Пьеса в двух действиях

ГАСТОН — лет 60

НАСТЯ — лет 45

ЛИДА — их соседка, на вид 30, хотя внешность обманчива

ЛЁНЯ — муж Лиды, лет 35-40

ДАНЯ — ребенок в детской кроватке

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Провинция. Промышленный город. Вечер. Панелька в спальнике. Кухня в одной из квартир на высоком этаже. На стенах пожелтевшие от курева обои, на полу старый и потёртый, местами рваный, линолеум. Окна старые, еще деревянные, поэтому чуть приоткрытую форточку постоянно с силой распахивает порывистый ветер. Тогда ГАСТОН встаёт, прикрывает ее, оставляя небольшую щель — в квартире зябко, но проветрить надо. За столом на табурете сидит ГАСТОН, а напротив него, развалившись в кресле, развязно закинув ногу на ногу, его соседка ЛИДА, в махровом домашнем халате и в тапочках. Оба курят. На столе вместо пепельницы шкалик коньяка, в горлышко которого суют окурки — шкалик наполовину забычкован. Сначала откручивают крышку, кидают внутрь бычок, потом опять закручивают крышку — внутри шкалика сыро, и окурки квасятся там, бродят. На кухонном столе эта «пепельница» — центр композиции. Лида улыбается, смотрит на Гастона, выдыхает дым изо рта в его сторону, целясь в его лицо. Но дым не долетает, Лида улыбается. Гастон не смотрит на свою соседку, старается не задерживаться на ней взглядом, только мельком поглядывает и опять взгляд опускает. А Лида улыбается.

ЛИДА: Я ему даже поклялась тогда, что — всё! Я только его. И больше никогда и ни с кем. Что я прошлое сожгла, что у меня теперь мышление другое, взрослое. Не оценил меня, не поверил. Шлепок майонезный.

Молчание

ЛИДА: Чё, боишься его?

ГАСТОН: Нет.

ЛИДА: Не бойся. Я тебе всё скажу, как с ним общаться. Он же тупой, как орех. А я к тебе ходить буду. Классный ты, прям, не верится. Красавец, зубы ровные, с улыбкой во весь экран. Не то, что этот. Шлепок майонезный.

Молчание

ЛИДА: Да заколебал, давай расслабимся! Я и так там как в монастыре живу! Общаться хочу! Давай, заноси про кино. Я забыла, как там фильмец назывался, где ты бандита играл?

ГАСТОН: «Братва, не стреляйте по своим».

ЛИДА: Точно! Блин, какое кино! Как ты там сыграл, вообще супер! А когда тот, который, типа, главный у вас был, решил против тебя подставу замутить, а ты как бы, типа, всё знал, и что или сядешь, или убьют — тоже знал, но всё равно всем правду сказал и так смело улыбался в конце — супер! Такой стоишь, прям, смерть, типа, ощущаешь, но улыбаешься. Я потом это место искала, пересматривала специально! Поверить не могла, что вот он — ты. Тут. Сосед наш. В смысле, мой!

ГАСТОН: Это всё мелочи. У меня там эпизод. Там восемь серий всего, а я только в одной. Я же только и всего, что поулыбался там. И всё. Это не роль.

ЛИДА: Да ладно, не роль! Для меня вот — роль! И как тебя в конце убивают жулики эти, скоты, я бы порвала их всех на албанский флаг! И как ты играешь! Блин-н-н!!! Я когда в первый раз увидела по телеку, думала, мне показалось: просто похожий на тебя актер. А потом в титрах имя твоё увидела — Гастон. Так офигела, даже фамилию не запомнила!

ГАСТОН: Не надо, не запоминай.

ЛИДА: А как у других твоих фильмов название? Ты чё-то говорил, я забыла.

ГАСТОН: Да не фильмы это, тоже сериалы. У меня везде эпизоды. Это мелочи.

ЛИДА: Ну, напомни, если я говорю, что интересно!

ГАСТОН: «Путь от мента до пацана — 2», там сразу вторую серию смотри, с 17-й минуты, а потом пятую. И еще «Под знаком дворянского серебра», историческая драма, очень хороший режиссер снимал, Сашенька Сидорчук, мы приятельствуем с ним, и консультант у фильма тоже очень хороший, альтернативный историк, блогер, у него свой канал исторический. Потрясающий съемочный процесс. Снимали для одной очень солидной платформы. Очень рад, что мне удалось принять участие в таком проекте. Да, я играл там слугу. Немого слугу. Вот этот сериал я советую, Лидочка, смотреть полностью, от начала и до конца.

ЛИДА: Бли-и-ин, это всё Израиль какой-то, я поверить не могу! Надо название запомнить, а то всё время забываю. Он на рутрэкере в доступе?

ГАСТОН: Ты запиши куда-нибудь.

ЛИДА: Я запомню! Чё, думаешь, я тупая такая, что ли?! Если у меня высшего образования нет, это не значит, что я дура! Образование ни о чем вообще еще ни говорит! Вон, сантехник больше врача зарабатывает! Надо просто крутиться уметь! А шофера с северов знаешь, сколько привозят? А я вот с тобой общаться буду, все фильмы эти смотреть буду, так вообще любого заткну! И урюка этого тоже! Будет еще меня тупой шалавой называть! Я сама ему там такое скажу в другой раз, ага ведь?! Захлебнется! А если он, тварь, руку на меня еще раз поднимет, так ты его вообще распинаешь по любым вопросам, скажи же?!?! Да пусть он хоть всех своих друзей вместе взятых зовёт, пересидков этих, крестов туберкулезных, ты им всем в лицо спокойно плюнешь, как жуликам в том сериале, перед смертью, и умрешь за меня, скажи же?!?!

Стук в дверь

ЛИДА: Блин... Это Лёня. Вот скотина.

ГАСТОН: Ты же сказала, что он пьяный спит.

ЛИДА: Проснулся, значит. Чует, скот. Не замечает меня целыми днями, пока трезвый, забивает на меня. А если бухой, то при мне завалится спать - не разбудишь. Я могу потом хоть до утра на кухне сидеть, во весь голос выть.

ГАСТОН: Да, иногда я слышу.

ЛИДА: Да все, прикинь, слышат! А он спит, ему пофигу! А стоит мне только за дверь выйти, да хоть за сигаретами спуститься, — он тут же просыпается, начинает меня искать! Прихожу, а он мне: «Куда ходила, эй?!» А «эй» зовут лошадей! Пусть так со своими кобылами с работы общается!

Стук в дверь

ГАСТОН: Да что же это такое, батюшки, да что же это сейчас произошло! Стоп, стоп, стоп! Как же так всё вышло, как это получилось?! Лида! Что здесь было только что?! Объясни мне сейчас же! Я с ума сойду! Ты сидела дома, тебе захотелось курить, так?!

ЛИДА: Так.

ГАСТОН: Ты постучалась ко мне, я угостил тебя сигаретой, ты прошла на кухню, так?!

ЛИДА: Не ори, там Лёня услышит. Так.

ГАСТОН: Откуда в кармане твоего халата взялся презерватив?!

ЛИДА: Да я сама не знаю, правда. Он, наверное, давно там лежал.

Снова стук.

ГАСТОН: Да что же это происходит! Да что же это! Что мы наделали, батюшки, что мы наделали! Как же так вышло-то?! Нет, я как мужчина должен что-то сделать! Жили как свиньи, так хоть умрём по-христиански!

ЛИДА: Чё-ё-ё?!

ГАСТОН: Я пойду, открою, поговорю с ним. Сиди очень тихо, как будто тебя тут нет.

ЛИДА: Нет, не ходи!

ГАСТОН: Я не буду его впускать, сам выйду. Если я сейчас не открою, это очень подозрительно.

ЛИДА: А если он всё поймёт?

ГАСТОН: Тебе же домой потом всё равно возвращаться.

ЛИДА: Да он подолбится еще, потом походит туда-сюда, у него гон пройдёт, он спать снова ляжет, я тогда и пойду.

ГАСТОН: Нет, всё равно я выйду к нему. Надо поступить, как мужчина. Надо объяснить, чтоб он так не стучал. А то в другой раз он Настю напугает.

ЛИДА: А, ну давай. Я-то думала, ты обо мне беспокоишься.

Гастон выходит из кухни, Лида остается одна. Прислушивается. Слышит, как Гастон вышел из квартиры в подъезд. Встала, открыла один кухонный шкафчик, заглянула... Открыла другой, нос замочила. Услышала, как в квартиру обратно заходит Гастон. Быстро всё закрыла, села на кресло, сделала вид, что и не вставала. Закурила. Гастон входит на кухню.

ГАСТОН: Домой ушел, кажется.

ЛИДА: А ты не проверил? Не постучал к нему?

ГАСТОН: Я же не бессмертный.

ЛИДА: Да, конечно. Ты не будешь зря рисковать, ты ради меня свои силы для реального случая побережешь, я же знаю. И вдруг он там уснул опять, а ты бы его разбудил, не надо. Это хорошо, что ты не постучал. Обними меня.

ГАСТОН: Лидия, скоро Настя из храма придёт. Она там на там клиросе, у них какой-то концерт сегодня, по случаю праздника.

ЛИДА: Блаженная твоя. Так мы, типа, ничего и не делаем, она ведь знает, что я иногда к вам в гости захожу. Чё такого-то?

ГАСТОН: Всё, прекращай курить, мне еще проветривать надо. Она приходит, ругается, если я дома курю.

ЛИДА: Я бы не ругалась. У нее муж в кино снимается, а она ему курить дома не даёт. Вообще не в себе.

ГАСТОН: То, что сейчас между нами было — это ничего не значит. Это как в анекдоте про Пушкина. Как говаривал граф Нащокин: «Обстоятельства — демон жизни». Да, Лидия. К сожалению, мы, люди, порой в своих интенциях опускаемся до уровня животных. Про это еще Бердяев писал, мистификация пола и прочее. Да, на этой кухне мы только что трахались, Лидочка, и я не собираюсь бежать этого факта. Я мужчина и смотрю правде прямо в глаза. Как говорится, надо назвать дракона в лицо. Книга И-Цзин, глава о драконе. К сожалению, каждый во вселенной экзистенциально одинок. Да. И людям не хватает тепла. И по человеческой слабости мы цепляемся за влечение, подсознательно надеясь удовлетворить свою потребность в слиянии с кем-то, но это обманывает нас, Лидия…

ЛИДА: Ты чё, не рад, что я тебя расчехлила?

Молчание

ЛИДА: Да всё, понимаю, ладно. Я же сама к тебе пришла. Живи спокойно со своей блаженной. А я к тебе ходить буду.

ГАСТОН: Это исключено, обсуждать нечего! Да, я оступился. Но никто не вправе меня судить. Не судите, да не судимы будете. Как говорится, тайна хранится максимум двумя людьми. И, конечно, Настя ничего не должна знать. Поймите, это не ложь! Просто это аморально! Жестокость правды не всегда оправдывается фактом правды. Да и сами подумайте, что будет, если Леонид узнает? Ведь вам жить дальше.

