберут для твоего пушистого друга что-то маловкусное, например, кефир, несладкий такой, с комочками. Сосиска — совсем другое дело. Да и сарделька тоже. Вот и остаётся одно — трясти копилку. И только я оказалась на улице, направившись в магазин, как навстречу мне Зинка, девчонка из соседнего дома, которая вечно синяками украшена. То на лбу, а то под глазом. В общем, она потихонечку всё и выспросила. Долго я сопротивлялась: делала вид, что тороплюсь куда-то. А деньги в карманах брякают, вроде музыки на телефоне. Который месяц назад я потеряла.

— Слушай, — говорит Зинка, — пошли в пионербол играть, наши проигрывают.

Я, конечно, не поняла, кто «наши». Но если мы с Зинкой поучаствуем, то игроки проиграют уж точно. Потому что, когда мяч в нас летит, мы прямо в траву падаем, или в грязь, или в снег... как получится, в общем. Тем и отговорилась. Только она не успокоилась:

— Пойдём тогда Кольке язык покажем.

— Зачем, — говорю, — его итак «ходячей энциклопедией» обзывают. Когда на улице встречаю, все правила по русскому вспоминаются, и суффиксы, и приставки, и даже «не» с глаголами. Карту географическую вижу вживую: вот Африка, а здесь, — я широко развела руками, — Евразия. А если мы его обижать будем, взрослые скажут: «Какие глупые девчонки, правильно Колька сделал, что не стал с ним связываться!».

Зинка от таких моих размышлений даже побледнела:

— Значит, умник, а зачем он у меня спрашивал кличку самой большой реки мира?

— Не кличку, — поправила я с достоинством, — а географическое название.

И тут меня осенило. Как назвать-то серого котёнка? Может, Барсиком? Смех, да и только, он такой из себя породистый, а я ему дворовое имя придумала. Лучше уж Серопушориус! Хотя... Наверное, и слова такого не существует. А котёнок есть, и он у меня дома, в коробочке на тёплой подстилке спит. Вдруг слышу: «Тима, Тима, Тимофей!» — это Зинкина бабушка младшего её брата окликает. И тут я мигом определилась. Пусть и человеческое имя, зато на Котофея похожее. И мы вместе пошли в магазин, на свою беду туда и Колька заявился. У прилавка встал и что-то высматривает.

— Это, — говорит Зинка, — он вид делает, что нас не замечает, чтобы обошлось...

Дальше я с ней разговаривать перехотела. Вечно она задирается. А я не хулиганка. За всю жизнь только два раза стекло мячом разбила, да и то на спор, что попаду. Да ещё «бе-бе-бе» малознакомой овчарке сказала, она меня тут же и наказала — укусила за указательный палец... В общем, пока я колбасу покупала, Зинка к Кольке привязывалась.

—Знаешь, — говорит, — какой у Динки зверь дома? Сказала и зубы оскалила для устрашения.

— Не знаю, — отвечает Колька, — может, крокодил африканский, ты сейчас на него смахиваешь.

— Нет, — завелась Зинка, — не африканский, а страшнее, вертуханский, с опущенными ушами.

— Неправда, — поправляя очки, сказал Колька, — ушей не может быть, какой бы ни был породы!

Он готов был под прилавком проскочить, лишь бы от Зинки смыться, но она его за капюшон схватила. А тут и я с большой палкой колбасы подошла. Денег в копилке хватило. Решила: куплю, потом два года за кошачьей едой ходить не буду.

— Это для него, для Динкиного зверя! — говорит Зинка, — видишь, сколько съедает за раз? А когда подрастёт, то мы его гулять будем с собой брать!

Колька постоял-постоял, с капюшоном в Зинкиных руках, и вдруг, ни с того ни с сего:

— Я тоже крокодила заведу, доброго, с гармошкой. Знаю одного аниматора... Он как заиграет, ваш вмиг начнёт на одной ножке подпрыгивать!

— Здрасте, — говорю, — и с чего это мой Тимофей станет прыгать под чужую гармошку?

Тут Колька окончательно вырвался из Зинкиных рук, но меня это мало волновало. Мы обе погнались за Колькой, сначала вдоль прилавка, туда-сюда, потом до самого моего дома. А там мы уже помирились, так что в квартире моей он раньше меня очутился.

— Вот, — говорю, — смотри, кого ты обзываешь!

Мой котёнок как раз проснулся и выглядывал из коробки.

— Милашка! — согласился Колька.

В общем, колбасой накормить котёнка Колька не дал. Оказывается, Тимофею целый месяц можно только тёплое молочко лакать. И я не расстроилась, потому что колбасу сама люблю. И Зинка, оказывается, тоже. Да, и Колька от бутерброда с «Докторской» не отказался. Ел и приговаривал: «Всё-таки вкусную колбасу делают колбасные мастера»...

