Воздух кино
Геннадию Шпаликову 85 лет, и 48 лет, как его нет с нами. Юбилейный вечер в Доме Ростовых начинался очень скромно и буднично, среди совсем не переполненного зала. Мы уже привыкли здесь отмечать юбилеи наших великих соотечественников в тишине, без излишней помпы и пены. Весь пафос схлынул, главное, чтобы осталась настоящая память. Так прошли тут вечера памяти Юрия Казакова, Александра Вампилова, Юрия Мамлеева, Сергея Чудакова.
Павел Финн — единственный друг Геннадия Шпаликова, оставшийся в живых, и пришедший на юбилей, был центром вечера. Собрались ради него. Он был единственным свидетелем. И его допрашивали с жаром, пока он не сдался и не убежал. Вездесущий «Московский комсомолец» уже успел опубликовать интервью с Павлом Константиновичем под броским заголовком «Друг открывает тайну самоубийства Шпаликова». И этот материал уже был вывешен на сайте газеты. Но другу удалось отбить дерзкую атаку и удалить этот заголовок. Аргументы очень простые: «48 лет его нет с нами и 48 лет мы с друзьями пытаемся понять, строим различные предположения, почему это произошло, и не понимаем.» Действительно, два последних сценария, «Прыг-скок, обвалился потолок» и «Девочка Надя, чего тебе надо?» — написанные в последние два года жизни, совершенно не говорят о каком-то распаде личности, скорее наоборот, о зрелости таланта. «В молчаньи твоего ухода, упрёк невысказанный есть…» — писал Пастернак в стихотворении памяти Цветаевой, и Павел Финн говорил, что они с близкими друзьями до сих пор винят себя, выдвигают разные версии, но так и не знают, не понимают этой тайны ухода.
Фильмы Геннадия Шпаликова: «Застава Ильича», «Я шагаю по Москве», «Ты и я» — стали вехами в истории кино, и вообще нашей послевоенной истории. Их называют «энциклопедиями оттепели». Марлен Хуциев, снимая «Заставу Ильича», в сцене молодежной вечеринки запечатлел многих ВГИКовцев. Геннадий Шпаликов, не захотел сниматься, хотя он все равно мелькнул в фильме, снималась его первая жена — Наталья Рязанцева, множество ныне известных лиц. Андрей Кончаловский, Никита Михалков, Ольга Гобзева, Андрей Тарковский, Светлана Светличная, Павел Финн.
Ну, а главные роли играли тоже ныне всем известные Станислав Любшин, Николай Губенко, Марианна Вертинская. И конечно, Валентин Попов, сыгравший в этом фильме свою единственную и главную роль. Судьба этого актера тоже трагична. В театре он не состоялся, а закончив режиссерский факультет ВГИКа, он на первой же картине получил инфаркт, на второй инсульт и потом инвалидность. А начало было блестящим, первая и единственная его роль получила спец приз журнала «Чинема нуово» на Венецианском фестивале.
В другом эпизоде, в Политехническом, увековечены документально легенды литературы, хотя бы перечислю их: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Римма Казакова, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина и поэты старшего поколения: Борис Слуцкий, Михаил Светлов, Григорий Поженян, Булат Окуджава. И напомню, что больше никаких съемок о вечерах в Политехническом не существует. Только благодаря Марлену Хуциеву они остались на пленке.
Говорят, что Тарковский всегда был высокомерен. И в эпизоде вечеринки он постоянно высокомерен, не только в монологе о брюкве. Казалось, что это роль такая, а оказалось, что это он сам такой. Пока снималась эта сцена он успел съездить в Венецию и получить главный приз фестиваля — Золотого льва, за «Иваново детство». Сцена снималась 21 смену. То есть двадцать один день. А идет она 10 минут. Неплохой гонорар, надо сказать, заработали тогда студенты, хотя у каждого было от силы, по реплике. На вечеринке говорят о прошедшей войне, и о модах, и пародируют моды, и, что естественно, для молодежи, считают себя превыше всех и свое мнение последним и окончательным. Наверное, поэтому даже Никита Сергеевич Хрущев, ополчился на этот эпизод, назвав фильм многими нехорошими словами. Неизвестно точно какими, как говорит Павел Финн, и вспоминать не стоит, но до меня по крайней мере дошли такие: «Они допивают чужие опивки». И «они хотят поссорить поколения». Фильм запретили, долго переделывали и он все-таки вышел под названием «Мне двадцать лет» в 1965 году. И был отмечен даже в таком виде на Венецианском и на Римском фестивалях. А потом, уже на кураже Перестройки и гласности, в
Разгромив фильм, Никита Сергеевич сделал уже известного молодого, двадцатилетнего сценариста Геннадия Шпаликова знаменитым. Но вместо того, чтобы молодого выскочку наказать, ему поручили снять собственный фильм, разрешили написать к нему собственный сценарий и даже снять в главной роли жену, к тому же, его выбрали членом правления Союза Кинематографистов. Такова была кинематографическая солидарная фронда того времени. И фильм был снят. И даже не запрещен, и не подвергался никаким нападкам. «Долгая счастливая жизнь» подвергается нападкам только в прокате, зрители в Доме Кино «голосуют ногами» пока движется баржа с молодой девушкой с аккордеоном и счастливым, одухотворенным лицом. Но мы не слышим, что она играет.