ЛИДА: А кого колышет чужое горе, тем более — счастье? Ладно, я тебя поняла. Не писай в рюмку, переживательный ты мой! Такие, как я, женщины — самые понятливые и хорошие. Два раза можно не намекать. Живи спокойно со своей монашкой. У меня только просьба есть, милый. Сходи со мной до квартиры. Убедимся, что он спит. А то я одна боюсь. А утром всё нормально будет. Он с похмелья молчаливый, не дерется, только бычит. Сходим? Милый…

ГАСТОН: Ох, батюшки... Лидия… Я в чужой монастырь, как говорится… У вас там своя жизнь. Со своим укладом… Своя атмосфера. Я же, получается, как бы ваш сор из избы… Я понимаю, гражданская позиция — это важно. То, о чем ты просишь — вопрос твоей безопасности, в конце концов... Ты полицию вызывать не пробовала?

ЛИДА: Ладно. Давай еще одну покурим, и я пойду.

ГАСТОН: Батюшки, да что же это, сколько времени! Скоро уже Настя! Я обычно перед ее приходом проветриваю!

ЛИДА: Одну на двоих. Давай? У меня герпеса нету, я не заразная. Тем более, всё равно уже зафачился.

ГАСТОН: Ох, и надымили мы тут с Вами!

ЛИДА: Хочу. Не уйду. Душевно же одну на двоих выкурить. Как бы, такой способ снова соединиться. Я люблю.

ГАСТОН: Мы уже соединились, надо нам как-то себя окорачивать.

ЛИДА: Одну на двоих. Хочу. Не уйду.

ГАСТОН: Перестаньте, мы не подростки.

ЛИДА: А я чё, инфантилка, по-твоему? Не, погоди, ты меня за инфантилку подписать хочешь? Ты, может, сам просто закомплексованный? Чё такого-то? Ну, блин, выкури с девочкой по сигаретке, с которой трахался только что. Жалко тебе?

ГАСТОН: С девочкой?

ЛИДА: Ну да, не первой свежести, и что? Но моё сердце навсегда в 2007-м. Верните ненависть в хардкор, верните в пиво демидрол!

ГАСТОН: Верните мне мою юность на Старом Арбате и студенческие пьянки в Камергерском переулке.

ЛИДА: Да не в том прикол. Это как бы мем, понимаешь? «Верните мне мой 2007-й». Мне тогда 16 лет было. Я с такой челкой розовой ходила. У меня еще ремень был такой, в заклепках, шнурки розовые в кедах, сумка с Токио Хотел. Я такая, типа, носила всё только черное и розовое. Угар, да? А по мне так и не скажешь. Вроде, такая быдло-баба, гопочалка с виду, да? А я неформалкой в шараге была. У нас там место было, где всякие нефоры тусовались, мы с друзьями после пар туда тусить шли, девочки пили «Ягуар», мальчики — вишневый «Блэйзер».

ГАСТОН: Я в годы юности пивал напитки поромантичнее. Хотя бы, в плане названия.

ЛИДА: Попробовали как-то раз дынный, дак чуть не сдохли допивать — такой привкус тошнотный.

ГАСТОН: Я бы сказал — вкус времени, Лидия. Прямо как шум времени у Мандельштама…

ЛИДА: У нас вся группа в шараге делилась на гопоту и на нефоров. Все вот говорят, что нефоры гопников боятся, а у нас наоборот, гопов щемили. Потому что нефоры нормальные были, нормальные панки, за свою культуру в ответе. Могли и табуретку на уши надеть, если вопросы какие. Не то, что щас молодежь. Полупокеры какие-то, с татухами на лице гоняют, а сами дрищи. При нас такой херни не было. Это тут, в городе, не пойми чё творится. На Вайнера, вон, выйдешь в центр, офигеешь, как молодежь одета. Так посмотришь, думаешь, может, ну вас всех на фиг, обратно вернуться? Хотя, чё я там не видела, в этом селе? Как оттуда свалила, так и не появлялась.

ГАСТОН: По несчастью или к счастью, истина проста — никогда не возвращайся в прежние места. Это Шпаликов. А Настя скоро вернется.

ЛИДА: Тут-то, конечно, хорошо городским. Может, если бы во мне тоже с детства таланты развивали, то и я могла бы в театральном учиться! Может, и я бы могла актрисой стать! Знаешь, какая я худенькая, какая красивая была! Да каво, я и щас красивая, нет, скажи же! Я же хорошенькая? Снималась бы щас в кино, в Москве бы жила! Была бы актрисой! Вот я ведь смогла бы стать актрисой?!

ГАСТОН: Я тебе перед уходом названия фильмов на листке напишу.

ЛИДА: Нет, скажи! Я смогла бы актрисой стать? Талант у меня точно есть! Вся семейка знала, что Лидка у нас — артистка! Жулики и аферисты — лучшие артисты! Без проституток и воров мир как без фантика конфетка! Перед ментами дурочку включу — помурыжат три часа без протокола да отпустят! А чё еще нужно?! Стихи читать?! Ну, выучила бы, не проблема! Переживать эмоции я бы тоже смогла. Я иногда сижу на кухне, пока это чмо бухое спит, и так переживаю, так переживаю! А потом представлю что-нибудь и так плачу, так плачу - это жопа просто! Я даже знаешь, как танцевать умею, как зажигаю! Я на дискотеках лучше всех танцевала, я тебе щас покажу!

Лида встает в центре кухни напротив Гастона, развязывает махровый халат, под которым голая грудь, начинает мотать перед ним бедрами. В это время в прихожей слышно, как в замок вставляют ключ, как дверь открывается, и из прихожей голос НАСТИ: «Опять накурено. Я не могу так больше. Я уеду, вы меня убить нарочно хотите». Лида быстро запахивает халат, садится в кресло. Гастон суетится, убирает со стола шкалик окурков, бегло оглядывает кухню на предмет следов преступления. Настя входит.

НАСТЯ: Опять накурено! Я не могу так больше! Я уеду, Вы меня убить нарочно хотите! (видит Лиду) О, тут веселуха, да? Здравствуйте, я ненадолго. За вещами. Я сейчас уеду, я вам не помешаю.

ГАСТОН: Настюш! Здравствуй, моя хорошая, раздевайся. Чаю горячего заболтать тебе? Сегодня прохладно. Сейчас вздуем кипяток. Насть, Лида посидит у нас совсем немного? Там Лёня за стенкой опять разбушевался, но ведь должны же мы приютить душу!

НАСТЯ: Я только зарядник найду и уйду. У меня телефон сел, я тебе даже позвонить не могла. Всё хорошо, продолжайте, я вам не мешаю. Где зарядник?

ГАСТОН: Ты знаешь, где.

НАСТЯ: Тогда ничего, если я пройду? (Гастону) Вы не против?

Молчание

НАСТЯ: Да, простите, Вы же не на работе, дома Вы не любите спектакли. Я только найду свой зарядник и уйду!

ГАСТОН: Вот так, Лидия, мы и живём эти шесть лет. Но она замечательная, я Вас уверяю. Настюша! Чаю заболтать тебе? Как концерт прошёл?

НАСТЯ: Концерт только начинается!

ГАСТОН: У Лиды вот несчастье небольшое, посидим, поговорим.

НАСТЯ: Сочувствую.

ЛИДА: Да я уйду щас, ладно..

ГАСТОН: Лида, ну что же Вы, я сейчас Вам список фильмов составлю.

НАСТЯ: Да тут, я смотрю, клуб любителей кино!

ГАСТОН: Некоторые фильмы имеют замечательно терапевтический эффект…

НАСТЯ: Ты теперь и терапевтом работаешь? Много зарабатываешь?!

ГАСТОН: Там Леня опять бузит за стенкой, Лида пришла немного посидеть и пожаловаться, просто по-соседски.

НАСТЯ: Хорошо, я сейчас вызову для Лиды полицию! Зарядник только найду, чтоб телефон включился!

ЛИДА: Да нормально всё, Настя, какая полиция, я за сигаретой просто заходила…

НАСТЯ: Да, я чувствую, что здесь накурено!!! Вы меня простите, но я не могу, когда так!!! У меня и так легкие болят, мне нельзя запах табачного, мне нужно беречь легкие!!!

ЛИДА: Дак Гастон и рассказывал, что ты в церкви поёшь.

НАСТЯ: И прекрасно, что меня уже успели обсудить! Очень мило, да! Где этот зарядник долбанный?!?!

ЛИДА: Дак он на тумбочке возле дивана!

Молчание

ЛИДА: Чё я не так сказала?

ГАСТОН: Да. Я давал Лидии. В смысле, воспользоваться. На тумбочке. Возле дивана.

НАСТЯ: Мило. Значит, отдайте мне мой зарядник!

ГАСТОН: Пройди и возьми!

НАСТЯ: Я не могу, я не хожу и не ищу по комнатам в чужом доме!

ГАСТОН: Ты в своем доме.

НАСТЯ: В моем доме не курят!

ГАСТОН: Да никто тут не курил! Хорошо, я тебе разрешаю пройти и поискать!

НАСТЯ: Не надо мне разрешать! Я без Вас разберусь! Отдайте мне мой зарядник! У меня легкие болят, я не могу, когда накурено!

ГАСТОН: Да здесь никто не курил, это Леня в соседней квартире курил! Через вентиляцию затянуло!

ЛИДА: Э, мы, так то, не курим дома, у нас там ребенок маленький!

Молчание

ЛИДА: А чё я опять не так сказала?!

НАСТЯ: Значит, отдайте мне сейчас же зарядку, я собираюсь и уезжаю!

ГАСТОН: Никуда ты не поедешь! Пришла домой — будь добра, разденься!

НАСТЯ: В моем доме не курят!!!

ГАСТОН: Да здесь никто и не курит!!! Это из подъезда через двери тянет!!!

НАСТЯ: Хорошо, я с Вашего позволения прохожу в комнату. (Уходит. Возвращается) И где мой зарядник? Я не могу найти!

ГАСТОН: Я никуда не убирал.

ЛИДА: Я, так то, тоже не украла, если чё. Не надо на меня так смотреть!

НАСТЯ: Тогда почему я не могу найти?!

ЛИДА: А есть средство одно, ты скажи так: «Чертик, чертик, поиграй и отдай», - я после такого всегда нахожу. Я колготки однажды как-то потеряла, у меня они последние целые оставались. Ну, по делам надо было в целых колготках. А потом чертика попросила — сразу нашла! Оказалось, Лёня, сука, спрятал их от меня.

НАСТЯ: Что Вы говорите! Как можно так говорить! Вы хоть понимаете, что Вы чёрта просите Вам помочь! Что это общение с нечистым духом! Вам нужно в храм сходить, Вам нужно курить бросить, Вы же мать!

