Из россиян в XIX в. Св. Гору Афон изучали, внесли серьёзный вклад в историческую науку по афонской тематике, В.И. Григорович, известный филолог, историк, А.Н. Муравьёв, писатель и дипломат, архимандрит Антонин Капустин, настоятель русской посольской церкви в Афинах, П.И. Севастьянов, исследователь Востока, а также непосредственно самого Афона, архимандрит Леонид Кавелин, особенное внимание уделявший изучению славянских монастырей на Афоне, А.А. Дмитриевский, профессор богословия, внесший большой вклад в русскую церковно-историческую науку, изучивший и осуществивший описание более 150 афонских богослужебных рукописей. Следует заметить, что научные труды о русском иночестве на Св. Горе должны были основываться на источниковедческой базе, прежде всего, самих монастырей Афона. И большим подспорьем в каждом начинании являлась живая связь между теми, кто был вхож в библиотеки и архивы Св. Горы и российскими учёными. Так, архимандриты Антонин Капустин, Леонид Кавелин многие годы во второй половине XIX в. сотрудничали со схимонахом Матфеем. А. Капустин помог о. Матфею подготовить к изданию акты Русского Пантелеимонова монастыря. О. Матфей приобретал рукописи для российских исследователей Афона — епископа Порфирия Успенского, профессора В.И. Григоровича. Помогал в приискании необходимых источников профессору С. Ламбросу, епископу Феофану Говорову и другим добросовестным учёным—богословам, занятым также в тематике истории иночества на Св. Афонской горе1.

 Перечень, конечно, далеко не полный. Нисколько не умаляя вклада учёных XIX века, мы будем всё же руководствоваться простой истиной: в первую очередь, в главном, не научными исследованиями созидалась слава в России Св. Горы Афон и монастыря великомученика и целителя Пантелеимона.

Рассмотрим некоторые факты. Грамотного населения в России первой половины 1880-х годов было 10,8 %, в Московской губернии 1871 г. — 20, 3 %, в Москве (1871 г.) — 43, 2 %. Кем могли быть читаны научные и научно—популярные публикации, прежде всего? Представителями образованного класса дворян (1,5 % населения России в 1897 г.), какой-то частью купечества и почётных граждан (0,5 % населения страны в 1897 г.), духовенства (обязательно!), составлявшего по итогам первой переписи населения так же всего полпроцента населения империи.

Насколько было подлинное ведомо о Св. Горе Афонской представителям различных сословий российского общества в рассматриваемый период времени? И что менялось? Ответ не однозначен, не прост. Если б мы готовили обстоятельный ответ, нам пришлось бы много заниматься историко-географическими исследованиями, историей дипломатических связей России и Востока (в т.ч. Афона). Искать в практике церковно-приходского образования, которое получал “средний” крестьянин, представитель многочисленнейшего сословия, то, что рассказывали ему об Афоне, вычислять — сколько могло пополняться это знание. Если будем рассматривать доступные публикации, повествующие о случаях чудесных исцелений россиян, мы, хотя весьма приблизительно, вычислим период массового обращения русских людей к Афонским святыням. Родные тех, кто обращался к святыням, а чрез них — к Святому великомученику и целителю Пантелеимону, чей болящий родственник сподобился благодатного исцеления, спешили поделиться великой радостью с другими православными. Такие эпизоды во множестве находили отражение на страницах духовной литературы, скоро проникая в общество чрез периодическую печать. Тому свидетельство — публикации в ведомостях различных епархий2. Однако всё шло не без воли и трудов просветителей. Из них наиболее значительной фигурой по справедливости признан о. Арсений (Минин). Создав журнал «Душеполезные чтения», он протянул связующую нить между монастырём Св. Пантелеимона на Афоне и православным центром России. Просветителями укреплялась в обществе вера и распространялось знание об Афоне как неотъемлемой духовной ипостаси православного мира российского, простирающегося и за границы империи. Описания исцелений становятся достоянием читающей России в 1867, 1868 гг., т.е. в период, когда Афонские святыни впервые принесены были в Москву, другие местности, главным образом, центральной России, и вскоре после того. Факты, которыми в настоящей публикации мы подкрепим эти предварительные заключения, надеемся, будут достаточно убедительными.

