Ринат КАМАЛИЕВ. Неизвестные солдаты

Герои, без вести пропавшие,
Как больно, оттого что вы
Слились с чащобами и пашнями,
Вросли во рвы.

Тропой войны полмира пройдено
Сынами славными Руси:
Самоотверженно за Родину
Вы бились из последних сил,

Под пули, чтоб спасти товарищей,
Бросались дерзко, аки львы,
Со смелостью, фашистов жарящей,
Подонков заставлявшей выть.

Герои, без вести пропавшие,
В тылу врага и на фронтах,
Гордимся силой духа вашею,
Достойной подвига Христа.

Пока что мощи все не найдены,
Войны набат не отгремел.
Пропавшие — на душах ссадины,
Кровоподтёки на Кремле.

И нам всех вас найти завещано,
Герои, спасшие всех нас.
Рубившие орду зловещую,
Вы наш большой иконостас.

Даст Бог, даст поиск, упокоены
Вы будете под звук молитв,
Ещё не найденные воины,
Те, за кого душа болит!


Простое счастье

Когда с родителями можешь говорить,
Когда здоровьем крепким пышут дети,
Когда ты видишь чудный свет зари
И руки к солнцу тянешь на рассвете,
Когда любимый рядом, и ему
С тобой великолепно, как в эдеме,
Когда долги закрыты, по уму
Разрешены назревшие проблемы,
Когда не держишь в сердце зла ничуть
Даже на тех, кто зла тебе желает,
Тогда дела любые — по плечу,
Тогда легко даётся жизни слалом!
Ведь счастье, хоть и нелегко достичь,
Не требует особенных изысков —
Где искренность живёт, не нужен китч.
До счастья дотянитесь — счастье близко!


Обыкновение

Порой жизнь так обыкновенна,
Что даже грустно, устаёшь —
Обычно кровь бежит по венам,
А за окном — обычный дождь.

Подходишь к зеркалу — обычный,
Поднадоевший силуэт
В тебя зачем-то пальцем тычет,
И сил в ответ не тыкать нет.

Не бьётся сердце учащённо,
Ведь трудно чем-то взволновать —
Всё так же, как во время оно,
Всё те же мысли и слова.

Но разве этого так мало?
Столкнёшься с горем и дойдёт,
Что зря душа не принимала
Привычных дней степенный ход.


Срок души

Душа срок годности имеет,
Короче жизни он порою.
Несём бесчестным Саломеям
На блюдах души, как второе.
Сдаём в угоду компромиссам
Их, как диковинки, в ломбарды,
Пронырливым и хитрым лисам,
Чертям, до наших душ азартным.
Чем больше лжи, ошибок тяжких,
Грунтовки серой блёклых будней,
Тем больше пятен в промокашке
Души и меньше незабудок
В душе, которая когда-то
Цвела палитрою погожей,
Резвилась, как с клубком котята,
И влюблена была до дрожи.
Но, если просто улыбнуться,
Не сардонически, ехидно,
А мягко и тепло, с каруци
Свалив печали и обиды,
Но, если просто взять и сделать
Кому-то доброе задаром,
Душа опять сроднится с телом,
Вернувшись в зал из кулуаров.
А стоит полюбить, презревши
Былые горькие обманы,
Любовь тебя, мой друг, утешит,
Надежду дав в пути туманном.
И сразу век души продлится,
А повезёт — так станет вечным,
И две души, большие птицы,
Построят в вечности скворечник!


Город-мечта

На витринах — кегли лимонада
И шары арбузов астраханских,
Манят краски улочек нарядных,
И девчонки мило строят глазки.

Проходя по сказочным бульварам,
Голубям бросаю хлебный мякиш,
Улыбаюсь парам в парке старом
И от звуков звонких скрипок мякну.

Скрипачам в футляр бросая мелочь,
Наслаждаюсь солнечной кантатой,
И смотрю, как дети пишут мелом
Корабли, дельфинов и пиратов.

Мой давным-давно знакомый город,
Наконец-то для тебя открылся —
Пропуская рюмочку кагора,
Я ловлю твоё дыханье с пирса.

А потом брожу полночи пьяный,
Пьяный светлой правдой, мне открытой:
Нет тоски на свете — есть нирвана,
Парадиз, эдем и дольче вита!


Одно стихотворение

Вся наша жизнь — одно стихотворение,
Не допускающее черновых заметок,
Но ритм часто в нём сбивается до бренного,
Меняя гору золотых на пару медных.

Ты можешь быть творцом неподражаемым,
А в собственной судьбе невзгодам сдаться,
По силе слога быть сродни Державину,
А по здоровью — отходящий Надсон.

Уметь писать стихи великолепные,
Не будучи в ладах со стаей будней, —
Весьма распространённая нелепица,
Та, при которой что ни день — то судный.

Пегаса приручил, а ни копеечки
В твоих заштопанных потрёпанных карманах,
Из развлечений — только лузгать семечки
И бегать до ближайшего шалмана.