Я нарочно пересмотрел фильм, его можно найти в интернете, и поразился, насколько это кино современно и отличается от всего современного. В него автор вдохнул свежий воздух. Это воздух первой влюбленности, воздух весны, и воздух свободы. Может быть, это кино он снимал как раз для нас, а не для своих современников. И до сих пор хочется понять почему же они расстались, главные герои Инны Гулая, и Кирилла Лаврова.
Они расстались, потому что влюблены и счастливы. По крайней мере, для меня это очевидно.
И нам достался воздух этого счастья. Этой долгой и счастливой жизни.
Западный кинематограф открыл нам «саспенс» — тревожное ожидание катастрофы. А русский кинематограф дал нам «воздух» — ожидание грядущего счастья. Воздухом напоены все фильмы Шпаликова.
В его фильмах молодые люди бродят бесцельно по улицам, бегают босиком под дождем, едут к морю на трамваях («Трамвай в другие города»), на баржах, и речных трамвайчиках. Он и сам любил, заправившись белым портвейном, сесть у Киевского вокзала на речной трамвайчик и плыть неизвестно куда и неизвестно зачем. Можно прочитать, что Шпаликов «накачал» свои фильмы воздухом. Я возражу, нет, не накачивал, а вдохнул в них воздух. Это поразительно сейчас видеть, как могли когда-то молодые люди безмятежно, бесцельно, всю ночь куда-то идти в ожидании счастья, которое во-вот нагрянет из-за угла и накроет их с головой.
Какая непрактичность! Счастье надо ловить, как удачу, за хвост, прятать в банк и ждать дивиденды, проценты и что-то еще. Но нет, удача и счастье разные вещи. Удачу ищут в западном кино, а нам подавай счастье, причем всеобщее, а не только личное.
«Настроение кадра» — понятие, открытое нами в 60-е и напрочь ныне забытое из-за непрактичности. И все же, девушка, босиком с туфельками в руках, идущая под дождем, стала для нас символом свободы, а не голая баба с огромными титьками и гранатометом в руках.
На вечере выступали многие. Сергей Шаргунов, хозяин этой площадки, Председатель Ассоциации союзов писателей и издателей России, открывая вечер, читал стихи:
Я к вам травою прорасту,
попробую к вам дотянуться,
как почка тянется к листу
вся в ожидании проснуться…
Стихи Шпаликова такие легкие, невесомые, они так и просятся на музыку. На вечере Даниил Дубшин предложил нам послушать довольно много стихотворений спетых самим Шпаликовым на вечеринках. Как говорил Павел Финн, Шпаликов знал только один аккорд, и вот под этот единственный аккорд он и пел обычно свои стихи. Воздушно, легко, и всегда с юмором. Даже самые трагичные стихи, стихи о собственной смерти, он пишет с юмором и так же с юморком поет «Я никогда не ездил на слоне, в любви имел большие неудачи, страна не вспомнит обо мне, зато товарищи по мне заплачут».
Его стихи тоже можно определить одним словом — воздух. Приведу здесь одно, которое по случайности и моей невнимательности, было на вечере прочитано трижды.
Людей теряют только раз,
И след, теряя, не находят,
А человек гостит у вас,
Прощается и в ночь уходит.
А если он уходит днем,
Он все равно от вас уходит.
Давай сейчас его вернем,
Пока он площадь переходит.
Немедленно его вернем,
Поговорим и стол накроем,
Весь дом вверх дном перевернём
И праздник для него устроим.