Мирская молва побежала по губерниям, уездам, волостям в конце 1840-х годов: идут в Россию святыни с Афона, сопровождают их русские монахи. И шевельнулись страждущие сердца, потянулся люд православный — встретить святыни, припасть к ним, искать путь к спасению души и просить о здравии! Слава созидалась верою!

Представители же мира науки, вероятно, далеко не всегда были подвижниками. В отличие от иноков, которые несколько раз в XIX веке шли в Русскую землю с Афонскими святынями и были при святынях и приходящих к ним русских людях — день и ночь, во всякое время года, во всякую погоду! А пример “научного интереса” весьма образно излагается в Письме 11 о. Серафима Святогорца (с 23 марта 1844 г. — схимонах о. Сергий), в котором он рассказывает эпизод посещения Дионисиата на Св. Горе Афон; встретивший его приветливо настоятель сетовал — вот, приезжали учёные люди, редкую книгу попросили, на обещания не скупились о скором усилении покровительства и милости России; книгу монахи отдали, а потом пять лет всё ждали вестей от “благотворителей”, да только напрасно… Расспрашивая настоятеля, Святогорец узнал немногое — лишь то, что щедрый на посулы русский был человеком состоятельным и образованным1. Научные труды того времени важны, как никогда прежде, теперь, когда мы, люди XXI века, пытаемся, и через них узнаём больше о Св. Горе Афон.

***

Поддержка Свято-Пантелеимонова монастыря со стороны Российской империи декларировалась с 1744 года, когда Указом Священного Синода назначена была ему выплата регулярная, ежегодная. Но осуществить оказывалось гораздо сложнее, причиной чего являлись частые осложнения российско-турецких отношений и войны — 1735—1739, 1768—1774, 1787—1791 гг. Поездкам иноков в Россию за вспомоществованием Турция чинила препятствия. Монастырь пребывал в хронически тяжёлом положении до середины XIX века.

Период взаимоотношений обители св. Пантелеимона на Афоне с Россией и её первопрестольной столицей в XIX веке (до 1879 г.) был временем, когда невольно приходилось русской афонской братии мириться с тем, что главным политическим арбитром выступала Турция. Даже в документе (его публикация относится к середине 1890—х гг.) под названием «Общий канонизм Святой Горы Афонской, составленный протатом», близкий действовавшему (опубликовавший «канонизм» А.А. Дмитриевский в подстрочном примечании пояснял, что ныне действующий (1895 г.) канонизм Св. Горы, за весьма немногими исключениями, сходен с настоящим), но имеющий отличия, в преамбуле содержал: «Все приходящие на Св. Гору и желающие монашествовать, какого бы рода и народности они ни были, считаются верными подданными могущественной Оттоманской Империи»1.

В 1876 г. Оттоманская империя устанавливает: все монахи на Св. Горе Афон — её подданные. Однако, если взять фактическое на тот период положение, следует, верно, согласиться: русские насельники Свято-Пантелеимонова монастыря были скорее в российском, а не турецком подданстве, хотя и уплачивали ежегодную подушную подать турецким властям. Делами их ведало посольство России в Турции, они находились под покровительством российского императорского дома и правительства в лице посла России в Стамбуле и консула в Салониках[1].

***

Итоги русско-турецкой войны 1877—1878 гг. могли бы быть куда благоприятнее для русского монашества на Св. Горе Афон. По Сан-Стефанскому мирному договору 19 февраля 1878 года афонские монахи русского происхождения сохраняли своё имущество и прежние льготы и должны были пользоваться в трёх принадлежащих им монастырях теми же правами и преимуществами, которые обеспечены за другими духовными учреждениями и монастырями Афонской Горы. Однако же по Берлинскому трактату 1 июля 1878 года желанная для русского братства XXII статья Сан—Стефанского договора, благодаря усилиям, прежде всего, английской дипломатии, сведена на нет. Убытки, понесённые иноками во время войны, никак не компенсировались. А степень влияния Св. Пантелеимоновского монастыря в Карейском Афонском протате оставалась на прежнем уровне, несмотря на все старания благодетеля русских иноков, дипломата Н.П. Игнатьева1.

***

Яснее представить себе положение монастыря Св. великомученика и целителя Пантелеимона позволит ретроспекция в XVIII — начало XIX вв.