Молчание. Пауза.

ЛИДА: Я не поняла… А ты че докопалась-то до меня, э?!.. Да, я мать, и чё?!.. Гастон, дай еще одну, я пойду. Угостишь? А, я забыла, ты же не куришь. До свиданья!

Лида уходит. Гастон бежит за ней в прихожую, закрыть дверь. Возвращается на кухню. Настя так и сидит в верхней одежде на табурете, уставившись в одну точку. С полминуты они оба существуют на кухне в тишине. Так тихо, что слышно, как Лида осторожно открывает соседнюю дверь, проходит в свою квартиру…

НАСТЯ: Я постоянно исповедуюсь в том, что гневлива, а Вы тут устраиваете! Это Вы виноваты! Зачем я ей всё это наговорила? Как это ужасно, как это не по-христиански. Надо ей помочь. Надо вызвать полицию, наверное? Или нет? Что-то ведь надо сделать? Надо посуду сегодня всю вымыть. А то там объявление внизу на подъезде висит, что завтра воду горячую отключат. Я так устала сегодня, целый день работала.

ГАСТОН: Ты съязвила про клуб любителей кино. А тут из двух любителей, на секунду, был как минимум один профессионал!!! А для таких людей, как Лида, кино — это хорошее утешение.

НАСТЯ: Утешение надо искать в молитве, в трудах. Я целый день работала, а сейчас вот молюсь, чтоб у меня сил хватило посуду помыть. Но мне, если хотите знать, радостно от этого!

ГАСТОН: Не все такие святые, как ты.

НАСТЯ: Нельзя так говорить, это кощунство! Зачем Вы говорите, что я святая?! Я не святая!

ГАСТОН: А есть люди простые. Сигареты и кино. Посидел, покурил, пообщался с сигаретой. Это хороший собеседник. Потом включил фильм.

НАСТЯ: Надо наставлять людей, а Вы потакаете их слабостям.

ГАСТОН: Прекрати говорить мне «Вы», меня это бесит. Я так себя не веду.

НАСТЯ: Вас бесит, потому что в Вас бес сидит. Что-то я прям с ног валюсь, так устала. Сил нет, наверное, посудой заниматься, пойду спать упаду. Так напелась сегодня, что разговаривать лень, думала, приду, сразу в душ и спать. Прихожу, а тут какой-то Содом и Гоморра. Слушайте, когда это, наконец, прекратится? Я всё понимаю, что у них семья неблагополучная, но есть же выход какой-то? Надо в социальную службу какую-то, что ли, сообщить! Ребенок маленький, в конце концов! Не на нашей же кухне!

ГАСТОН: Что?

НАСТЯ: Что — что?

ГАСТОН: Что ты имела ввиду — не на нашей кухне?

НАСТЯ: Что — приходить, и здесь курить, вот что! И помои здесь выливать все про их семью! А вообще, может быть, это именно от несмирения! Написано, что «жена да убоится мужа». А она всё сюда бегает и сор из избы, как бы, выносит — тоже ведь нехорошо. А вы с ней курите!

ГАСТОН: Нет.

НАСТЯ: Ну, она курила!

ГАСТОН: Нет.

НАСТЯ: Вы мне даже не можете сказать правды! Вот как нам дальше жить?! Я каждый день молюсь и за себя, и за Вас тоже, чтобы всё наладилось, чтобы у нас семейная жизнь началась нормальная, как во всех семьях! Вот у всех, у всех!!! У всех всё хорошо вокруг! Одни мы! Живём непонятно как!!!

ГАСТОН: Как хорошо мы плохо жили, прикуривали на ветру. За магазином ввечеру стояли, тихо говорили. Это Рыжий.

НАСТЯ: Слушайте, хватит уже, пожалуйста. Я наслушалась.

ГАСТОН: Нормально мы жили. Живём.

НАСТЯ: Мы жили с Вами в блуде! Мама умерла!

ГАСТОН: О. Продолжаем наш концерт.

НАСТЯ: Что-о-о???

ГАСТОН: Настюш, пожалуйста. Раздевайся и иди отдыхать.

НАСТЯ: Да! Мама умерла из-за того, что мы жили с Вами в блуде! Но моя мама — ангел, она и теперь, на небе, заботится о своей грешной дочери. Иначе как объяснить, что Бог наставил меня на путь покаяния? Это она молится пред ним за меня, и вот он так устроил!

ГАСТОН: Конечно, ты же центр вселенной! Но правда в том, что нельзя было так много пить! Марину Тимофеевну посетил, наконец, господин инсульт! Всё просто!

НАСТЯ: Вы не смеете так говорить! Об усопших либо хорошо, либо никак!

ГАСТОН: Но это правда.

НАСТЯ: Вы не смеете так говорить про мою маму!!! Вы вообще не смеете так со мной разговаривать! Вы мне даже не муж!

ГАСТОН: Да. С мужьями не спят на разных половинах дивана.

НАСТЯ: И если нет даже банального уважения!

ГАСТОН: Под разными одеялами!

НАСТЯ: Банально — не курить в квартире! А я банально хочу нормальную, семейную атмосферу в доме! И хочу, чтобы ко мне банально хорошо относились! Почему я не заслужила, чтобы мы женились?! Почему?! Даже у этих семья! Даже она ему жена, и он ей муж, и у них ребенок! Почему им дал Бог, а мне не даёт?! За что Вы так не любите меня?! Ведь я столько лет тут с Вами прожила! У меня мама умерла из-за Вас — вот как я Вас любила! Почему у них есть ребенок, у нее есть ребенок, а у меня нет!!! За что ей?! Посмотрите на нее! Кто она такая?! Нет, Вы ее видели вообще?! Вы с ней курите на этой кухне, а Вы ее видели вообще?! Да это у меня должен быть ребенок! Это мой ребенок, мой!!! Я его заберу у нее!

ГАСТОН: На каких основаниях?

НАСТЯ: Да вот возьму и заберу!!!

ГАСТОН: По какому праву?

НАСТЯ: В соцопеку сообщу, и всё! Пускай их прав родительских лишают! Каждые выходные шалман устраивают! Еще и курить сюда бегает — нет, ну не стыдно, а?! Вообще никаких понятий у людей! А вы с ней тут сидите и курите!

ГАСТОН: Нет.

НАСТЯ: Нет, курите!

ГАСТОН: Нет.

НАСТЯ: А что вы еще тут могли делать?! Скажете, просто мило сидели, разговаривали?! Нет! Я Вам могу сказать, что вы еще тут делали, просто уничтожать Вас не хочу! Мне жаль Вас! Потому что Вы тут не только курили! Сказать, что Вы тут делали?

Молчание.

НАСТЯ: Ну, сказать?! Думаете, я не понимаю?!

Молчание.

НАСТЯ: Да пили вы тут — вот что!!! Пили!!! Чтобы Вы, чтобы ты - сидел, покуривал тут, да не залил, да я в жизни не поверю! Сидели и пили!!!

ГАСТОН: Всё? Эта жопа вылила свой яд?

НАСТЯ: Что-о-о?!?!?!

ГАСТОН: Я спрашиваю. Эта жопа вылила свой яд? Тогда я закурю.

НАСТЯ: Я собираюсь и уезжаю!!! Всё!!! Че Тэ Дэ — как говорится! Три буквы! Что и требовалось доказать! Даже оправдаться не попытались! Да незачем оправдания, но просто ради уважения — банально!!! Где мой зарядник?! Мне надо брату позвонить!

ГАСТОН: Ты к брату поедешь?

НАСТЯ: А Вас это волнует?! А Вы мне кто?! Муж?!

ГАСТОН: А брат твой не курит у себя на кухне?

НАСТЯ: А Вас это волновать не должно! Зарядник мне мой верните! Я должна телефон включить!

ГАСТОН: Он был на тумбочке, возле дивана.

НАСТЯ: Я уже смотрела, там не было!

ГАСТОН: На тумбочке. Возле дивана.

НАСТЯ: Поиздеваться напоследок решили? (уходит в комнату)

Пока Настя в комнате, Гастон негромко: «Чертик, чертик, поиграй и отдай». Закуривает.

НАСТЯ: (входит на кухню) Нашла. Да, с первого раза не заметила! И что?! Тут такой табачный чад стоит! Как в тумане всё! Ничего не видно! Я звоню брату, вызываю такси, уезжаю! (выходит из кухни)

За окном сгущаются сумерки. Гастон не включает свет. Сидит, курит в полумраке. На кончике сигареты звездочка мерцает. Настя вызвала такси, не прощаясь, хлопнула дверью. Квартира упала в тишину. Так тихо, что слышно, как в подъезде Настя вызывает лифт, как шахта лифта гудит. Я бы просидел так, не двигаясь, вечность. Пусть бы только звёздочка мерцала. Ночью шорохи и шепоты слышней. Правда ли кто-то шепчет? Или мне кажется, и я с ума схожу. Я ведь один здесь и никто не скажет мне правду. Ночью шепоты слышней. Гастон слышит из-за картонной стены, что в соседней квартире кто-то тихо разговаривает. Там, за стеной — детская комнатка в квартире Лиды и Лёни. Лида сидит напротив старенькой детской кроватки с высоким бортом, такой типичной, советского образца. В кроватке нелепо, с отсутствующим взглядом, сидит ребенок, ДАНЯ, похожий на маленького старичка. Смотрит на мать, а Лида на него. У высокого борта кроватки есть вертикальные рейки, и Даня держится за них, будто за прутья решетки, которая разделяет их с матерью. Лида не подходит к нему, общается на расстоянии, хотя он иногда и тянет к ней ручонки через решётку, мямлит что-то. Но эмоций он не выражает, на лице — унылая детская маска. Лида, кажется, немного нетрезвая. Хотя, она почти всегда так выглядит.