В школу

Не всегда мне хотелось идти в школу вместе с Колькой, а что делать?.. Учились в одном классе, да и сидели за одной партой... Такое решение проблемы с моей неуспеваемостью пришло в голову Марье Митрофановне. Будешь сидеть с Колькой — появятся в дневнике пятёрки! Списывать на уроках — это ещё ничего, почерк у Кольки разборчивый, да и своей головой думать не нужно. А что делать с ним... по дороге в школу? Если бы он согласился ворон со мной попугать или в классики попрыгать, так нет — все два километра до школьного крыльца бубнит под нос правила, теоремы и географические названия. Я даже папе на него нажаловалась, и он меня обрадовал:

— Ты что, очень даже неплохо! Учить дома ничего не придётся, Колька по дороге всё расскажет.

Взрослые плохого не посоветуют, тем более папа. И я очень быстро в этом деле поднаторела. С утра, сами понимаете, голова свежая, вот забыть ине успеваю. Два километра ведь не двести. Главное, первой руку поднять, чтобы к концу урока из головы знания не вылетели. А на обратном пути уже я Кольку тренировала — по физкультуре. Нужно ему и там в отличники выбиваться, а то иметь четвёрку за прыжки совсем уж стыдобища. Вот и прыгали мы через кирпичи, и скамейки, и всё, что на пути встречалось. Пока я замечательную лужу не увидела! В жизни таких грязных и огромных луж не встречала!

— Не буду, — говорит Колька, — прыгать, слишком широкая.

— О чём разговор! Хочешь четвёрку за четверть получить, так получай!

И разбежавшись, вмиг я эту грязюку перескочила, только Кольку чуть-чуть обрызгала: на лбу две капли да на шапке немножко побольше. Колька отряхивался совсем недолго, через две секунды в середине лужи очутился. Лучше бы стоял на месте и нравоучения бормотал!.. А что теперь? Нужно его из лужи вызволять. Во мне сразу что-то горячее забулькало, как в чайнике, даже щёки покраснели. Вот, думаю, навязался на мою голову. Наверное, он специально в грязь прыгнул и в сапоги зачерпнул, чтобы я его потом спасала и домой вместе с портфелем доставляла.

А наследующее утро худшее началось. Колька Сидоров, который в жизни не болел, потому что уроки пропускать не любил, на больничный завалился. Ну, а мне каково? Правил не знаю, да и списать не у кого. А Марья Митрофановна, как назло, на первом же уроке прямо ко мне:

— Расскажи нам, Дина, правило про суффиксы.

— Нет, — говорю, — я лучше про безударные гласные и частицу «не» с глаголами... А новое из головы вылетело.

— Вылететь могло, если бы в твою голову залетало. Придётся ставить двойку. Хотя давай так: с каким суффиксом — «ек» или «ик» —слово «листочек» пишется?

Тут я поняла, почему правило напрочь не помнила. Вчера, когда Марья Митрофановна про листочек объясняла, я его за окном увидела, он самым первым на черёмухе распустился. Как же я могла про него забыть?

— Вот он, Марья Митрофановна! Самый первый появился, весну предвещает.

— Не весну, а двойку по русскому.

Тут я мысленно к листику обратилась: «Если суффикс «ек», то махни мне»... И он колыхнулся, сильно так!

— «Ек»,— говорю, — суффикс.

—Хорошо, — соглашается Марья Митрофановна, — а в слове «ключик»?

Я в карман глянула— нет ключика. Видимо, я его в дверях забыла, растяпа. Как же я домой буду возвращаться? Так расстроилась, что даже икать начала: «Ик, ик, ик»...

— Ладно, — говорит учительница, — можно четвёрку поставить, но правило завтра, всё равно, спрошу.

А я всю большую перемену ключи в рюкзаке искала. И нашла, к счастью. В пятом кармане слева.

Прятки

Каждое утро мы с Тимофеем носимся как угорелые взад-вперёд по квартире. То под столом проскочим, то на стиральную машину запрыгнем. Я по спортивной лестнице карабкаюсь, а кот — по занавеске. Над нами можно два часа смеяться без передышки... Только с утра где возьмёшь столько времени? Родители на работу собираются. Мама, например, губы красит красной помадой, а папа шнурки разыскивает, которые вчера Тимка грыз, так что пришлось спрятать... от беды подальше. В конце концов кроссовки-то он не съест. А то я книжку читала, ещё в первом классе, где звери к ужину просили дюжину прекрасных калош. Так что Тимка ещё ничего, по сравнению... Я вообще его самым лучшим в мире считаю!

И мы принялись играть в прятки. Он маленький, поэтому спрячется в два счёта. И удаётся ему каждое утро куда-то залезть, так что я только к обеду его нахожу, когда из школы возвращаюсь. То ли он такой способный, то ли я абсолютно невнимательная. Так я думала, пока в школу бежала. А в классе портфель открыла и сразу нашла.