Однако, хоть ты больно неудачливый,
Давно в трёх соснах простодушно кружишь,
С пути поэзии, уставши, не сворачивай —
Твой дар малозаметный миру нужен!

Не надо требовать себе вознаграждения,
Особенно при жизни — ты талантом
Уж вешаешь на цепи ежедневные
Небесных озарений бриллианты!

Пиши, пиши своё стихотворение
Длиною в жизнь, стараясь, чтобы всё же
Не стёрлись в пыль катрены откровенные,
Твори, насколько ни было бы сложно!


Раннее утро

Рассвет, кровавыми губищами
Целуя кромку горизонта,
Возносит к небу души нищие,
Где с непривычки им щекотно.

Взрезая брюхо тьмы кромешной,
В чуланчик полумесяц пряча,
Он юнг на борт зовёт, не мешкая,
Подняв блестящий диск над мачтой.

Как амулет на небо вешает
Рассвет застенчивое солнце,
И, петухом ликуя бешено,
Будильник с полудрёмой бьётся.

Спросонья в кофе добавляешь
Не сливки с молоком — горчицу,
Поёшь во время умыванья —
Так утро раннее стучится,

Стучится озорным рассветом,
Будя, хватающим за вымя,
Стучится спешкой несусветной
С красой, не всеми уловимой,

Стучится радиоволною,
Стучится транспортною давкой,
Сменяя небо вороное
На серо-синюю заставку.


Павшая звезда

Звезда летела с небосклона,
Как прыгнувшая с парашютом,
В Земли разверзшееся лоно,
В её подвал сырой и утлый.

Звезда стремительно летела,
Она низверглась безвозвратно.
Горело синим яркой тело,
Уставшей от красот парадных.

Без приговора, добровольно
Она в пучину сиганула,
В её клокочущие волны,
Обнявшись с хищным Вельзевулом.

Звезда, звезда, скажи, зачем же
Ты предала свою невинность
И превратилась в хрупкий жемчуг
С последней песней соловьиной?!


Украина сейчас

Украина — сейчас не танцор в шароварах,
Украина — сейчас не певица с косицей,
Это залпы систем безобразных ударных
По желавшим спокойствия лицам.

Украина — сейчас лицемерные боссы,
Что за барские баксы хают Россию,
И рабы-простаки, что под ложечкой носят
Пропаганды нечистую силу.

Украина — сейчас это клоуна бомбы
По избравшим свой путь без нацистской заразы.
Совесть стала её оторвавшимся тромбом,
А трезубец пронзил оба видящих глаза.

Украина не видит, мыслей вовсе не стало,
Только бьётся она в наркотической ломке,
Подстрекаемым став беспородным вандалом,
Добровольно свой мир превратившим в обломки.

Но она всё ж сильна, ведь таблетками злобы
Накачали больную, чтоб, пока не издохнет,
Выполняла приказ США и Европы —
Делать больно Руси под их яростный хохот.


Смерть музыканта

Напоминая грустную змею
Под крышкой старого рояля,
Играл мелодию свою,
Как бы другие не сыграли.

Как раньше о любви играл,
Похожий на лихого франта,
Теперь играл про боль и страх,
Но также с неземным талантом.

Нет, он играл не только про —
Вселял игрою чувства в души,
И стал он страшен, как Нерон,
Чей Рим дотла уже разрушен.

Он просто чувствовал и жил,
Не притворялся — растворялся,
Ведь не терпел ни капли лжи,
И был тем истинно прекрасен.

Да сердце всё ж надорвалось,
И умер он за инструментом,
Запрятанный копной волос
И славою своей несметной.

Он разуверился во всём,
Он разуверился — и умер,
Но прежде он душой босой
Разбил судьбу о мир безумный.


Позднее признание

Художник около полжизни
Корпел над полотном одним.
Творил-творил, но не был признан
И жил скромней, чем пилигрим.

Художник написал картину,
А ею пренебрёг весь свет,
Её покрыли паутина
И толща выцветших газет.

Художник умер. Стали рыться
В его промозглой мастерской
Весьма расчётливые лица,
Нашли его пейзаж морской

И ахнули: «Какое диво!»,
Устроили аукцион
И получили за красивый
Пейзаж красивый миллион.


Года — богатство

Не бойтесь старости: пусть будет подбираться,
Как осень к отцветающему клёну —
Вчера букварь носили в школьном ранце,
Сегодня прячем за стеклом рифлёным

Зубной протез, таблетницу и линзы
И видим в зеркале над тумбочкой морщины,
Но, верно, даже пирамиды Гизы
В седых камнях таят исток невинный,

А потому гастритам и хондрозам
И прочим скверным признакам заката
Не выгнать, вопреки метаморфозам,
Цветенье юности, поистине крылатой.

