Весь сентябрь теперь на улицах миражи,
Всё желтеют листья, по-птичьи с ветвей слетая.
Говорят, что вчера по городу шла святая,
Но попробуй ещё кому-нибудь докажи.

Ни следа не оставила, взора не подняла
И была так безмолвна под каждым упавшим взглядом,
Что её неизменно путали с листопадом
Или с тенью от взмаха воронова крыла.

Говорят, что она улыбалась, склонив лицо
Над кленовым листом и как будто его читала,
А присмотришься — разлетится тревожной стаей,
Расщебечется и забудется, словно сон.

Те, кто видели, говорят, что была она
Так прозрачна, что цвета платья не разглядели.
Будто в парке остановилась и стала деревом,
Но каким из деревьев, никто не сумел узнать.

Были те, кто пытался коснуться её рукой,
Но ладонь ощутила лишь след от пера, листа ли.
Говорят, что вчера по городу шла святая.
Но была ли святая? И город ли — был такой?

Самые сумасшедшие из богов
Той, которая мать, и жена, и сестра,
Хочется взять и выйти из ноября
На балкон, срубленный из ствола сосны,
По которому льется призрачный свет луны
Или горячий солнечный, который живёт в горах,
Слушать, как над вершиной смеётся Ра,
Заставляя слепнуть туристов среди снегов.
Люди — самые сумасшедшие из богов
И поэтому ей так хочется посмотреть
Туда, где неба снизу всего на треть,
остальное пространство — царство немых камней.
Но никто, как они, в этой жизни не нужен ей,
Никого, как их, она так не бережёт
В своём сердце, свой старый земной ожог
Заслоняя ими. Камни выросли выше гор,
Больше ей не хочется ничего.
Здесь все есть — запах хвои, снег, высота,
Чай из трав, подъемник — иди, летай,
Искупайся в солнце, прошлое искупай,
Пусть оно, как снег, превратится в пар.

Той, которая мать, и жена, и сестра,
От рождения предначертано строить и выбирать,
Горный камень в своей груди превращать в слова,
Из тончайших энергий себя обновлённую создавать.

Быстрее чем вода
Мы снимся небу, солнцу, городам,
Мы движемся быстрее, чем вода,
Летаем выше, чем умеют птицы.
Мы умираем, не успев родиться,
Но этот миг — наш самый ценный дар.

Иллюзия плетёт себя сама,
Но вот приходит дождь, великий маг,
И очищает зрение от пыли.
Мы то, о чем здесь все давно забыли —
Идея безначального ума.

Мы снимся городам, мы сами — сон,
Вращается сансары колесо
И древний космос-кит впряжен в телегу.
Мы едем к морю, потому что лето
У нас в крови высушивает соль.

Приехали. Спасибо кит подвёз,
Нас загребли ковшом вечерних звёзд
И сохранили в вечности прибоя.
Скажите, а увидим ли мы Бога?
Здесь на него всегда высокий спрос.

Мы не обменивались с нами
Скажи мне, что случилось с нами,
Богами каменных высот?
Мы не обменивались снами
По меньшей мере лет пятьсот.
Я изучил все звуки ветра:
Шипящий змей, крылатый тигр.
Я слушал каждым сантиметром,
И обижался, и простил.
Я волновался, даже плакал,
Цветы выращивал в руках,
И форму комнатной собаки
Завёл однажды в облаках.
Но всё рассеялось, и знаешь,
На мне опять лежат снега.
А вот недавно, в прошлом мае,
Я тайны неба постигал
И что-то твёрдое в грудине
Как будто пропустило хрип.
Быть может, это не причина
Разволноваться для горы,
Но я подумал, что я болен.
Поверь, измаялась душа,
В боку сосновый лес так колет,
Что просто хочется сбежать.
Но как же бросишь это тело —
Оно изведало тебя.
Я помню нежность твоей тени
На этих каменных губах,
Звенящий голос водопадный,
Тепло ладони в тишине.
Ты на рассвете просыпалась
И сны рассказывала мне.
Ты видела, как небосклона
Всю тяжесть сдерживал атлант,
Как надо мной парят драконы,
А я не камень — океан.
Я был с тобою откровенен,
Делился звёздами во сне,
Но как-то реже постепенно
Ты стала приходить ко мне.
И сколько лет прошло, не знаю,
И сколько ног и душ иных.
Кому теперь ты, неземная,
Свои рассказываешь сны?

Уходят в небо старые миры
Уходят в небо старые миры,
В пустыне бьют источники жары —
Места захоронения драконов.
Их мёртвые царевны, или жены,
По-прежнему красивы и мудры.
У них под тонкой кожей спят цветы,
И платья из чешуек золотых
Звенят из-под песков, как песнь сирены.
Здесь, на краю великой ойкумены,
Смерть с жизнью исключительно "на ты".

Киты ему привиделись во сне.
Они ныряли в глубину камней
И камни рассыпались, как песчаник,
И золотое марево качалось —
И в этом было сказано о Ней.
В бессвязности искал Её следы.
Бродил по дну иллюзии воды,
Зашёл от жажды в мельницу ли, башню.
Отпил мираж из деревянной чаши
И среди стен рассеялся, как дым.

История теряется в песках.
Драконьи жены держат нить в руках,
Вплетая дым в звучание пустыни,
И песни их становятся густыми,
Готовыми сквозь души проникать.
Никак не успокоится огонь.
Царевны не жалеют никого,
Утаскивают в недра самых лучших.
Не спи сегодня ночью, просто слушай —
В пустыне просыпается дракон.