Шедевр, но как он устроен? Вопреки всем нашим представлениям о поэзии, сложности, многовариантности поэтического языка. «Находят — Уходит. Уходит — переходит. Вернем-накроем-перевернем-устроим». Какая-то эфемерность. Нарушение всех законов. Вот эта эфемерность, беспредметность до сих пор бесит, не укладывается в голове. Об этом можно много прочитать. О пустоте этого кино и этой поэзии тоже немало сказано. Но уловить пустоту, знаете, это вообще мало кому удавалось. Если только Лао-Цзы.
Шпаликов считал своим лучшим сценарием, самый ранний — «Причал». И, как водится, сценарий не был поставлен. Режиссер Владимир Китайский, который должен был его снимать, повесился в лесу. Фильм долго не утверждали в Госкино, потом долго откладывали, и наконец, совсем отложили, и режиссер не выдержал. Впрочем, по другой версии, он свел счеты с жизнью из-за несчастной любви к актрисе Людмиле Абрамовой, которая должна была играть в этой ленте главную роль... После этого актриса дала зарок выйти за того, кто первый сделает ей предложение. Первым оказался Владимир Высоцкий.
Владимир Китайский, любимый ученик Михаила Ромма, в мастерской которого учились Андрей Тарковский, Василий Шукшин, Валентин Виноградов, Александр Митта, Юлий Файт, Александр Гордон, Валерия Андерсон...
Владимир, по всеобщему признанию, был первым среди них всех. Он писал потрясающие стихи, которые Евтушенко включил в том «Строфы века».
В сценарном студенческом эскизе «Человек умер», Шпаликов описывает доску объявлений с приклеенной бумажкой: «Деканат сценарного факультета с грустью сообщает, что на днях добровольно ушел из жизни Шпаликов Геннадий.» Мрачный юморок. Сильно перекликается с юмором Вампиловской «Утиной охоты».
Много ужасных, ужасных судеб вокруг Шпаликова. Его жена Инна Гулая, спилась и умерла от передоза снотворного. Его дочь, Дарья, прекрасно дебютировавшая, (фильм «Детская площадка») тоже увлеклась алкоголем, потеряла квартиру в 90-х и с тех пор лечится и скрывается в психбольницах.
На амбарной книге, в которой был написан «Причал», Шпаликов начертал, что за этот сценарий будет присуждена Нобелевская премия. Может и будет, сценарий-то так и не поставлен.
Байки вокруг Шпаликова бесконечны. Однажды в Арбатской коммунальной квартире, в которой он снимал комнату, раздался звонок. Подошла соседка, потому что самого Шпаликова не было дома. Говорили по-английски, а по-русски с сильным иностранным акцентом. Голос сказал, что говорит из Шведского посольства и Шаликову присуждена Нобелевская премия. Итогом этого звонка было то, что на шумные вечеринки в его комнате, на которые частенько заходил и Андрей Тарковский, теперь не обращали внимания, а из списка по уборке общественных помещений (туалет и кухня) фамилия Шпаликова была вычеркнута.
Историю создания текста песни «Я иду, шагаю по Москве…» я слышал в пяти версиях. Согласно одной, на Мосфильме устали ждать текста и позвонили сообщить, что заключают договор с другим поэтом. На что Шпаликов воскликнул: «Текст давно готов!» «Так несите же наконец!» И он поехал на Мосфильм, в сопровождении друга, который был свидетелем разговора. Друг по дороге, они ехали в троллейбусе, попросил дать почитать стихи. Шпаликов, с интересом смотревший в окно, сказал: «Ах, да!» И на троллейбусном билете (на двух троллейбусных билетах) тут же написал два четверостишия, которые уже через пару месяцев распевала вся страна. «А я иду, шагаю по Москве…» Впрочем, о материале, на котором были написаны эти две строфы до сих пор спорят. Кто-то утверждает, что они были написаны на пачке Беломора, а кто-то решительно не согласен и с этим.
Второй вариант считается каноничным. И не менее эффектен. На этот раз место действия ресторан Пекин. Шпаликов явился на банкет, но Георгий Данелия не пускает его: «Когда напишешь текст песни, тогда приходи». И Шпаликов не теряется, берет фирменную салфетку и пишет две знаменитых строфы.