К концу XVIII в. почти совсем опустела прибрежная обитель монастыря, а Нагорный Русик пришёл в запустение окончательное и находился в таком состоянии до 1868 г., пока не началось его возрождение как скита. Однажды явилась даже угроза исключения его из числа святогорских монастырей, продажи его земель.

Угрозу падения обители отвела грамота (август 1803 г.) Константинопольского Патриарха Каллиника V, восстанавливающая общежитие (киновию) в монастыре. Вершить строительство обители выбран опытный в духовной жизни старец, ксенофонтский иеромонах Савва. Он едет в Стамбул за помощью и денежными средствами. Савва собирал средства на восстановление монастыря до конца 1806 г.. Однако получить пособие от патриархии ему не удалось из—за начавшейся русско-турецкой войны 1806—1812 гг. 85-летний старец своею миссией прославил монастырь. Ибо в Стамбуле к нему обращались тяжелобольные, сподобившиеся исцеления, волей Господней, от святого великомученика и целителя Пантелеимона. Так, великий драгоман Порты, валашский князь Скарлат II Каллимах, угнетённый тяжким недугом, дал обет в случае выздоровления сделаться ктитором монастыря. После того, как старец Савва отслужил молебен у постели умиравшего князя, тот получил исцеление. Став вскоре господарем Валахии, он сделал щедрые пожертвования. Собранное Саввой и пожертвованное Каллимахом позволило начать постройку собора в честь Святого Пантелеимона, возведение жилых келлий, ряда иных зданий. В 1814 г. собор построили, в 1815 г. он был освящён Константинопольским патриархом сщмч. Григорием V.

В 1821 г. ктитор монастыря господарь Валахии кн. Каллимах обвинён в тайных сношениях с Россией и казнён в Стамбуле. 4 апреля того же года почил на 103 году жизни старец Савва. Трудно стало со средствами, их не хватало не только на окончание строительных работ, но и на пропитание братии. Занимали под высокие проценты. Чтобы выплачивать долг, приходилось влезать в новый, ещё более кабальный. Закладывались и продавались земли, имущество.

Преемнику Саввы, настоятелю монастыря иеромонаху Герасиму, болгарину, довелось вместе с братией немало вынести невзгод, немало потрудиться, спасая святыни, ценности. Греческая национально—освободительная революция (1821—1829 гг.) обострила отношения России и Турции. В стены обители вводятся турецкие войска, которые разоряют монастырь; имели место факты убийства насельников, в т.ч. русских людей. Девять лет иноки скитались (некоторые оставляли св. Гору Афон, уходя в другие страны), а монастырь бедствовал.

Положение изменялось к лучшему постепенно в период 1830—1840 гг., после того как греки-игумены пригласили в обитель русских иноков1.

С именем русского монаха о. Иоанникия (Соломенцева) связано духовное возобновление Свято-Пантелеимоновского монастыря. В 1839 г. предпринимается попытка привлечения в него русских монахов. В обитель приглашён и поселяется в ней иеросхимонах духовник о. Павел с несколькими русскими монахами — все из братии Ильинского малороссийского скита. Но о. Павел прожил недолго, скончался через 8 месяцев. Оставил монастырю солидную сумму — около 7 тыс. рублей, которой были немного поправлены расстроенные финансы обители. Духовник всех русских, рассеянных по каливам и келлиям, о. Арсений уговаривает, а затем выдвигает своего ученика о. Иоанникия духовником. Тот согласился не сразу, но, решившись, роздал своё имущество русским ксиромахам* и переселился с двумя учениками в св. Пантелеимоновский монастырь. Митрополитом Адрианопольским Григорием он был рукоположен 18 ноября в иеродиакона, а через два дня — во иеромонаха (в схиме — Иероним) и благословлён быть духовником для русской братии1.