ЛИДА: Ну и чё, что я мать? Я чё, не женщина, что ли, а, Дань? Чё она вообще на меня погнала? Я, просто, не дома раз, не стала возникать особо, а то бы я с ней поговорила за жили-были. Ишь, разоралась, пришла. Ну, так и чё, что я мать?! Не, ну ты мне скажи? Могу я хоть с одним мужиком в этом доме нормально поговорить? Должен же в доме быть мужик, в конце концов. Я вот слышала, что душа на небе сама себе родителей выбирает. Так, значит, это ты сам ко мне пришёл. Ну, так и чё ты тогда от меня хочешь, я не понимаю? Да, я херовая мать, Дань, и чё?! Но ты ж сам меня выбрал! Какие ко мне-то претензии?! А я женщина, понимаешь? Меня не надо менять, меня надо тупо принимать. Пойми хоть ты, пусть хоть из тебя мужчина вырастет. Я понимаю, ты этому папаше своему ничего сказать щас особо не можешь. Да и ладно, и хрен с ним, может, сопьется уже как-нибудь однажды — хоть бы хайло своё залил так, чтоб захлебнуться! Вообще, так-то, все мужики — козлы! Но вот ты, сынок, другой будешь, я знаю! Я верю в это. Я не верю ни в Бога, ни в дьявола, ни в нашу власть, Данечка, а в тебя — верю! Ты вырастешь и станешь настоящий кавалер, настоящий мужчина! Который любит и принимает женщину такой, какая она есть! И никогда не предашь ее, и любить будешь по-настоящему! А я, Даня, за тебя любого порву, понял? А когда ты вырастешь, я тебе куплю машину! Большую и красивую! Хочешь машину? Туайоту! Или нет, лучше Мерсидэз! Ваще красава будешь! Ты только расти давай, мама всё для тебя сделает! А то вон сидишь в кроватке, даже заступиться не можешь за маму, пока папа ее бьёт. Да, Даня, папа бьёт твою маму! А ты не видел? Зато, наверное, слышал, да? Да всяко слышал! А знаешь, за что? Не буду рассказывать. Вырастешь — узнаешь. Хотя нет, ты не узнаешь! Потому что я загадала, что ты будешь настоящим мужчиной! Поэтому я тебе щас сама расскажу! Проститутка — это женщина, которая торгует своим телом, сынок. Знаешь, как это? Объяснить? Заработать же как-то надо, согласись? Не жаловаться же. Я же тоже там, на небе, видать, сама себе родителей выбирала. Только не помню такого нифига, но ладно, допустим. Значит, жаловаться не на что. Претензии предъявлять некому. Значит, вывозить по жизни надо? Надо. Ну, вот как-то так оно и получилось, сына. А чё тут еще объяснять? Кассиршей, что ли, в «Пятерочку»? Я чё уже, больше ни на что не способна, что ли? Да и пошли они все на фиг! Вам надо, вы и работайте, кони тупые. Правильно я говорю? Чё молчишь? Неприятно? Противно? Вот и папе твоему противно стало, когда он это узнал. А мама твоя, по его понятиям, — сука последняя, скрыть от него хотела, когда замуж за него выходила. А выходила, потому что думала, что — всё. Помотала меня жизнь, то да сё, теперь поживу нормально, за мужиком. Знаешь, как я его любить собиралась?! Я всё прошлое забыть хотела! Что, типа, я его обманула? Жизнь такая! Я бы потом ему всё-всё рассказала со временем, когда бы он меня принял! А он от корешей своих узнал и не принял. Вот поэтому пусть идёт и с ними долбится во все щели! А от меня правды пусть вообще не ждёт теперь! Но тебя я, сынок, никогда не обману! И поэтому я тебе вот щас и рассказываю, и еще расскажу, как оно бывает, чтоб ты не удивлялся, понимал всё, когда вырастешь. И разве папаня твой мужик, если он понять не может, если не знает, как жизнь порой устроена?! Вот скажи, а, сынок?! Я от тебя ничего скрывать не собираюсь, потому что ты — мужчина настоящий, единственный такой здесь, да и вообще, на земле. Да, так-то, я из себя страдалицу тут не строю, чё! Грустно немного, но знаешь… Мне одна подружайка как-то сказала: «Хорошо бабам, которые в порнухе снимаются. Трахаются себе и не парятся, кто и что о них подумает!» Вот так, сынок. Она, значит, парилась тоже. А я вот не запарилась! Да, вот такая я! Чё, плохая мать, да?! Плохая?! Ладно, спать ложись. Мне тоже спать охота. Щас батянька твой проспится, по делам съебзнёт, я и отдохну лягу. Хорошо вот тебе, спишь, сколько хочешь. Ну, спи, пока еще можно. Главное, спать не полюби. А то по жизни спать полюбишь — вообще не вариант. Любить надо по ночам женщину, а не спать. Поэтому давай, высыпайся, пока еще стручок в штанах. Пошла я, в падике покурю. Тебе нельзя же таким дышать, типа. Тоже странно — ты ж знал там, на небе, что я курю, а чё пришёл тогда ко мне, если тебе нельзя дышать таким? Ладно, я тебе прощаю, настоящему мужчине женщина всегда простить готова. Спи давай. Вырастай. Пошла я.

Лида выходит из даниной комнаты, потом из квартиры. Недолго в халате стоит в подъезде, смотрит в подъездное окно. Потом стучит в дверь квартиры Гастона тихонько. Никто не открывает, она толкает дверь осторожно, та поддается, открывается. Лида вшагивает в полумрак прихожей. Потом тихонько, не включая свет, заходит на кухню. А тут Гастон сидит спиной к Лиде, смотрит в окно, не поворачивается к ней. Сигарета в его руке дотлела, бычок только остался, но он его держит, не выкидывает. Застыл на табурете, как памятник. Словно время вокруг него замерло. Лида подходит, тихонько трогает его за плечо. Гастон к ней медленно оборачивается, а вместо лица у него черное глубокое пятно. Лида вскрикивает, включает на кухне свет. Гастон удивленно на нее смотрит.

ЛИДА: Фу, блин. Ад и Израиль какой-то. Показалось.

ГАСТОН: Что?

ЛИДА: Бли-и-ин. Я Настю, наверное, щас разбудила, да?

ГАСТОН: Она уехала.

ЛИДА: А-а. Фу, блин! А я тут кралась такая в темноте, думала, чтоб свет не включать, чтоб Настю не разбудить, если что. Просто не заперто было, я и вошла. Ты только не подумай, что я такая, типа, как к себе домой, как будто. Нет, просто хотела сигарету попросить, постучалась вот к тебе. Блин, по ночам вообще курить охота капец как. А чё, Настя уехала, говоришь? А чё так, на ночь глядя? Поругались? Ты сам-то чё, нормально?.. А я это… Короче…………

Гастон молчит. Лида говорит. Гастон слушает. И не слушает. Отворачивается и смотрит в окно, в ночь. Если ночью смотреть в окно при включенном электрическом свете, то в окне видишь свое отражение. С отражением можно побыть, помолчать. Это не то же самое, что смотреть на себя в зеркало, нет. В окне себя в полутон видишь, как призрака, а за спиной у призрака — ночной город. Есть ли этот город? В отражении там и Лиду видно. Есть ли она? Вдруг сейчас голову обратно в реальность поверну, а никого и нет?

ЛИДА: Алё, гараж! Ты там с кем?!

ГАСТОН: А?

ЛИДА: Ты чё там?

ГАСТОН: Ничего. Вот сигареты. Курите, Лида.

ЛИДА: Я говорю, от подружайки одной слышала, что есть какая-то фотомодель, — не помню, как зовут, — она до сорока лет домохозяйкой была, детей нарожала, вообще тихо себе жила, толком ничего в жизни не видела, а потом ее какой-то фотограф увидел, предложил сняться для журнала, - ну, и всё.

ГАСТОН: Что — всё?

ЛИДА: Жизнь поменялась у бабы. Потом заметили ее какие-то из шоу-бизнеса, стала она сниматься, одежду рекламировать, известная теперь какая-то.

ГАСТОН: А-а.

ЛИДА: Не помню, как зовут, но реальная история, я тебе реально говорю.

ГАСТОН: Ни с того, ни с сего предложил для журнала сняться?

ЛИДА: Слушай, ну это же я тебе образно историю рассказываю, чё ты прикапываешься?

ГАСТОН: Скажи, если бы тебе что-то привиделось странное, и этому было бы только два объяснения, то какое тебя больше бы устроило — галлюцинация или призрак?

ЛИДА: Галлюцинации — нафиг надо. Я этих бэд трипов в своё время наловилась, хорош. А по призракам я раньше угарала, когда с готами тусила. Хотя тоже нафиг надо. А этот вон, как шары зальёт до белки, я, по-моему, сама для него, как галлюцинация, — вообще меня не отражает.

ГАСТОН: А ангелов Вы видели?

ЛИДА: А как их можно увидеть? Хотя, смотря под чем. Но я ни под чем не видела. А чё ты спрашиваешь?

ГАСТОН: Так. Выпить бы.

ЛИДА: У меня есть, я бы принесла, но он на меня гнать будет потом. Он просто гонит на меня, что я, типа, ни фига не делаю, не работаю, — и начал каждую бутылку дома считать. Это просто ад и Израиль, я тебе отвечаю! Можешь представить, — приходит даже с работы когда и первым делом по шкафам проверяет, все ли фунфыри на местах целые. Я, если выпью немного, там вони! Ладно, хоть сигареты еще даёт. И то — не хватает, у тебя хожу, клянчу, как эта. Типа, я работу не ищу. Дак я ищу! Только я не хочу хоть куда, я чё, совсем уже себя не уважаю, что ли. Я актрисой стать хочу.

Молчание

ЛИДА: А почему, чё такого-то? Я не понимаю, той бабе можно было фотомоделью стать, а мне нельзя, что ли? Я чем хуже? Я своей жизнью не заслужила, что ли? Щас вообще время такое, всё можно, если захочешь. Я подписана на девочку одну, она такие реальные истории рассказывает! Про личностную мотивацию, и как это работает, и мечты как воплощаются. Она сама там тоже чуть ли не деревенская, по жизни чем только не занималась, а потом всё изменила. Да и везде в инете люди историями делятся, что всё работает! В любой момент и ты, и я можем свою жизнь изменить! Я вообще, если б знала раньше, так давно бы всё поменяла, даже шарагу бы бросила! А уж про этого крокодила вообще молчу! Надо уметь в жизни правильно желать, и вселенная, она, как бы, твои потоки ловит и направляет! А я для себя всё решила! Я сначала еще не верила, сомневалась, а потом поняла, что надо верить в себя! Очень хочу актрисой стать, Гастончик, милый! Ты же ведешь для детей занятия всякие, ну помоги и мне тоже!

ГАСТОН: Вы ведь, Лида, далеко не ребенок.

ЛИДА: Я думала, я для тебя что-то значу теперь. Или что, ты только за деньги, да? Денег у меня нет, баблом у нас Леня заведует, мне не даёт. Ну, дак я с тобой по-другому рассчитаюсь. В смысле, я имела ввиду, что потом, когда актрисой стану, — они же много за съемки получают, — я бы тебе бы и отдала. Вот ты согласись, ведь неспроста мы в соседях оказались. Ты же сам говорил, у тебя щас заработка нет без съемок, приходится уроки всякие давать, ну, дай мне тоже. Нас вселенная друг к другу подтолкнула, разве ты не видишь? Не зря мы сошлись, это сценарий свыше, по-любому!

ГАСТОН: Тебе знаком такой термин: «симулякр»?

ЛИДА: Нет. Но это ж не потому, что я тупая! Просто не читала о таком.

ГАСТОН: Симулякр, грубо говоря, — это копия без оригинала. О чём тут, в общих чертах речь, Лидия, дорогая? Нас с Вами по факту, как бы, и нет. Вот видите, выражаюсь: «как бы». Среда пребывания оставляет отпечаток. Обойдёмся вперед без слов-паразитов. Впрочем, предлагаю немного выпить. Сегодня я не хочу входить трезвым на территорию подобных размышлений.