Третья строфа, как в первом варианте, так и втором, появилась потом. Данелия потребовал продолжения банкета, и Шпаликов не отказался на радостях, приписать: «Бывает всё на свете хорошо. В чём дело сразу не поймёшь, а просто летний дождь прошёл, нормальный летний дождь».
Вот так всё просто.
Лучшие режиссеры мечтали работать со Шпаликовым, ждали от него сценариев. Говорят, что самое трудное было, поймать и усадить его за работу. Кому это удавалось, получали и песни, и стихи, и сценарии. Удалось это Ларисе Шепитько. Она заперла его в Болшево на все лето и осень, и получила сценарий фильма «Ты и Я», покоривший Каннский фестиваль.
Перескажу байки о библиотеке Геннадия Шпаликова. Он давал читать книги друзьям, чтобы не скучали. Смеялись сразу, только когда открывали форзац с дарственными надписями, оригинал не сохранился, но смысл понятен. «Моему дорогому Геночке на память о долгих посиделках в Переделкино и чтении ваших гениальных стихов. Ваш Борис Пастернак». Это что, дарственные надписи следовали одна за другой и на томах Льва Толстого, Федора Достоевского. Говорят, даже Хемингуэй ему что-то надписал перед самой смертью.
Павел Финн рассказал, как Шпаликов подобным приемом мог покорять девушек, но этот раз, с помощью фотографии. К Пастернаку в 60-х годах, и особенно после смерти, когда по рукам ходили «стихи к роману», относились как к богу. И Шпаликов любил показывать фотографию Пастернака на обороте которой, якобы рукой самого Пастернака, было написано: «Лучшему поэту современности, моему другу, на долгую память, Ваш Борис». Устоять пред такими фотографиями было непросто.
Прошелся вечером по Москве, подумал, что теперь молодежь ведет себя как в фильмах Шпаликова. В 60-е это было диковинно, а теперь вполне обыденно. Бесцельно гуляет, болтается, смеется. Шатается. Много беспечных, красивых лиц. Танцуют под музыку, которая доносится из кафе. Слушают уличных музыкантов. Всё, как предписано себя вести молодёжи Шпаликовым.
Поэт Марина Кудимова, выступая на вечере, говорила, что в Дом Творчества в Переделкино нередко заходят компании молодых людей с модными рюкзачками за спиной, и спрашивают: «Где у вас тут Шпаликов повесился?» Она считает, что это точный выбор современной молодежи наиболее важной для них персоны. Поэтесса связала Шпаликова с Лимоновым. Редко кто связывает литературу андеграунда и советскую. А, наверное, надо. Шпаликов жил в то время, когда был написан «Это я, Эдичка». И добавлю, в 1971 году были изданы в Иерусалиме «Москва-Петушки».
Все продолжают говорить, что фильмы Шпаликова «бестолковые», «хаотичные», «бесконфликтные». Хотя, как известно, конфликт — главное в любой драматургии. Но Шпаликов кажется упразднил саму теорию драмы. Какое содержание воздуха? В нем нет даже воды. Налить побольше воды, и произведение готово. А у него нет и воды. Только воздух, причем, этот воздух не заперт. Его вдохнули и забыли запереть. Воздух ни на чем не держится. Нет структуры, чтобы этот воздух задержать. Фильмы настроения…
«Блокбастер» с непременным супергероем, драками, монстрами, инопланетянами — для меня звучит как ругательство, как проклятие. Утрата поэтического кино, это как падение человечества.
Геннадий Шпаликов завещал нам воздух. И мы можем еще долго им дышать.
Написано немало о влиянии французского кинематографа на кино 60-х. Наверное, это так. И никакого открытия в этом нет. Сам Шпаликов до конца жизни признавался в любви к Жану Виго, французскому режиссеру, умершему в 29 лет в 1930 году и его единственному фильму «Аталанта». Это совершенно не стыдно с моей точки зрения, испытывать и поддаваться каким-то влияниям, пусть даже самым тлетворным или романтическим, это означает только одно, что человек живой, и он как березка, качается на ветру, но держится за корни и никакие поветрия ему не страшны.
Напоследок скажу, тем, кто все же дочитал до этого места, самое информативное: здесь на вечерах принято в конце устраивать «свободный микрофон», так любимый молодежью. И на этот раз к «свободному микрофону» выстроилась очередь из поэтов, режиссеров, писателей, выпускников ВГИКа, которые по их слову, видели только железного Шпаликова, в виде памятника у входа в институт. Выступали Иван Толстой (режиссер), Елизавета Емельянова, (поэт). И многие другие.