Пенсионер с не затвердевшим сердцем
Вполне себе с внучатами на равных —
В нём также пламя может разгореться,
Как в молодом — увы, сидеть отрава.

Седая молодость отнюдь не инфантильна:
Унынье — инфантильно, это — мудрость! —
Сиять другим, сверкая, как светило,
Года настроем правильным припудрив!

Теченье лет, как грозный царь, свирепо,
И всё же драгоценны наши годы,
Если с любовью строим жизни крепость
И в тёмный час предвидим час восхода!


Мой Бог

Бог для меня — не в догмах заскорузлых,
Не в фарисейских до земли поклонах,
Бог для меня — стихов кипучих русло,
Любви взаимной голос благосклонный.

Бог для меня — не древних текстов чащи,
Обрядов строгих хмурые пролески,
А солнца луч средь листьев шелестящих,
Светящий нам отчётливо и резко.

Бог для меня — не сонмище барьеров,
Между землёй и небом возводимых,
А вера чистая, связующая сферы
Земных творцов и горних серафимов!


Кино длиннее жизни

Пришёл в кино, а там крутили
Всю жизнь мою и смерть мою.
Я за спиной почуял крылья,
А под пятой узрел змею.

Сменялись на большом экране
Все страсти, мысли и дела,
Народ смотреть кино нагрянул,
Пьёт пепси-колу из горла,

Жуёт поп-корн и озорует,
Целуясь под кино взасос.
А я уже живу вторую,
За мной пришла мадам с косой

И выдала один билетик,
Подписанный готично «Смерть».
Кино, затем заплыв по Лете,
Экзамен с Богом — круговерть,

Которая сначала в радость,
Но постепенно надоест,
И возвращенья ждёшь в награду,
Чтоб понести по новой крест.


Сознание бренности

На субботнике ворочая лопатой,
Перекапывал я палисад бугристый.
Иногда приятен труд бесплатный
И завидна доля альтруиста.

Я смотрел на серый элеватор,
Выдирая пустоцветов стебли.
Только комья почвы рыхловатой
Мне напомнили кладбищенскую землю.

Но не стало резко неприятно
От пришедших мрачноватых мыслей.
Я со смертью не играю в прятки —
И бомжа возьмёт, и бургомистра,

И меня земля обратно примет,
А душа, быть может, вознесётся.
Помню то, что здесь мы пилигримы,
Что не вечно в мире даже солнце.

Может, там, где я сейчас копаю,
В давнем прошлом упокоен кто-то.
Коротка на этом свете память.
Нет от увяданья антидота.

Ну не страшно это, потому что
За порогом жизни вечность ждём мы.
Либо небо упокоит душу,
Либо просто станем чернозёмом.


Очередь за счастьем

За счастьем очередь тянулась,
Столпившиеся в ней гудели,
Как с разъярённым роем улей
И как фугас у цитадели.

Дышали в очереди в спины
Духа́ми, перегаром, жаром
Огня драконьего, и сплином
Толпа пропитывалась даром.

Копытами давили пятки
И, как икру, метали хамство,
Хоре́ей поражались, спятив,
Слипаясь в близнецов сиамских.

Валились с ног, а всё держались,
Забыв, зачем сюда явились,
Теряя разума скрижали,
Застряв в грязи, как старый «Виллис».

А счастье оставалось рядом —
В элементарном этикете,
Не опускающем до стада
Рождённых жить в любви и свете.

А счастье близко находилось —
В способности ценить друг друга,
Смотреть на мир не крокодилом
Или, тем более, гадюкой,

А, утопающих спасая,
Плывущим в синеве дельфином,
Волну с гравюры Хокусая
Смиряя в ясную марину.

А счастье близко находилось —
В способности парить звездою,
Быть согревающим светилом,
С душою чистой и простою!


Кот и канарейка
      (басня)

Сидела канарейка в клетке тихо,
Высовываться вовсе не желала,
Претила ей квартирная шумиха,
Вела себя ленивее коалы.

Да, в клетке птичке хорошо сиделось,
Бездельничать на славу удавалось,
Махала крылышками жёлтыми модельно
И набивала брюшко до отвала.

Но рядом стал расхаживать котейка,
Звал канарейку, обещал Канары:
«Ах, без любви твоей я, как калека,
Жить без тебя — что чалиться на нарах».

Наверное, кот в неё и впрямь влюбился,
Он сох по ней, у клетки ошивался:
«Ну вылезай скорей наружу, кися», —
Просил у птички добродушный Вася.

И птичка поддалась очарованью,
Как там Канары — захотев проведать,
И вылезла. А котик — прыг с дивана,
Разинул рот и птицей отобедал.

Кот был влюблён, он вовсе не лгунишка,
А всё ж сильней кошачий аппетит —
Желудок у кота затмил умишко,
Но после кот отчаянно скорбит!

Кот в канарейку может быть влюблён,
Да больно аппетит силён!

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2022

Выпуск: 

8