ЛИДА: Да блин! Тебе чё, меня не жалко, что ли?! Не могу я лёнино брать!

ГАСТОН: Нет, нет, всё в порядке! У меня припасено немного водки. Насти в доме не будет, и можно даже курить. Устроим небольшой творческий вечер. Актрисой, значит? Вот и поговорим. Копия без оригинала — как это понимать, спросите? Объясняю. Вы же не поспорите с фактом, что являетесь субъектом подражания. Нет, я не говорю, что я не являюсь. Являюсь. Как бы это Вам понятнее объяснить?

ЛИДА: Да говори как есть, я ж не глупенькая, пойму уж.

ГАСТОН: Ну, да. Хорошо. Если кратко, я Вас хочу предостеречь от этого желания. Это жестокая профессия, очень жестокая!

ЛИДА: Слушай, да что со мной, прямо, разговаривать! Я же дура, так то! Иди ко мне, я тебя обниму. Что-то мне тебя так жалко, ты такой умный. Мы точно не случайно вместе оказались. Я, прям, вижу. Тебя твоя блаженная пилит, а меня Лёня дома гасит. Встретились ведь два одиночества. Налить тебе водочки? Где она у тебя, я достану, налью. Тут, да? (Открывает шкафчик) Ой, чикушечка! Я как знала! Смешно, да? Как будто в кино, да? Они там и домой с улицы прямо в обуви проходят, и на кровать в ботинках ложатся. И шкаф если откроют, тут же нужное перед глазами видят. И я — видишь, какая! Открыла и сразу увидела. Вот и похозяйничаю! Стопочку дать тебе? Ой, а давай я тебе приготовлю что-нибудь? Тебе твоя готовит хоть вообще, нет? Я, знаешь, если захочу, какая хозяйка офигенная! Суперская! Хоть кого на хер пошлю! Покормлю, хоть, мужика. Будешь закусывать или занюхивать моими волосами.

ГАСТОН: Стопки там, сверху.

ЛИДА: Ой, дак а я бы нашла!

ГАСТОН: Второй раз могло бы не повезти. (наливает и пьёт)

ЛИДА: Мне — повезет! Потому что вселенная меня слышит! Просто раньше я не верила в это. А теперь верю.

ГАСТОН: Ну, организуйте закуску тогда.

ЛИДА: Так. Руки надо сполоснуть. Прям тут, в раковине, сполосну?

ГАСТОН: Только прошу, не сморкайте. Настя обижается, когда я там козявки оставляю.

ЛИДА: Ишь, чё, королева. У нее мужик в кино снимается, а она вообще ниче не понимает. Я бы вот не обижалась. Чё такого, все мы люди. Я, когда с панками тусила, мы однажды хату на Новый год сняли, прям мажорную, и там у нас один чувак по пьяни в бидэ насрал. А так как он был вообще в невменозе, мы потом на су-е-фа скидывались, кто убирать будет. А то хозя бы хату обратно не приняла. А того дебила в падик выкинули, он на лестнице Новый год встречал. Вот это я понимаю, хардкор был, говно из бидэ вытаскивать. А тут чё? Королева, блин, нашлась, говна и пыли.

ГАСТОН: Женщина на кухне — что может быть более к месту? Нет, не подумайте, это не дискриминация. Это банально красиво. Что я могу с собой сделать, таково мое видение. Если бы я был человек середины девятнадцатого, я бы принял Вас в гувернантки. А потом сбежал бы с Вами в Италию. Обосновался бы в предместьях Тосканы, писал картины, пил бы настоящее белое вино. (выпивает)

ЛИДА: Ты еще и рисовать умеешь?!

ГАСТОН: Нет, что Вы. Не наделяйте меня излишними качествами.

Лида достает из холодильника какую-то еду, организует на стол.

ЛИДА: А я бы сбежала тоже с тобой! Да хоть в Москву, хоть завтра. Нет, я серьезно. А чё? Ты бы в кино снимался, я бы тоже потом начала бы сниматься. Ты бы меня научил бы всему, мы бы жили вместе. Приходил бы со съёмок уставший, а дома тебя ужин ждёт. Классно же? Я нормальной была бы гувернанткой.

ГАСТОН: Если кратко, Лидия, я бы хотел Вам сказать следующее. Не знаю, с чего начать. Это к вопросу о Вашем выборе. Тут нужно кое-что прояснить. Я начну издалека, но Вы поймете, о чем речь.

ЛИДА: Дак, конечно, пойму! Не тупая же.

ГАСТОН: Представьте, Вы стоите на перекрестке, перед Вами светофор. Загорается зеленый свет. Ваши действия?

ЛИДА: Капец, ты со мной, как с дурой. Перейду.

ГАСТОН: А почему не на красный?

ЛИДА: Ты прикалываешься?

ГАСТОН: Нет.

ЛИДА: Красный свет — прохода нет.

ГАСТОН: Но красный свет — это просто красный свет. Не обязательно что-либо делать.

ЛИДА: Ха! Так-то, да. Блин, какой ты умный, а?

Гастон пьёт.

ГАСТОН: По сути, ни зеленый, ни красный ничего не значат. Но нам внушили реакцию на них. Такова реальность, она состоит из сигналов и реакций на сигналы. Так же и с кино. С экрана идут сигналы, просто более сложные, чем цвета светофора. И если Вы думаете, что посмотрели фильм, и это никак на Вас не повлияло, — Вы ошибаетесь.

ЛИДА: Так то, вселенная тоже наши сигналы ловит, а потом то, о чем думаешь, тебе и возвращает. Мысли вообще материальны, милый! Я же сказала тебе, что и ты, и я в любой момент можем жизнь изменить! Дак давай изменим? У нас всё получится!

ГАСТОН: Я, увы, уже никуда не могу от этого деться. Не пойду же я в магазин грузчиком, в конце концов. Да и образ мышления уже не поменять. Это к вопросу об аде профессии, Лидочка. Поэтому, если Вы стоите сейчас в точке выбора — не выбирайте это. Будьте осторожны со своими желаниями — они имеют возможность сбываться. Это не я сказал, это Булгаков.

ЛИДА: Почему вот мы раньше, а, не встретились? Я бы такая была бы с тобой счастливая. Ты бы мне это всё вот рассказывал, учил бы меня, а я бы у тебя научилась, снималась бы где-нибудь, да хоть в рекламе мази от геморроя. Лишь бы отсюда уехать, лишь бы жизнь эту не видеть, блин, честное слово. Да знала бы если куда, дак давно бы ушла, да хоть на хер, — знала бы, на чей! Вот ты же постоянно слышишь, что за стеной происходит. Не надо только говорить, что не слышишь. И как он бьёт меня, слышал. Вот, смотри, синяк. Держал меня крепко. Вот бил, смотри, сходит почти. У меня спина там вся в синяках. Что, думаешь, по приколу мне так ходить? Я просто боюсь, прикинь? Что однажды он меня реально убьёт. Не спецом даже, а как обычно по пьяни будет тупо бить, бить, и всё. А утром потом проспится и такой, типа: «Э-э-э, а чё вчера было?» — а я уже мертвая. Понимаешь?

Гастон молчит. Потом наливает себе в рюмку, выпивает. Что-то соображает.

ГАСТОН: Выходим.

ЛИДА: Не поняла.

ГАСТОН: Идём в подъезд. Без вопросов.

Встают из-за стола. Гастон суёт бутылку водки в карман штанов, лида берет две стопки. Выходят из квартиры, встают у подъездного окошка, закуривают. Света нет в подъезде, почти ничего не видно в полумраке, только в окошко с улицы бьёт фонарь.

ГАСТОН: Хорошо. Я могу Вас научить актерскому мастерству, но на это ушли бы годы. Банально — этика, эстетика, исторический танец — что там еще? Вы бывали когда-нибудь в царскосельском лицее? Это взращивается в человеке с детства. Нет, конечно, можно вступить на любой путь в любом возрасте, имея открытый ум. Припомним Гурджиева. Тело — это зверь, ум — ребенок. И тот, и другой требуют воспитания. (выпивает). Я могу, да. Могу взяться за тебя, как за ребенка. Или как за зверя.

ЛИДА: Возьмись, как за зверя.

ГАСТОН: Но нужны годы. И условия. А их нет. Это с одной стороны. С другой стороны, что важно? Только путь. Интэнцио. Скрытое стремление. Припомните одну из идей «Братьев Карамазовых» Достоевского, место про Колумба, ищущего Америку. Смысл не в том, чтобы ее найти, но в том, чтобы ее искать. Доломать комедию до конца, понимаешь? Вот и всё, что нам остается, живя в банке с пауками. Или в консервной банке. Все коннотации за тобой. Поэтому, конечно же, я готов сделать шаг навстречу, и помочь. Здесь есть смысл оставаться безумцем. Ладно, начнем первый урок. Да, прямо здесь, в подъезде.

ЛИДА: Как в анекдоте. Идёт Дэвид Стэтхэм со своей девушкой и такой, говорит ей: «Сосиску будешь?» — «В тесте?» — «В подъезде!» Ну, типа, в подъезде — это же не плохо.

ГАСТОН: Это ни плохо, ни хорошо — это так. Так — вне оценок. Таковость. Я надеюсь, Ошо ты читала? Поэтому — да! В подъезде! Что такого? Всё, что происходит, является частью процесса. Так, я выпиваю еще, и мы начинаем. Мои учителя всегда пили, но это не мешало им быть гениями.

ЛИДА: Дак ты тоже гений!

ГАСТОН: У нас, в России, Лида, к сожалению, любить умеют только мертвых. А ты знаешь, кто это сказал, и так оно и выходит, к сожалению.

Пьют.

ГАСТОН: Итак. «Ромэо и Джульетта». На десяти пальцах. Что?! Сложно?! А ты думала, придётся хлебальником клацать? Нет, моя хорошая! Кисти рук — вот визитная карточка артиста! Всякая история начинается у основания позвоночника и заканчивается на кончиках пальцев! Это если мы говорим про артиста как про организм. Я не обещал, что будет легко!

ЛИДА: В смысле, что делать-то надо, я не поняла?

ГАСТОН: Мастер кто здесь?! Вопросы здесь я задаю, поняла?! А ты будешь делать то, что я скажу, поняла?! И уйдёшь отсюда тогда, когда я тебя отпущу, поняла?! Отвечать надо: «Да, мастер». Не слышу.

ЛИДА: Да, мастер.

ГАСТОН: В этой аудитории мои слова — это истина, поняла?! Итак, история. Одна. От начала и до конца. На десяти пальцах. Вот первый урок. Тебе нужна сцена? Или, может, камеру еще сюда поставить?! А еще чего не хочешь?! Не торопись, успеешь, куда торопиться?! Вот сцена — подоконник! На любом подоконнике надо уметь, понятно?!