Альфа-вита и О-микрон
Смотрел оперу Ираиды Юсуповой (единственное представление) "Планета Пи". По пьесе К.Гоцци, либретто поэтессы Веры Павловой. Все действующие лица названы по буквам греческого алфавита. Злой Омикрон волшебник, похитил все женские буквы: Дельту, Гамму... перенес на виртуальную «Планету Пи». Сначала им здесь очень нравится, тут замечательная "природа и много кислорода". Они плещутся в реке с прозрачной водой, река вроде настоящая, но брызги компьютерные. Ну, совершенно, как современная западная цивилизация. Постепенно Омикрон всех девушек превратил в пингвинов — бескрылых, безголосых, не летающих птиц, и поместил в ледяной пещере. А в жены взял Альфавиту, королеву букв. Поразил насмерть в поединке ее отца Епсилона. И осталась единственная возможность освободить буквы и убить Омикрона: если Альфавита выпьет бокал вина — умрет, а если не выпьет, то убьёт. И Омикрон подносит ей бокал. Вся сложность в том, что она, очарована его пением, без памяти влюблена в Омикрона. Освободиться от чар искусства не так-то просто. "Если выпьешь умрёшь. Если выльешь — убьёшь", — поет хор. И она всё-таки выливает вино в лицо любимому. Омикрон исчезает, а женщины, буквы-сестры, расколдованные из пингвинов, устраивают в финале потрясающий парад мод. Эта опера синтезирует кино, компьютерную графику, балет и музыку с множеством дивных мелодий.
Я видел много опер Ираиды Юсуповой, например, «Аэлита». Это опера сложена из самых изысканных когнитивных диссонансов. Из жести и осколков, скрипов и визгов. Все тембровые режущие сознание и слух сочетания здесь демонстрируют победу современности над классикой. Оксана Собака, которая так сказать, «поет» в ней главную партию, извлекает из своих божественных связок звуки бормашины и скрежетания сверла по стеклу. А также лязг жести, когда по ней бьют киянкой. С Игорем Виноградовым они создавали образцовый дуэт.
Это что, мистерия «Орфистки в аду» содержит часть: «музыка для молний». Под эту музыку разряжаются электрические заряды из установки "Тесла", рассыпая искры и громы. А "орфистки" играют на целой системе списанных в утиль, и составленных в огромные секции роялей. Конечно, вы не видели и не слышали этих опер, потому что они исполнялись всего по два три раза и о них не оповещало центральное телевидение. И совершенно напрасно, потому что это вершины современного искусства. По сравнению с ними все наши серебренниковы и богомоловы просто октябрята в коротких штанишках.
И направляясь на премьеру новой оперы «Планета Пи» и увидев в числе исполнителей Оксану Собаку, и Гарри Виноградова (увы, не дожившего до премьеры, но оставившего нам свой голос и образ) я запасся набором берушей и прихватил наушники.
Однако ничего из этих приспособлений не потребовалось. Потому что в этой опере с начала до конца наши уши обволакивают целые каскады и гирлянды благозвучий. Консонансные интервалы из кварт, октав ласкают нас, словно гладят по голове, обволакивают елеем уши и даже целуют влажными когнитивными губами. Нет, здесь мы попадаем не в кабинет стоматолога, а скорее в кабинет массажиста и зал лечебной гимнастики и ароматерапии.
Сопрано Натальи Павловой звучит медитативным темпом сладкозвучной каватины из оперы Беллини.
Эта опера весьма богатая замысловатой символикой, но доступна для понимания даже детям. Поединок Омикрона и Эпсилона происходит под звуки веселой тарантеллы. И даже последующий реквием по Эпсилону не выглядит слишком мрачным и безысходным.
Актеры, действующие на сцене под фонограмму фильма, не имитируют действий, происходящих на экране. Актер, играющий Омикрона, даже не пытается имитировать пение и открывать рот. А вот Наталья Павлова в противоположность чаще всего поёт и трудно уловить, когда этот звук течет в живую. Все равно мы слышим голос только из динамиков.