Душица
У меня внутри не душа, а душица пряная,
У меня под ребром не сердце, а красный мак.
Ты не рань меня, я не болею такими ранами,
Я однажды все раны вылечила сама.
Я однажды проснулась лугом, травой заросшим —
Горько-сладкой полынью, бессмертником, чередой,
И стоял надо мной ты тёмной сосновой рощей,
И не знали мы оба, кем были друг другу до.
Укрывала нас ночь и солнце палило в полдень,
И дождём проливалось небо на нас через край.
Мы с тобой были так громким пением птиц наполнены,
Что тогда между нами исчезла последняя грань.
И мы стали одним, я — деревья твои зелёные,
Ты — кора на деревьях и листья травы густой.
И бежал посреди нас маленький оленёнок,
И спешил привести нас взглядами на восток.
Там всходило солнце, как первый весенний лютик,
И внутри нас горел его первозданный жар,
И не раны, не раны — в нас заживали люди.

Ты не рань меня.
Я — твоя собственная душа.

С любовью
А что будет дальше — лавандовые поля,
Растущие в небо зелёные кипарисы,
Весенняя ветка цветущего миндаля,
Букет из подсолнухов в вазе лохматых, рыжих?
А что будет дальше — лучи негасимых звёзд,
Синие ирисы вечнонебесного сада?
А что будет дальше, то в сердце уже живёт,
Уже созревает, глубинное, неразгаданное.
Я перебираю — лица, страницы книг,
Предметы, стоящие возле моей постели.
Спускаюсь на завтрак из тихой мансарды вниз,
Но словно уже совсем далеко от тела.
А что будет дальше — ночная терраса кафе,
Горячее солнце, крестьяне в соломенных шляпах,
Зовущая музыка горних незримых сфер,
Идущий вдоль неба вдумчивый старый пахарь?
Я знаю, что сердце моё оправдает всё —
И яркие краски, и привкус во рту свинцовый;
И небо на утро окрасится бирюзой.

И я подпишусь под последним штрихом.
С любовью.

Женщина
Ты не зовёшь, ты срастаешься с сердцем голосом,
Ты проникаешь сразу и в кровь, и в плоть.
Женщина, по тишине своей равная осени,
Произношу тебя нежностью вечных слов.
Превозношу тебя верой в прикосновение
Наших изношенных и одиноких душ.
Женщина, свежестью неба совсем весенняя,
Произношу тебя лилиями в саду.
Даже когда ты чудная, невыносимая,
Кружишься снегом, смеёшься в моё лицо,
Женщина, вьюга моя ледяная, зимняя,
Произношу тебя перед свечой — на сон.
Ты возрождаешь биение где-то слева
И исчезаешь фениксом среди птиц,
Женщина, выжженная до сухого лета,
Произношу тебя, чтобы тебя спасти.

Я бы сравнил тебя со скандинавской музыкой
Я бы сравнил тебя со скандинавской музыкой,
Стелющейся туманом у лесных озёр,
Или протоптанной духами леса тропинкой узкой.
Потому что, когда ты рядом, я слышу зов
Этого леса, я слышу, как папоротник
Прорастает побегами у тебя внутри.
Потому что с деревьев там тихо дождинки капают,
А у ведьминой хижины жаркий костер горит
И у огня его кружатся ночные тени
В танце безумном, и одна из них всегда ты.
Я бы с цветущим вереском сравнивал твоё тело,
Потому что под нежным соцветием красоты
Притаились болота топкие, непроходимые,
И в них вся история с сотворения мира и не достанешь дна.
Я никогда не спрашивал твоё имя
И отчего ты такая невероятная создана.
Я просто слушаю тебя, как будто древнюю музыку,
И я ветром касаюсь побегов, пробивающихся ко мне.

Я хотел бы называть тебя всё сотворившей мудростью,
Только кроме любви, подходящего тебе имени нет.

Ведьма Северной Ночи
Как придёт она, постучит в окно — не выглядывай,
От вечерних туманов подальше держись в октябре.
У нее на груди горят брусничные ягоды,
Под венцом из шиповника волосы в серебре.
Только взгляд у неё неприветливый, смелый, волчий,
На руке она держит птицу из рода сов.
Говорят, это старая ведьма Северной Ночи,
И у птицы её человеческое лицо.
Ведьма выдохнет заговор, выхолодит твоё сердце,
Под оленью шкуру спрячет его тепло.
Не смотри ей в глаза — одинокие, волчьи, серые,
А посмотришь украдкой — тогда тебе поделом.
За спиной её тянется плащ, из тумана сотканный,
Можжевеловой ветвью волосы сплетены;
За туманом стоит черный лес, приподнятый сопками,
И глубокие тени лежат по бокам луны.
За плечо ведьма пригоршню ягод брусничных бросит,
Ты за ними пойдёшь, будешь вечно блуждать во мгле.
Её время — сырая, холодная, дикая осень,
И у нас уже виден её красноспелый след.
Как придёт она, постучит в окно — не выглядывай,
Не смотри на неё и не слушай её речей.
От неё пахнет хвоей, полярной звездой и ягелем,
Заколдует, отшепчет жизнь из твоих очей.

Как у ведьмы с руки синеглазая птица взлетает,
Как она о любви нежным голосом запоёт,
Опустеет постель твоя, утром найдут у ставен

Только мох, да упавшее рядом перо её.