ЛИДА: Ад и Израиль какой-то, ты, по ходу, напился. Ты смешной такой, милый.

ГАСТОН: Кто, я напился?! Это не я, это Шекспир, понятно?! Меня пьянит Шекспир, а от водки я трезвею! А мне трезветь нельзя, поэтому я пью! Логично?! Или не логично ни хера?! А что, я не могу сказать всё, что думаю?! Да, не могу! Потому что нельзя выпускать дьявола наружу! Настенька меня не простит! Да, я не люблю ее! Но это был мой выбор, я так решил! Тебе не понять этого, поняла?! Ты любишь по-другому, ты женщина, у тебя превратное понимание любви! Но есть любовь милующая, жалеющая. Каритас. Это что-то достоевское, это не объяснить тебе! Как говорится, если надо объяснять, то не надо объяснять! Это способна понять и оценить только русская женщина! А я даже не знаю, русская ли ты женщина! Настя — да! Я не люблю ее. То есть, люблю - по Достоевскому! Но она русская женщина! И ты тоже — русская женщина! Логично?! Или не логично ни хера?! А почему?! Потому что я люблю русских женщин! Я люблю тебя! Что ты глаза пучишь?! Я люблю тебя, Маргарита! Отвечать надо: «Да, мастер»! Я хочу тебя. Вот здесь хочу, на подоконнике! Позволь коснуться тебя, Маргарита! Иначе я совершу преступление! Не думай, будто я интеллигент! Я тоже мальчик из глубинки! Я, может быть, слаб, но не надо знать мою силу! Моя сила может уничтожить даже меня самого, поэтому я не выпускаю ее! Иначе я давно бы ворвался в ваш дом, когда слышал, как тебя насилует этот Калибан! Но я не должен этого делать — бабочка должна сама выбраться из своей куколки, иначе у нее будут слишком слабые крылья! А ты бабочка, Лида. Набоковская бабочка! Убил бы я Лёню за такую бабочку!

Лида целует его взасос. Пыхтят в темноте, целуются. В это время из своей квартиры выходит Лёня. Лида и Гастон замирают в темноте. Лёня проходит пьяный мимо них, мычит себе под нос, вызывает лифт. Шахта лифта загудела. Бесконечно долгое ожидание лифта — пара замерла за спиной Лёни, лишь бы тот их не заметил. Открывается лифт, заливает светом подъездную площадку. Лёня заходит внутрь, тупо смотрит на кнопки. Двое постепенно трезвеют. Двери закрываются, лифт уезжает. Шахта гудит.

ЛИДА: Сука. Наступил на горло песне. Скот.

ГАСТОН: Какая сволочь. Какая грязная сволочь.

ЛИДА: И я о том же. Тварь.

ГАСТОН: Свинья, другого слова нет. Свинья натуральная.

Лида тянется к Гастону, чтобы снова его целовать.

ГАСТОН: Нет! Нет, ну какая я свинья, батюшки, что же это сейчас произошло, я с ума сойду, Лида!

ЛИДА: Блин! Да нет!

ГАСТОН: Стоп! Всё!

ЛИДА: Да нет же, блин!!! Ну как так-то, а?!

Гастон убегает к себе в квартиру, запирает дверь. Лида остается одна. Молчит, в окно подъездное смотрит. Там двор ночной, одинокий монотонный свет из фонарей. Стоит, курить нечего. Плачет. Фонарный свет с улицы в окошко входит, площадку подъездную в полумраке оставляет. За стенкой ребенок в кроватке сидит, смотрит сквозь рейки кроватки в окно своей комнаты, в пустоту, на редкие звезды.

 

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Утро субботы начинается после полудня. Квартира Лёни и Лиды, детская комната. При дневном свете виднее, как тут неуютно. Обои поклеены с «окном»: раньше в комнате стоял шкаф, и за ним не стали клеить обои — всё равно не видно. А потом шкаф вынесли, а «окно», пробел со старым узором, осталось. Вот в этом «окне» и стоит детская кроватка. Маленький Даня бесконечно сидит в ней, смотрит бесконечно то вперед, в окошко, то назад, в стену этого «окна» — там старые узоры интересные. Шторы в комнате пыльные, глупые. Когда луч света в окошко бьёт, то видно, как пыль в комнате летает. Лёня ходит, мычит сам про себя, зажигалку в руках вертит. Подсаживается к кроватке на пыльное кресло.

ЛЁНЯ: Скажи: «Па-па». «Па-па», — скажи.

Даня молчит. Смотрит, как папа крутит зажигалку пальцами.

ЛЁНЯ: Чё смотришь? Жигу, видишь, в руках кручу. Так, привычка шоферская. Скажи: «Жи-га». Ну?

Даня молчит. Детские слюни текут по подбородку. Лёня встаёт, ходит по комнате, мычит. Подходит к кроватке.

ЛЁНЯ: Ну, скажи: «Па-па». «Па-па», — скажи.

Ребенок не отвечает.

ЛЁНЯ: Чё молчишь-то? Не понимаешь еще? Давай, скажи: «Па-па».

Молчание.

ДАНЯ: Ма-ма.

Лёня молчит. Крутит в руках зажигалку.

ЛЁНЯ: М-да. С-сука какая, а. Это я про маму, не про тебя.

Выходит из комнаты, закрывает за собой дверь.

ДАНЯ (глядя вслед): Па-па.

Через стенку — кухня Гастона, опять Лида напротив него сидит, улыбается. Она в уличном, прошла на кухню — не разделась, только обувь сняла. Гастон похмельный, сидит, в окошко глядит.

ЛИДА: Послал меня. В смысле, до магаза вон спуститься. А я сразу к тебе, любимый. Видишь, какая смелая с тобой стала. Посреди бела дня. Он там меня обратно ждёт. А я у тебя сижу. Потому что с самого утра уже не могу, видеть тебя хочу. Видишь, как мне везёт, как вселенная мне помогает. У них на выходные щас полное погружение будет. Всех уродов этих своих позвал — ну, ты их видел, кореша его. Празднуют сегодня. Глубокое погружение у них это называется. На три дня — как в подводной лодке, не выныривая. Затариваются на все дни, ящики водки, пакеты с продуктами, а двери закрывают. Кто первый не выдержал, из квартиры вышел — тот уже не возвращайся. Такой треш — я с панками такого не видела. Если я среди этого чада и угара пропаду случайно сегодня вечером — никто даже не заметит. В понедельник только очухается, потеряет меня. Но уже поздняк будет. А я всё придумала, любимый. Мы с тобой уезжаем. Я хоть прямо так и поеду. Чё, я когда из села сбегала, на мне больше одежды было, думаешь? Две сигаретки на дорожку стрельнула да мелочь в кармане. И аля-улю. А там устроимся как-нибудь.

ГАСТОН: Где?

ЛИДА: Да в Москве! А чё? Я сначала думала, можно у меня в Мухосранске перекантоваться, обдумать, че к чему. А потом думаю, а зачем. Нам же сама вселенная поможет. У тебя же связи всякие остались там по-любому, будешь там сниматься где-нибудь. А я на первых порах тоже устроюсь уж куда-нибудь. Тут же как-то не пропала, и там не пропадём. А по вечерам ты меня учить будешь. Ну, чё молчишь, милый?

ГАСТОН: Ничего не нужно говорить. Ничему не следует учить. И печальна так и хороша. Тёмная звериная душа. Это Мандельштам. Я ведь в здешних местах родился, Лида, дорогая. Только не в этом доме, а в бараках на соседней улице. Потом, когда я уже в Москву учиться уехал, отцу под старость жизни досталась эта квартира. Потом он умер. Потом мать умерла. Потом в Москве я серьезно заболел, долгое время не мог ни работать, ни чего. И приехал на родину, доживать. Чтобы лечь здесь, рядом с ними. Это замечательная ситуация: сколько было вокруг друзей, сколько знакомств на громких проектах, а в трудную минуту это не выручило. Удивительный город, Лида. Когда-то я был молод, амбициозен. Да и талантлив по-хорошему, что уж кокетничать. Вот и поступил в Москве, повезло. Школа-студия МХАТ, актерский курс, восемьдесят седьмого года выпуск. Отец гордился, даже денег мне, студенту, высылал, хотя они с мамой бедно жили. Судьба, биография какая-никакая, аплодисменты — было. Какое-никакое — было. Когда уже здесь, после очередной операции, пенсию по инвалидности оформлял и показывал чиновнице все свои трудовые бумаги, контракты прихватил на всякий случай, та даже была удивлена и интересничать со мной начала. Многие интересничать начинают. Хотел устроиться на работу в районный ДэКа, директриса увидела в моем дипломе подпись Олега Ефремова, моего мастера. Знаете такого? Нет? Ну, вот. Увидела и попросила сфотографироваться с моим дипломом и со мной. Но на работу не приняла. Вот так и живём. А что дальше? К серьезной работе уже не способен — здоровье не позволяет. Скоморохом на старости жизни. Классика. Детишек вот учу. Сегодня пить нельзя, только опохмел. Завтра на занятия, в дом детского творчества. Гбди-гбди. Здри-здри. Стизди-стэздэ. Пор дэ бра. Рон дэ жон. Круассэ. Эфассэ. Говна-то… Я же старый, Лида.

ЛИДА: Ты вчера сказал, что любишь меня, так то!

ГАСТОН: Посмотрите на мою седую голову. Мне шестьдесят лет.

ЛИДА: Дак в этом возрасте всё только начать можно! Бли-и-н! Ты же на пороге чего-то нового! Там новый космос открывается! Ведь ты особенный, не такой как все! Вот почему у тебя инстаграмма нет, я бы тебе столько накидала почитать! Там про личностную мотивацию и всё такое! Это всё от незнания, надо просто поверить, понимаешь?! И вселенная, она тебя услышит! Она все потоки ловит, понимаешь?! Я только вот сейчас понимать начинаю! И можно всё поменять! Хотя бы ради меня, милый? Ты ведь сам вчера сказал, что меня любишь, что ты мой Мастер, а я твоя Джульетта. Атас, блин, ну, пожалуйста! Хотя бы ради меня! Я потом актрисой стану, у меня денег будет до фига, мы нуждаться ни в чем не будем. Я тебя знаешь, как любить буду?! Я всё-всё для тебя сделаю! Я тебя очень люблю, и еще сильнее буду любить! Я никого так не любила никогда!

ГАСТОН: А как же сын?

ЛИДА: Кто, Даня-то? Всмысле?! Ты чё, думаешь я такая мать позорная, типа?! Что я его не заберу?! Заберу! Мы потом встанем на ноги, и заберу! Я уже всё придумала! Чё вот ты думаешь, если я актриса известная, я чё, у какого-то крокодила ребёнка не отниму потом, что ли?! У меня, вон, мужик во всех кинокартинах снимается! А он кто вообще по жизни?! Да никто!