Вера Павлова, грандиозная поэтесса наших дней, трудно не заметить поэтическую символику, вложенную ей в либретто. От пьесы К. Гоции «Зобеида» она отошла весьма далеко, но не в обиду, надеюсь, великому итальянскому драматургу. Буква «Омикрон» — это русская «о», а точнее, о-микро, о-маленькая. А буква Омега, то есть «О» — мега, большая «О». Мне видится в этой символике отзвук наших дней, когда «о»-микро претендует стать мега-буквой. И покушается на Альфу и Омегу, то есть на Самого Бога. «Я Альфа и Омега, начало и конец», — так говорил о себе Христос. И не зря в опере, когда Омикрон поет, что сделает Альфавиту владычицей мира, он не может произнести это слово до конца, запинается и получается только ми-ми-ми. Не мира, а ми-ми-мини-мума, скорее он способен сделать кого-либо владычицей.
Но справедливость восстановлена, и мы погружаемся в благозвучные интервалы и восстанавливаем свои когнитивные способности, по мере наших возможностей.
Премьера посвящена Александру Долгину, создателю нового жанра медиа-оперы. Он не дожил до премьеры, Ираида Юсупова закончила их совместную работу.
Я думаю, что медиаопера родилась не от хорошей жизни. Произведения современных композиторов очень мало исполняются, а тем более, современные оперы. А бывали времена, когда оперные театры ставили произведения своих современников. Представьте себе, если бы Верди вынужден был писать в стол. Но именно такое время наступило сегодня. Почему-то исполнители не доверяют современным композиторам. И вот композиторы сами себе помогли, создав новый жанр, без помощи музыкально-оперных театров, сразу увековечив свою музыку, соединив ее с компьютерной графикой.
Да здравствует Альфа! Альфа — Вита. Альфа Жизни.
Эйнштейн и Маргарита
Опера Ираиды Юсуповой. «Эйнштейн и Маргарита» лежит в ютьюбе с
Музыка приняла невероятную историю любви русской разведчицы, жены скульптора Коненкова Маргариты и престарелого Эйнштейна за абсолютную правду. И опера разворачивается как драма. Коненков, обманутый муж, ревнует, а Эйнштейн с Маргаритой влюблены по-настоящему, и Маргарита срывает задание Родины, разрывая бумаги с секретными формулами, которые добровольно, из любви, отдает ей возлюбленный Эйнштейн.
История любви Маргариты и Эйншейна абсолютно правдива и документальна. Назначение на роль Коненкова — Пригова, непревзойденного мастера стёба, можно считать на редкость удачной. Это его последняя работа, и мало известная. Но вместо стёба над историей русской разведчицы, преданной партии и правительству, мы слышим в музыке мистерию.
Либретто, написанное Верой Павловой, пока лежало в столе и ждало своего воплощения, устарело, в 2006 году стеб сдыхал, и композитор вдохнул в либретто новый, свежий, мистериальный воздух будущего.
Стёб
Со стёбом получилось вообще прикольно.
В перестройку жанры провокаций, пародий, стёба, приколов, гротеска, хохм, — расцвели. Приколисты подняли голову, и высмеивали всё подряд. Объектом стёба стало конечно же все советское, все совковое. Особенно досталось героике. Повылезали предатели, провокаторы. Чернуха и порнуха шли на ура. И так продолжалось долго. С начала перестройки, потом все 90-е, и перемахнули на нулевые.
Театры старались во всю. Жанр «всё дозволено» процветал, превращаясь в «нет ничего святого», «всё на продажу». Отечественной чернухой восхищались на международных фестивалях. Поощрения, премии, не залеживались, не заставляли себя долго ждать и находили приколистов, и чернушников. Всякое здравомыслие было далеко отброшено. Над увещеваниями, «ну, нельзя же так», смеялись, называли морализирующих критиков обидными словами — «совки». Действительность позволяла развиваться такому искусству. Олигархи грабили страну без всякого опасения. Вывозили награбленное в Лондон и оффшоры. Коррупция процветала. И казалось, что этому не предвидится конец. Но, однако, события разворачивались иначе. Зрители робко стали протестовать, что их обмазывают в дерьме. Робко возражали, но им затыкали рты: «вы ничего не понимаете сейчас это такое новое искусство». «Нет, нет», — мы не такие, говорили они дома шепотом.
И это продолжалось бы долго и бесконечно, поскольку коррупция и беззаконие не хотели сдаваться, да никто не хотел с ними особо бороться.