 Духовник монастырской братии при игуменах Герасиме и Макарии, он непосредственно руководит всеми работами по восстановлению монастыря. При нём выстроены храмы: в 1846 г. — святителя Митрофана Воронежского, в 1851 — Покрова Пресвятой Богородицы, в 1867 — святого благоверного князя Александра Невского, в 1863 г. — больничный корпус, братский Покровский корпус в восточной части с параклисами** в них, ряд хозяйственных помещений и мастерских, расширена и расписана трапезная, устроен в Покровском соборе иконостас, реставрирована была библиотека. Его инициативами основана иконописная школа, литографическая, фотомастерские, типография. В период игуменства о. Макария и жизни о. Иеронима сооружено и восстановлено около шести десятков монастырских храмов, 19 келлий и 8 подворий.2

Святогорец отмечал «приятный взору» храм святителя Христова Митрофана. В храме — драгоценная утварь — сосуды, полученные 14 августа 1847 г. По этому случаю в тот день был отправлен благодарственный молебен; присланы же сосуды от великого князя Константина Николаевича, в память посещения им русского монастыря в 1845 году. «Можно полюбоваться» (Серафим Святогорец) русской кистью и, наконец, порадоваться русскому колокольному звону, чего нельзя слышать ни в каком другом месте, не только на Св. Горе, но на всём Востоке. К о л о к о л а — пожертвованы московским почётным гражданином Ф.Ф. Набилковым в 1844 г.; наибольший 50-пудовый колокол — в 1847 г. воронежскими купцами братьями Самохваловыми. Рассказывая о состоянии библиотечного собрания, когда оно было ещё довольно бедным, Святогорец упоминает находящийся в нём дар высокопреосвященнейшего Филарета, митрополита М о с к о в с к о г о — полное собрание его слов и речей, а также — журнал творений святых отцов в русском переводе, препровождённый от М о с к о в с к о й духовной академии вместе с даром митрополита Филарета1.

***

Первая половина 40-х годов XIX века. Россия. Исследования и публикации о Св. Горе Афон — даже работы научного характера — редкость. Специфика имевшихся заключалась в том, что они не были рассчитаны на широкую читательскую аудиторию. В связи с этим нельзя не упомянуть весьма содержательную, хотя и небольшую, брошюру, составленную известным славистом В.М. Ундольским. Она издана в 1846 году в Москве, по выходе № 4 Чтений в императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Наибольший интерес для нас представляет главная часть этого сборника, историко-описательная. Это — страницы с видимо добросовестным подходом к тексту; чтобы убедиться, достаточно посмотреть ссылки на источники по всем упомянутым исторически значимым событиям. О том, как сделан маленький шаг со Святой Горы Афон в научный мир Москвы, В.М. Ундольский поясняет в подстрочнике: «Эта записка составлена в самом монастыре на Афоне одним русским учёным монахом и передана нам путешественником Григорием Ширяевым с целью сделать её гласной, что мы исполняем теперь с особенным удовольствием, прося покорнейше почтеннейшего сочинителя сообщить нам со временем и те письменные источники (на греческом и славянском яз.), которые служили ему основой и которые, может быть, не последней важности для истории русской и других соплеменников». Предисловие—очерк передаёт важные подробности о состоянии монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона*.

Статья вторая заимствована из рукописи Лаврской библиотеки № 28, писана современным почерком. Статья третья — это перечень монастырей (автор неизвестен). В.М. Ундольский в своём «замечании» (послесловие), надеясь, что публикация дойдёт до Святой Горы, высказал «усерднейшую просьбу» к автору — списать все грамоты, хранящиеся в русском и других афонских монастырях; он обещает ему переслать тексты грамот и актов, хранящихся в Московском главном архиве МИД. Замечательно то, что В.М. Ундольский называет даты имеющихся в Москве грамот — 1554 г., 1591, 1626 и 1660 гг., и дел, в которых содержатся документы и копии таковых, имеющие прямое отношение к православному Афону: 1626 г., 1636, 1642, 1644, 1645, 1648, 1660, 1667, 1674, 1705, 1706 и 1756 гг. Воспользовавшись актами, хранящимися на Афоне, сличив с имеющимися в России, замечает В.М. Ундольский, можно будет сделать более обстоятельное исследование о Горе Афонской и о русском монастыре, в частности, проясняя многие теневые места истории Отечества.

Таким образом укреплялись связи Святой Горы, и монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона, с теми образованными людьми, кто в Москве полагал важным вносить ясность в эту мало исследованную тему, с последующей публикацией материалов об истории отношений России с Афоном и конкретно с русским монастырём на Св. Горе.

А мечта Вукола Михайловича Ундольского, наверное, реализуется лишь теперь, в начале XXI века…

Горячий патриот, монах-афонит, автор вводной части брошюры высказал мнение всего Русика — о «новых неколебимых надеждах» на возрождение монастыря, кои прямо связал с покровительством со стороны императора России1.