ГАСТОН: Вы не можете меня любить, Лида. Это неправда. Я вчера наговорил что-то. Ох, батюшки. Так ведь я пьяный был.

ЛИДА: Дак и чё! И я пьяная была! И чё?!

ГАСТОН: Ничего. Могу дать последнюю сигарету, курите, идите домой.

ЛИДА: Подожди! Стопэ! Ты теперь в обратную решил топнуть, типа?! Я не поняла! Заднюю, типа, даёшь?! Гастон, Гастончик! Ты же сказал, что меня любишь! Я тебя тоже люблю! Я понимаю, ты офигел, по-любому, что я такая, типа, с ходу тебя дёргаю куда-то. Я буду ждать, сколько надо! Просто очень удобный случай, я там на фиг никому не нужна в этой хате! Никто не заметит! А с понедельника всё опять по новой начнется, милый — я устала уже! Я на люлях у него крутиться устала, я уйти никуда тут не могу, к тебе вот только за сигаретой по ночам! А ты бы знал, чё происходит, когда маманя его приезжает! Там такой пресс двухсторонний! Он меня бьёт, а она морально опускает! Он меня может прямо при ней окучить! Вон, сидели на день пограничника, всё культурно, стол накрыли, выпили, концерт по телевизору посмотрели, а потом он нажрался, опять у него гон пошел, он давай меня бить, по животу пинает, а она, сука, тоже уже нарядная, на кухне сидит и подстегивает: «Правильно, правильно, сынок»! Увези меня отсюда, я тебя очень прошу! Я готова еще потерпеть, но только уедем, милый! Я Даню когда заберу, то он к тебе даже не подойдёт, если ты не захочешь! Я ему всё-всё объясню, чё к чему! Я его сама выращу, ни копейки ты на него не потратишь, я же актриса, я же получаю много за съемки, я сама ему покупать всё буду!

ГАСТОН: Нафантазировали себе. Все примеры из красивой жизни, в которую Вы стали так верить — это просто для отвода глаз. Вы временно миритесь с происходящим, потому что придумываете себе, что сбежите отсюда к чему-то лучшему. Но что временно — то постоянно. И вот сами не заметите, как вся жизнь пролетит в погоне за какой-то глупостью, а Вы так и остались в говне, и ничего не произошло. Оставьте это, Лида, дорогая. Займитесь ребенком, что ли. Пока не поздно. Посмотрите на меня. Вот, я Вам многое могу рассказать о том мире, который Вам так интересен. У меня была другая жизнь. И что? Я никуда отсюда не сбежал, по итогу.

Стук в дверь.

ГАСТОН: Это за Вами.

ЛИДА: Нет. Это Лёня.

ГАСТОН: Да.

ЛИДА: Нет.

Сидят, молчат. Снова стук.

ГАСТОН: Боюсь, что да.

ЛИДА: А чё он долбится-то?! Он же в магазин меня отправил! Я же не тут! Может, откроешь ему, чтобы он не гонял лишнего? Я же в магазине, пусть не думает!

ГАСТОН: Но ты же не в магазине.

Молчание. В дверь стучат.

ЛИДА: Как не в магазине? Милый, ты чё? Ты зачем так со мной? Я же люблю тебя! Ты сдать меня, что ли, решил? Ты чё, сука?! Вот ты как со мной, да? Нет! Нет, блин, скажи, что ты пошутил! Ну, пожалуйста! Ты же пошутил, что я не в магазине? Я же в магазине! И чё ты теперь сделаешь? Откроешь ему, сдашь меня, да? Всё расскажешь, да? Чтоб он убил меня? чтоб тебе за слова свои не отвечать, да? А ты ничё не попутал? Ты думаешь, ты сухим из воды, то ли выйдешь? Сказать тебе, как оно будет, ты?! Там у него такая ватага сегодня собирается, - ты думаешь, если я ему расскажу, что вчера было, они тебя тут не отхайдакают? Да не только отхайдакают, еще и по кругу пустят!!! Чё?! Чё?! Чё глазами водишь?! Ах ты, сука!!! Нет, какая ты мразь, оказывается!!! Какая же я дура, а?! Ад и Израиль какой-то! Что я щас несла, чё я тут несла перед тобой! Ой, дура-а-а! Чё, кидануть меня решил?! Вчерашних слов испугался, да?! А если я ему не расскажу, что я тебе дала, а просто, типа, ты меня сюда зазвал и приставал ко мне! Отвертишься, думаешь?! Думаешь, тебе больше, чем мне, поверит, если чё?! Да хер там плавал! Да я сама тебя первая сдам, козёл! Я так по ушам начешу, он мне поверит, а тебе нет! Вот и покажу тебе, какая я актриса прирожденная! Чё, думаешь, боюсь кого-то?! Поверил в мои жалобы?! Думаешь, раздавишь меня?!

Вскакивает, выбегает в прихожую, отпирает входную дверь. За ней — никого. Стоит, молчит. И Гастон на кухне сидит, молчит. Тишина в подъезде по этажам эхом отзывается. Шахта лифта гудит, везёт кого-то с этажа на этаж. Лида постепенно успокаивается, очухивается. Рукой по стене подъездной провела, по холодной покрашенной бетонной стене. Руку эту к голове приложила. Возвращается к Гастону, дверь за собой на замок закрыла. Тихо села на кухне.

ГАСТОН: Если есть выбор: призрак или галлюцинация, — то что бы ты выбрала? А я ведь даже и не сказал ничего. Просто проговорил как факт, что ты не в магазине. Для себя проговорил. Чтоб связь с реальностью не потерять. Иногда хочется самому себе вслух говорить что-то. Просто осознать — я жив, я еще здесь, всё это не выдумка. Встаешь утром, открываешь глаза. И говоришь вслух, что сегодня такое-то число, такого-то месяца, такого-то года. Я здесь живу, я проснулся дома, всё нормально. А ты тут, на кухне, не в магазине. Сегодня пить нельзя, только опохмел. Завтра на занятия, в дом детского творчества. Пор дэ бра. Рон дэ жон. Круассэ. Эфассэ. Никаких галлюцинаций. Никаких призраков.

ЛИДА: Милый, прости дуру. Прости, милый, прости, прости, прости. Какая я дура! Не слушай всего, что я сказала, не слушай, я прошу! Я испугалась очень! Мне иногда кажется, что он следит за мной — аж паранойя начинается! Может, вообще соседи к тебе поднялись и стучались, а может, доставку ты заказывал, да ведь?! А я уже обосралась так сильно, ты представить себе не можешь, милый! Собираемся, уезжаем, милый! Я всё придумала! Ты там устроишься, будешь сниматься. А по вечерам меня учить будешь. А потом я Даню заберу. Я тебя знаешь, как любить буду! Я никогда никого так не любила, никогда! Милый, пожалуйста, милый, пожалуйста, милый, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Плачет. Гастон молчит.

В двери снова стучат.

ЛИДА: Это не Лёня. И не галлюцинация.

ГАСТОН: Призраки.

ЛИДА: Правда?

ГАСТОН: Нет. Посмотри на эту халупу. Какие тут, нахрен, призраки? Нашли, блядь, замок. Я пойду, выйду, поговорю с ним, чтоб так не долбился лишний раз. А то Настю в другой раз напугает.

Открывает дверь, на пороге Лёня.

ЛЁНЯ: Опа. Открыл. Чё, отец, в уши долбишься? Я тут долбил, долбил, не выдержал, аж поссать отойти захотелось. Лида к тебе не заглядывала?

ГАСТОН: Заглядывала.

ЛЁНЯ: Нет, серьезно?

ГАСТОН: Да, серьезно.

ЛЁНЯ: И?

ГАСТОН: На кухне сидит.

ЛЁНЯ: Как так то?

Из кухни к ним выходит Лида.

ЛЁНЯ: Я не понял? Это чё за вариант, солнце? Как так то?

ЛИДА: Чё?! Я за сигареткой заходила. Чё такого-то?!

ЛЁНЯ: За какой сигареткой, солнце? Я тебя в магазин отправил за двумя блоками сигарет. За какой еще сигареткой?

ЛИДА: Ты дослушай сначала!

ЛЁНЯ: Ты мне тут не дослушай, слушай! Я говорю, за какой сигареткой?! Ты где быть должна?!

ЛИДА: Дак ты дослушай сначала!

ЛЁНЯ: Кого дослушай?! Ты где быть должна?!

ЛИДА: Чё как обычно сказать-то не даёшь?! Я же говорю, вчера, вчера за сигареткой заходила! Ну, просто заходила за сигареткой, пока ты спал, чё такого-то?! И зажигалку случайно оставила, да! А щас зашла, чтоб забрать просто. Чё ты сказать-то не даёшь?!

ЛЁНЯ: Солнце, я не понял?

ЛИДА: Да чё ты опять сказать-то не даёшь?!

ЛЁНЯ: Солнце, я тебя полчаса назад в магазин отправил! Чтоб одна нога тут, другая там! Какую зажигалку ты тут оставила?! А трусы свои ты тут не оставляла?!

ГАСТОН: И такое бывает.

ЛЁНЯ: Не понял?

ГАСТОН: Я говорю, с девочками такое случается.

Пауза

ЛЁНЯ: А ты чё возникаешь?!

ГАСТОН: Я не явление. Поэтому я не возникаю. Я вообще, с некоторых пор, фигура нон-грата, и не претендую на внимание. Но сейчас я вынужден встрять в этот блистательный диалог.

Молчат. Сверлят глазами друг друга. Пауза.

ГАСТОН: Браво. Благодарю Вас.

ЛЁНЯ: Не понял?

ГАСТОН: Теперь я знаю очередной способ поставить на театре молчаливую дуэль взглядов.

ЛЁНЯ: Ты щас довыёбываешься!

Лида встаёт между ними.

ЛИДА: Да всё, всё, я иду, слышишь, слышите!!! (Гастону) Не связывайтесь, пожалуйста, спасибо Вам за сигарету, за зажигалку, спасибо, пожалуйста! (Лёне) Вот, пошла я! Пошла же, говорю, ну! (Гастону) Да он больной на всю голову, отбитый, ну не связывайтесь Вы, идите домой, ну! (Лёне) А ты чё думаешь, он тебе ответить не может, что ли?! Чё начинается-то опять?! Да он вообще никого не боится! Да хоть всех своих друзей вместе взятых зови, пересидков своих, крестов туберкулезных, он вам всем в лицо спокойно плюнет, как жуликам в том сериале, перед смертью, и умрет, в глаза глядя, понятно?!?! (Пауза) Блин. Ад и Израиль, честное слово! Расходитесь, пожалуйста, прошу, расходитесь! Всё, всё, ноги в руки, аля-улю, пошла я, пошла!