Но неожиданно появились герои, которые отдавали жизнь за родину. Мальчики, никогда не открывавшие Евангелие вдруг, не захотели снимать крестики и лишались за это головы. Никого это не волновало, эстетика оплевывания достигла филигранного совершенства. Однако народ хотел чистого воздуха нравственности и чести, а не беспредела бесовщины. Вспомнили 20 панфиловцев, подняли крик, да все было не так, да и вовсе их не было, в защиту позвали Зою Космодемьянскую, и ее подняли на смех. И не критики, не общественное мнение, само время прищемило хвост чернухе и порнухе. Советские песни уже не вызывали презрительные усмешки, а скорее ностальгические слезы. Героика стала заявлять о себе во весь голос. Героику требовало время. И герои появились, героев, а не проституток и воров хотели видеть на экранах, героев стало невозможно замалчивать. Хотя за что они отдают свои жизни еще никому было непонятно. За режим? За существующую власть? За «Путлера» и «Гундяева». Еще пытаются шутить остряки, но уже никто не смеялся, а смело отправлял их фейки, их насмешки в следственный комитет. «Прикуси язычок». Этот жанр получает все большую популярность. «Подожми хвост» — это говорят все смелее. Есть ценности, есть Родина. А если нет, то нас сожрут и не подавятся.
+++
Эксцентрика, авангард потерпели фиаско в 30-е годы. Но не командным решением. Сменилась эстетика. Сменилась роковым образом для всего искусства 20-х годов. Страна требовала героики. И забыла «черный квадрат». Страна погрузилась в неоклассицизм. Воспевала вождя, его генералов, героев труда. Достижения науки и техники, культуры и искусства. Находила и легко обезвреживала шпионов и вредителей.
Нет, не по заказу. Никто не мог такое заказать. Такое искусство требовало время. И снова это время наступило.
Гламур на весь мир
ARTLIFE FEST 2022 — Слияние вселенных: 22.09 — 27.09
Огромная выставка в Большом Манеже вызывала жестокую ностальгию по ежегодным Всесоюзным выставкам, которые тут проводились пока существовал СССР. Я их посещал когда-то. Цель — продемонстрировать братство и единство народов. Показать строителей нового общества.
Эта экспозиция собрала (сейчас подсмотрю в программке сколько чего она собрала) 260 работ, 51 художника из 17 стран. Большой труд организаторов! Но цель этой выставки совсем не показать человека труда, а скорее человека гламура, который читает глянцевые журналы, следит за модой, ходит на балет, путешествует и любуется дивными уголками природы … и ничего не делает, только отдыхает и тусуется. Все эти художники, как следует из аннотаций к картинам, весьма успешны, известны, их работы участвуют постоянно в выставках по всему миру, и закупаются в музеи и частные коллекции. Коммерческая успешность — это главное для участия художников на фестивале. Они как бы задают тон. Раньше под каждой картиной значилось звание, что ее написал Народный, заслуженный художник. Это означало признание коллег по цеху и верность идеологии. Сейчас идеологии нет, и вместо идеологии критерием художественности является коммерческий успех.
И хочется робко заметить, что коммерческий успех не всегда художественный успех. Да, здесь собраны мастера. Они владеют своим ремеслом. Тут претензий нет. Мастерски выписанный гламур. Общее впечатление от выставки — это ее асоциальность. Демонстрируется весьма легкомысленное отношение к жизни. Отсутствие всякого негатива с одной стороны радует. Мы просто задохнулись от порнухи и чернухи, которая льется на наши головы со времен перестройки. И в прошлом году этот фестиваль отличался радужным и приподнятым настроением. И все-таки социальность разве не красная линия русской школы живописи? Словно из нашего мира куда-то подевались войны, социальная несправедливость, коррупция, проституция, бедность, нищета… Да и с каких пор декораторы, дизайнеры стали причастны к станковой живописи?
Все бы ничего, если бы эта грандиозная выставка проходила на деньги тех, кто покупает эти картины, но она организована на государственные деньги. И это настораживает. Государство устранилось от воспитания собственного народа, предлагая ему только развлекаться. Похоже на идеологическую диверсию. Так что только при поддержке Госдепартамента культуры они успешные, а без поддержки, пожалуй, что никому не нужны.
В знак протеста я нарисовал на большой гламурно-декоративной стене знак Z
Героика
«Кто любит меня, идите за мной. Не показывайте врагу спины!» — этот призыв Жанны Д, Арк доносится до нас из 15 века.
"Жанна. Голоса" моноспектакль по пьесе Б. Шоу. Театр Ники Косенковой. Актриса Аделина Гизатуллина.