— Ты что, — зашептал Колька, — с кошками на уроки не ходят!

— Сама знаю, но куда его теперь-то девать?

— А ты его закрой в портфеле, только щёлочку оставь... чтобы воздух поступал.

А тут звонок прозвенел. Пришлось послушаться Колькиного совета и спрятать Тимку от Марьи Митрофановны. Только котёнок сидел смирно примерно пятнадцать секунд, а потом принялся вместе с портфелем прыгать.

— Почему портфель на проходе валяется? —закричала Марья Митрофановна, — быстро поставьте его возле парты, а лучше на специальный крючок повесьте. Третий класс или ясельная группа?

Портфель я, конечно, словила. А то ещё чуть-чуть, и он в «живую шляпу» превратится, как в рассказе Носова. Того котёнка картошкой закидывали, когда он под шляпой носился. Если бы такое с моим Тимкой случилось, я бы с ума сошла!

Пока учительница новую тему объясняла, я так волновалась, что карандаш в руках скрипел, когда я им подчёркивала. И тут из портфеля мявканье донеслось. Этого ещё не хватало!

— Потрясающе! — окончательно рассердилась учительница, — неужели телефонный гудок нельзя отключить?

С соседней парты Милкин голос:

— Марья Митрофановна, у неё телефон новый, поэтому она с ним обращаться не научилась. Старый-то месяц назад в сугробе потеряла.

Откуда она знает, если я кроме Кольки никому не рассказывала? Я сразу захотела ему подзатыльник отвесить. Только Марья Митрофановна меня домой отпустила, чтобы я там телефон оставила. Ужасно я обрадовалась и даже Кольку простила.

Милка

Вчера домой я шла вся несчастная и одинокая. Хорошо, ещё Зинку встретила и пожаловалась, что Колька в Милку влюбился.

— Как это, — удивилась Зинка, — а мы-то в кого влюбляться будем? Ой, почему ты за ним не присмотрела? Всё-таки с ним за одной партой сидишь!

— Сидела, — говорю, — а сейчас меня Марья Митрофановна пересадила к Иголкину, хулигану. Сначала я даже обрадовалась— будем вместе уроки срывать. А после Колька стал Милку провожать и портфель ей, вместе со своим, на спине таскать, как двугорбый верблюд, вот я и расстроилась.

— Ну, давай тогда Кольку спасать! Терпеть не могу эту Милку, вместе с её косичками. И туфли у неё на каблучках дурацких... Вот только лужи просохнут, опять ими стучать на всю улицу станет.

— Да-а, — соглашаюсь я, — только что тут сделаешь? Красота — страшная сила!

Ну вот, мы шли и шли, вдруг откуда-то Зинкина мама появилась. И Зинка сообразила выпросить... из своей школы в нашу перейти. Что наша школа лучше, я подтвердила. Ой, какие мы были счастливые, когда всё получилось!

Как только Зинка в классе нашем оказалась, сразу Милке на ногу наступила. Пусть знает, как Кольке глазки строить! И вообще, Зинка стала себя во всей красе показывать. С места кричит и отвечает всегда невпопад. Бедная Марья Митрофановна её десять раз пересаживала, но толк появился, когда меня с Колькой опять посадили, а её с Сашкой Иголкиным. Наверное, Зинка решила в него влюбиться, чтобы Кольку на двоих не делить. А то он такой маленький, ниже нас на целую голову!

Тут за дело взялась Милка, раскапризничалась, тетрадку бросила и ручку на пол уронила, сказала, что вообще к бабушке в большой город жить уедет. А может, к тёте в деревню, там воздух свежее и уроков меньше задают. Но, в общем, Колька Милкин портфель больше не носил. Да, и мой тоже... Хотя я на него не обижаюсь, потому что с двумя портфелями очень уж трудно перепрыгивать лужи.

А после...

— Подчёркиваем главные члены предложения, — сказала Марья Митрофановна, — а потом второстепенные...

Я сидела и смотрела в окно. Там было солнечно и очень красиво. Листочек мой подрос и давно обзавёлся друзьями-листиками. А ещё на черёмуховых ветках появились белые кисточки цветов, совсем весенние. Рядом сидел Колька и подчёркивал по линеечке, очень старательно. А мне учиться совсем не хотелось.

— Доделываем работу, — поторопила Марья Митрофановна.

Я сразу очнулась и едва не подпрыгнула, потому что предложение на доске очень понравилось: «Коля, Дина и Зина — лучшие друзья». Я успела до звонка быстренько в тетрадку переписать, даже подчеркнуть, рука сама собой сделала. Да разве могли быть здесь какие-то второстепенные! И я подмигнула Кольке и улыбнулась Зинке.