ЛЁНЯ: Давай, иди. Дома поговорим потом. И с тобой, чухан старый, поговорим потом. Скоро пацаны придут, они тебя ждать должны, хочешь сказать?! Ничё не попутала?! Давай, солнце! Жду тебя сильно, поняла? Не молчи, не слышу. Поняла?!

ЛИДА: Поняла.

ЛЁНЯ: Одна нога тут, другая там.

Уходит в свою квартиру, хлопнув дверью.

Лида и Гастон стоят в прихожей друг против друга, молчат. Гастон в глаза ей не смотрит, в пол или в сторону. Лида — ему в глаза. Потом Лида входную дверь закрывает на замок.

ЛИДА: Постоим еще так здесь, за закрытой дверью, у тебя. Представлю на минутку, что я тут, с тобой, в безопасности, мы закрылись и никуда не надо. Мне никуда не надо.

ГАСТОН: Иди. Прости.

ЛИДА: А чё, если бы я между вами не встала, ты бы прям ушатал его, да? Я же видела, как ты на него смотрел!

ГАСТОН: Иди.

ЛИДА: Ладно. Покурим, да я пойду. Одну на двоих. Я люблю одну на двоих покурить с любимым человеком.

ГАСТОН: Голова болит после вчерашнего.

ЛИДА: Хочу. Не уйду.

ГАСТОН: Ну, что мы, как подростки, что ли?

ЛИДА: А чё, самое лучшее время было. Верни мне мой две тысячи седьмой. Верните ненависть в хардкор. Верните в пиво димедрол. И вкус кофеинового Ягуара. Ад и Израиль всё это, так то. Ну, дак что, поедем?

ГАСТОН: Куда?

ЛИДА: В Москву.

ГАСТОН: Нет.

ЛИДА: Ладно. А сигаретку дашь?

ГАСТОН: Ты сейчас пойдешь и купишь, какая еще тебе сигаретка?

ЛИДА: Одна у меня осталась сигаретка, и та сырая, да? Ладно. Нет, так нет. Пойду. А то ждать ведь будет, на говно исходить. Думаешь, я его боюсь? Он же тупой, как орех. Насочиняю, выкручусь. А потом потерплю. Еще немного потерплю. Я знаю, ты драться с ним не стал, потому что не надо зря рисковать. Ты себя для реального случая прибережешь. Как тогда, в кино. Вот там заруба так заруба была. Стоило того. А щас не надо. Насрать на него. Может, вместе спустимся всё-таки? Я тебе пивка куплю на лёнины деньги.

В замок снаружи вставляют ключ. Входная дверь открывается. На пороге Настя.

НАСТЯ: Ой.

ГАСТОН: Ага.

НАСТЯ: Вы меня убить нарочно хотите.

ГАСТОН: Проходи.

НАСТЯ: Что здесь происходит?

ГАСТОН: Стоим, курим. Укурились в хлам.

НАСТЯ: Я вижу.

ГАСТОН: Ничего ты не видишь. Заходи.

НАСТЯ: Я не хочу заходить в дом, где накурено.

ГАСТОН: Да здесь не накурено.

Настя проходит.

НАСТЯ: Действительно. А что происходит тогда?

ГАСТОН: Немая сцена расставания.

НАСТЯ: Мне уже поперек горла твои шутки.

ГАСТОН: Это не шутки.

ЛИДА: В смысле, расставания?

ГАСТОН: В конце должно быть расставание. Вы же хотите стать актрисой, Вы должны знать такие вещи.

НАСТЯ: Че Тэ Дэ — три буквы. Что и требовалось доказать.

ЛИДА: А уроки?

НАСТЯ: Какие уроки?

ГАСТОН: Актерского мастерства. Договорились с Лидой, что я буду ей давать уроки. Ты же хотела, чтобы у меня появилась подработка?

НАСТЯ: То есть, здесь теперь не только клуб любителей кино?

ГАСТОН: Я бы сказал, клуб обожателей. Хорошо, Лида, будем считать, что мы сговорились предварительно. Да, график еще уточним. Но пока — следующий четверг, вечером. Возьмите с собой тетрадку и ручку, нужно будет записывать. Уходите.

Пауза.

ЛИДА: Дак чё, типа, в Москву-то не поедем, значит?

НАСТЯ: Куда-куда?

Пауза.

ЛИДА: Ой, чё-то я опять не так сказала? А хотя, пусть знает. Понимаешь, Насть, мы хотели свалить в Москву и там начать жить заново. Гастон будет в кино сниматься, меня учить тоже. Я тоже актрисой стану.

ГАСТОН: (Лиде) Это месть?

ЛИДА: Нет, не месть. Ты вчера сказал, что любишь меня, так то! И я тебя люблю! Пусть она знает, сколько можно?! Чё она ничего не понимает?!

НАСТЯ: Да нет, я всё понимаю. Это ты ничего не понимаешь. Я как вчера домой пришла, сразу всё поняла. Просто понимать не хотела. Зря, конечно, истерику устроила. Потом успокоилась, приняла. У меня-то это пройденный этап. Думаешь, он мне в своё время уроки актерского мастерства не давал? Иди домой. И не заходи сюда больше. Кстати, я вчера в соцопеку дозвонилась, придут к вам домой в понедельник.

ЛИДА: В смысле?

НАСТЯ: В прямом. Ну а что, сколько можно? У вас там ребенок маленький, а вы каждые выходные шалман такой у себя устраиваете. А вера — она в делах, а не в словах. Вот я и решила, надо вызвать социальную службу.

ЛИДА: Офигеть! Нет, ну какая ты сука.

НАСТЯ: А ты думала что, я блаженная какая-то и ничего не понимаю? Да я его знаю, как облупленного. Ты в сказки его поверила, что ли? Он же старый, ему шестьдесят лет, тебе самой не стремно? В сериале рожу знакомую увидела? Интересно стало? Я понимаю, лестно, конечно, хоть он и старый. Ты из деревни, слаще морковки ничего не видела, а тут целый киногерой. Я сама через это прошла. Но я тебя уверяю, это скоро пройдёт у тебя, нафиг он тебе не нужен. Иди домой, живите своей жизнью и к нам не суйтесь. Дома приберитесь хотя бы. И на этих выходных себя тихо ведите, как подобает по-соседски, к вам служба в понедельник придет.

ЛИДА: Да как хотим, так и живём, тебе вообще какое дело, ты?!

НАСТЯ: До вас — никакого. А вот до ребенка есть дело. Так больше продолжаться не может. Вот и Гастон свидетель, если что.

ЛИДА: Милый, чё ваще происходит, она откуда здесь появилась?! Ау, ты чё молчишь, скажи чё-нибудь! Скажи, что ты на моей стороне!

НАСТЯ: Он на моей стороне. Как-никак, но у нас семья всё-таки.

ЛИДА: Да какая у вас семья! Он тебя не любит, он меня любит! Милый, скажи ей!

НАСТЯ: Гастон, отправь ее домой. Скажи хоть ты ей, раз она меня не слышит. Скажи своё слово по-мужски, наконец!

Пауза.

ГАСТОН: Я за сигаретами пойду, спущусь.

Пауза.

НАСТЯ: Че Тэ Дэ — три буквы. Что и требовалось доказать.

ЛИДА: Ад и Израиль какой-то.

ГАСТОН: (Насте) Как же ты будешь жить со мной в блуде?

НАСТЯ: А куда мне тебя девать? Мы в ответе за тех, кого приручили.

ГАСТОН: А как же мама?

НАСТЯ: Она и на небе заботится о своей грешной дочери. Приснилась сегодня и сказала, чтоб я не уходила от тебя. А то умрешь без меня, зачем мне лишний грех на душу. Кому ты нужен?

ЛИДА: Мне нужен, так то!

НАСТЯ: Нет, не нужен. Мне виднее.

ЛИДА: Нет, нужен, нужен!!!

НАСТЯ: В позу встала? Ну, стой, блаженная.

ГАСТОН: Мама — ангел, значит?

НАСТЯ: Конечно, ангел, а ты сомневался?

ГАСТОН: При ее жизни сомневался.

НАСТЯ: За словами следи. Об усопших или хорошо, или никак.

ГАСТОН: Ладно. Верю. Ангел. Верю, потому что тоже ангела видел.

ЛИДА: Чё, серьезно? Прям ангелов видишь? Часто?

ГАСТОН: Между делом. Между призраками и галлюцинациями. Шучу. Нет, правда. Однажды видел.

НАСТЯ: Ангелы не являются людям.

ГАСТОН: Мне являлся.

НАСТЯ: Значит, ты в прелести. Это тебя дьявол искушает.

ГАСТОН: Я маленький был совсем. Мне года два, может, было. Может, меньше. Я сидел в своей кроватке детской, такой, с высокими бортиками. За реечки руками держался. В окошко смотрел. А там по небу летел ангел. Это выглядело так, как будто световое пятно летело, как большой солнечный зайчик. Я потом такого ни разу не видел в жизни. Это ангел был.

НАСТЯ: Ты мне ни разу не рассказывал эту историю. Только что придумал?

ГАСТОН: Нет, в том и дело.

НАСТЯ: Почему тогда раньше не рассказывал? Человек не может себя помнить в таком возрасте.

ГАСТОН: Вот никто и не верит. Все говорят, либо призрак, либо галлюцинация.

ЛИДА: А чё, я вот верю!

НАСТЯ: Да не можешь ты себя помнить в этом возрасте, ты придумал это! Зачем?!

ГАСТОН: Затем. Мне надо до магазина спуститься. Сигарет купить. Всё, идите домой. То есть ты, Лида, иди куда надо, а то тебя дома ждут. И ты, Насть, иди.

НАСТЯ: То есть, не поняла?! Я вообще-то у себя дома!

ГАСТОН: В твоем доме не курят.

НАСТЯ: А здесь никто и не курит! Я не поняла, это что за шутки опять начались?! Мне твоих шуток за эти годы по горло уже хватило! Хотя бы ни при людях можешь?! Ты на моей вообще стороне или как?!

ЛИДА: Милый, скажи, что ты со мной? Скажи ей, что мы уже всё решили, пусть она знает! Скажи, что мы в Москву уедем! Скажи, милый! Блин, ад и Израиль какой-то! Ты на моей стороне вообще или как?!

Гастон молчит. Слушает их. И не слушает. Смотрит в окно. Вниз, свысока, на прохожих, на машины. Кто все эти люди? Они существуют вообще? Нет, по-моему. Эти две за спиной говорят что-то. Что им надо? А вдруг я сейчас повернусь от окна, а никого в доме и нет. И оказывается, я тут живу один. И всегда жил один.

Через стенку — детская комната. Даня в кроватке сидит, в окно смотрит. Мимо окна пролетает Ангел, улыбается Дане. Даня на Ангела смотрит, слюни детские пускает, беззубым ртом улыбается, за рейки кроватки держится, как будто за прутья решетки.

Конец