Зимний славный ёжик — это когда мороз трещит, метель метет, а ты лежишь посреди гари, занесенной снегом: спрятался под опаленным обломком славного кедра и славно посапываешь: видишь славные сны про континентально жаркое лето. У нас такое дело в обычности, потому как ближе к осени уйдут огнем и дымом миллионов десять гектаров леса, а ты, значит, не тушуйся, все равно ищи себе местечко, чтобы зимой отдохнуть, весной проснуться и радоваться летнему славному пришествию солнышка. Вот начинает она, родная природа, изумрудиться всячески, тогда пожалуйста — имеешь право считать себя летним ёжиком.
В обычности по июню мастерю для семейного удовольствия приятственное местообитание. Люблю, строить домики, хоть последнее время дыма и огня хватает с избытком. Сгорит жилище, не сгорит… а что поделаешь, коль пламя не спрашивает моего разрешения на огненное это, непохвальное поселение посреди русских лесов? Нынешним летом сижу в домике. Стучит по крыше небесное послание, славный дождик. Льет вполне исправно. Так сильно, будто где-то наверху что-то по необходимости прохудилось. Жена и наш малой никуда не пошли, заодно и меня тормознули, хоть имел намерение прогуляться по грибы.
С чего бы мне печалиться, не знаю, но только сижу на крылечке и печалюсь. Тепло в перелеске, дождинки стекают по кедровым иголкам. Этим славным капелюшечкам есть охота набрать по пути крупности, чтобы затем с иголок падать на землю звучно. Уж такие они славно тяжелые — ровно гирьки магазина леспромхозовского. Возьмут да шлепнут! Потом сызнова озвучатся. Надоело мне печалиться, пошел в хилый здешний урманчик. Лежат сучья корявые и там, и тут. Что сказать о них? Ну, в свое время отвалились от деревьев. Усеяли рыхлый песочек. Шлепки по сучьям получались, пожалуй, не менее громкими, чем слова громкоговорителя леспромхозовского, когда оттуда кричат о победах ежедневных за ради повышения благосостояния бедующих этих местных, честно-трудовых обитателей.
Не везде кроны сосен прикрывали землю, кое-где наблюдались прогалы, и как раз сквозь те прогалы дождинки летели часто-часто, словно росинки они мелкие, не что иное. Я так скажу: высокого поднебесья неизвестный резвился незаконно — именно что сквозь сито сеял, распылял над проселком и поляной влагу донельзя избыточную. Послышалось меж тем тарахтенье грузовичка. Обычно привозил он к нашему славному домику гостей- хомячков, завсегдашних приятелей, коих мне полагалось встречать по причине лесного дружного братства. У леспромхозовских свои грузовики, желтые. Напротив у нас, дружбанов погорельских опушек, — в обязательности свои, зеленовато изумрудные. Заторопился туда я, на мокрый проселок.
Тут дождь позволил себе падать в песок почти что беззвучно. Захочешь услышать славные мелодичные шлепки, ан и не удастся тебе ничего подобного расслышать. Поглядеть когда повнимательней, ведь прямо на глазах песчаный проселок наливается хитрой молчаливой теменью. Дорога поначалу гляделась беловатой. Под цвет песка, не успевшего пропитаться небесной влагой. Чуток позже начал он отзывчиво покрываться пятнами, а ныне и вовсе закоричневел славно. Посреди него по причине тяжеленных желтых грузовиков почали набухать — в колеях особенно — сажисто черные лужи. По ним бродить нет желания. Поэтому поплелся домой.
Вот сызнова сижу на крылечке и понимаю: где-то в негорелых пока что лесах жизнь кипит. И та нормальная обстановка очень далеко находится от тебя, не стоит и думать о ней. Это до того грустно — лучше споро спать завалиться. Утром, после того, как воссияло на голубом небе солнышко, лужи высохли. Что на их месте образовалось? Ничего в приличности особенного, просто желтые влажные пятна пошли славными кругами собираться и милостиво начали глядеть на родственно-желтые леспромхозовские грузовики. А вскорости дорога напрочь побелела. Рассыпчатый песок позволил себе горделивой сахарной пудрой заблестеть под славными лучами солнца.
Умытая ночным дождем трава потянулась вверх, стала на диво упругой. Из нее, видать, стало выглядывать что-то съедобное. Один из хомячков, приехавших вчера на изумрудном грузовичке, выбежал на поляну, чтобы пошуровать носом у травных корешков, утолить голод не то дождевым червячком, не то какой-нибудь, пока что не проснувшейся, мушкой. Откуда ни возьмись прилетели гости другие: крылышками осы зазвенели. И кроме того, слепни объявились, порешив пикировать на маленького хомячка. Захотелось им попить кровушки детской. Я, разумеется, не мог не отреагировать: подошел, наставил на боевитых летунов иголки свои. Насекомые покрутились, встали в строй и двинулись в дружный улет.
Именно таким начался этот солнечный день. Лучи нашей звезды согревали землю и неспешно плыли высоко в небе кораблики облаков. Роса на траве быстро высохла. Мне захотелось пить. Пошел я к реке. Там кто-то разлил нефть. От удара сухой молнии загорелась она, забушевал огонь, закрутились над рекой сизые вихри дыма. В том аду спокойно плыла по реке лодка, никуда не сворачивая. Наверное, там посиживали славные леспромхозовцы, те всегда знали, что им делать и когда. Поэтому никому никаких иголок я наставлять не спешил. Просто стоял и думал: хорошо быть славным зимним ежиком. Хоть бы скорей примчались морозы, а также славные белоснежные вихри. Что-то устал я быть славным летним ежиком.