Это не государственный театр. Этот спектакль, как и все другие спектакли этого театра, идёт в квартире режиссера Ники Косенковой.
Чернуха и порнуха, взявшая за горло наше искусство медленно отступает. Наступает героика. "Мы хотим чистого воздуха" — требуют зрители. Мы хотим светлого героя! И вот он является в образе Орлеанской девственницы. И ведет нас за собой, ведет на бой, ведет несмотря на то, что наши силы малы, а пошлость, мерзость огромна и чернота беспросветна. "Панфиловцев" встретили в штыки. "Зою" осмеяли и оболгали. И на помощь пришла Жанна. Теперь в ее руках знамя нашего освобождения. Вперед Жанна! Мы идем за тобой.
В этом спектакле не только бесплотные, небесные силы, которые говорили с Жанной с детства, но и все окружающие представлены только голосами. Это моноспектакль, и на этот раз, все персонажи — только голоса. Возможно, что они являются к ней, когда она сидит в одиночке, в тюрьме. В плену у англичан. Таково режиссерское решение. Сама Жанна объясняла на допросе, как говорил с ней Бог: «Бог может общается с человеком только в его уме, в его воображении.» Так и тут. Из памяти Жанны возникает и архангел Михаил и начальник войска и сам Дофин. Актриса представляет нам множество лиц. Передает их характеры. И не только их голоса мы слышим, она передает их пластику, движения, жесты, манеры. Это одновременно и пластический спектакль, над которым поработал балетмейстер. Вспоминая всю эту историю, и переживая вместе с актрисой, убеждаешься, что все, что произошло тогда, просто невероятно. Невероятно, чтобы за такой Жанной, какой представила нам ее актриса — тонкой, бестелесной, с детским, кукольным лицом, пошла вся страна. И в то же время, все это было. Деревенская девочка семнадцати лет воодушевила и повела за собой Францию, и они победили. Спектакль начинается с того, что актриса выпадает на сцену, словно кто-то ее выбрасывает в лучи света. Вот так в лучах истории оказалась и сама Жанна. И она беспомощно съеживается в комочек, на краю сцены, но история требует от нее действий, голоса требуют, звучат повелительно и властно. Голос Архангела Михаила здесь совсем не ласковый голос.
У актрисы нет величественных поз, патетических фраз, гипнотического взгляда. И все же она всех убеждает в своей правоте, в истинности и предначертанности своего пути. Сначала народ, солдат, потом и военачальников, и наконец, самого Короля, которого она узнала среди огромной придворной свиты, чем поразила придворных. Ее тоненькая талия, кажется вот-вот переломится от ветра, в ее тоненьких руках вряд ли удержится меч. И вряд ли она сможет носить многопудовые доспехи, настолько актриса слаба и ее тело прозрачно. Но она превозмогает все. Актриса показывает, что она слабее любого, сидящего в зале, и все же ее героиня смогла освободить Францию. И это обращено к каждому, каждый призван на подвиг, каждый способен на подвиг, если уж такая маленькая девочка смогла. Таково сегодня решение этой роли, этого образа Орлеанской Девы. Спектакль о том, как из слабых делаются сильные, из нерешительных, неколебимые волей, и сила самой Жанны, по крайней в этом спектакле, в ее немощи. В ее беспомощности. В спектакле нет спецэффектов. Нет и декораций. Но когда актриса в своей латексной современной одежде поднимается с колен и ее освещает красноватый фонарь, мы видим, как бронзовеет ее костюм, как она облекается воистину в нерукотворные латы мужества, решимости, веры и идёт до конца.
Афористические ответы Жанны на допросах и до сих пор поражают воображение.
— Мне жаль милую Францию. Здесь правят жадные до власти люди, которым нет дела до интересов страны.
— Если Бог обещал вам победу, зачем было воевать?
— Солдат должен сражаться, а Победу дает Бог.
(Протоколы судебных заседаний, 1431 года)
— Находитесь ли вы в состоянии благодати Божией?
— Если я не нахожусь в состоянии благодати, пусть Бог дарует мне это состояние; а если я нахожусь, пусть Бог сохранит меня в своей благодати.
(Третий публичный допрос 24 февраля 1431 года)
— Вы куда-нибудь собираетесь, Жанна?
— О нет. Только к богу, если погибну.
— Ой! Чтобы мое тело, чистое и целостное, никогда не было испорченным, сегодня его нужно сжечь и сжечь дотла!