***

О. Иеронима А.А. Дмитриевский называет таким организатором, дух и направление которого ещё живы в Пантелеимоновском монастыре до наших дней (1895 г.), могучим борцом за русское дело на Св. Горе. Он принял хозяйственные дела в обстановке гнетущей нищеты. Братия, возвращаясь под стены святой обители, нуждалась в куске насущного хлеба, искала тёплого угла. Шёл, тем не менее, процесс увеличения численности братии из русских людей, и надо было думать об устройстве храма вместительного, в коем монахи могли бы молиться на славянском языке. А между тем в монастырской кассе лежали лишь долговые обязательства, по которым требовалось ежегодно выплачивать большие проценты. Один выход виделся — воззвать к благочестивым соотечественникам, чтобы приходила в монастырь посильная помощь, послать в Россию иноков для сбора милостыни.

Однако на сбор пожертвований надо было иметь соответствующие разрешения.

Некоторое представление о том, кому именно из лиц духовного звания, принадлежащих к православной церкви Востока, было разрешено собирать пожертвования в России, может дать «Список учреждений, находящихся в славянских землях и в Греции, которым положено производить милостинную дачу», хранящийся в архивохранилище Св. Афонской горы. Перечислено свыше 50 иерархов, находившихся в середине XIX в. в монастырях православного Востока — в Сербии, Македонии, на территории собственно Турции (Малая Азия). Разрешение было основано на Высочайших указах — от 30 августа 1798 г., от 28 сентября 1844 г. Причём, для Афона разрешительная льгота распространялась на братию следующих монастырей и менее крупных обителей — Благовещенской, Ватопедской, Введенской, Предтеченской, Дионисиевой, Георгиевской-Зографской, Георгиевской-Павловской, Иверской, Вознесенской-Есфигменской, Афанасия и Петра Великие Лавры, Кавсокалиевской Троицкой Алембасовой, Благовещенской-Филофеевой и, наконец, монастыря Св. Пантелеимона.

Ещё некоторые документальные свидетельства — как можно было ходить по городам и весям России, собирая пожертвования. Высочайше утверждённым 16 июня 1862 г. определением Святейшего Синода позволено было (конкретно) монаху Русского Пантелеймоновского монастыря на Афонской горе Мелетию продолжать сбор подаяний в России в пользу сей обители ещё в течение года, на прежних основаниях, а именно: чтобы сбор в Петербурге и других местах империи производил бы он сам, внося сведения о приношениях верно и ясно и не передавая ни под каким предлогом в посторонние руки; чтобы в любой епархии как деньги, так и книгу сборов он представлял в местные консистории для поверки и доставления затем в хозяйственное управление Святейшего Синода; если по требованию непосредственного монастырского его начальства приношения им будут отправлены в обитель частным образом, он должен был в консистории предъявить сборную книгу и надлежащее удостоверение — что деньги им действительно по назначению отправлены, — монастырское начальство далее должно было о получении денег уведомить. В удостоверение полномочий о. Мелетия Канцелярия Святейшего Синода выписала ему удостоверение, а также книгу сборов, должным образом сшитую, скреплённую печатью и подписью обер-секретаря. Со своей стороны, в регламентацию сбора включался и аппарат обер-полицмейстера. Так, 16 сентября 1862 года правитель его канцелярии в письменном виде уведомлял монаха: права на сбор пожертвований в Петербурге даны ему, Мелетию, на 1 год; да присовокуплено — чтоб с кружками и тарелками он по городу бы не ходил. Мелетий праздности бежал, даром время не транжирил. Уже в тот же день 16 сентября делает он в книге сборов такие записи: «О здравии Александра и Параскевы», «О здравии отрока Феодора» и т.д.; противу каждой записи проставлена сумма сбора, в конце листа — итоговая. Возможно, усердный о. Мелетий всё-таки пользовался «кружкой» или «тарелкой», потому что недреманное око Свиты Его Величества Московского обер-полицмейстера вновь обратилось к вопросу о соблюдении этого пункта: чтоб с кружкой и тарелкой — ни-ни, о чём запись в книгу сборов сделана, с подписью обер-полицмейстера, имевшего (заметим, между прочим!) чин генерал-майора. 22 ноября 1863 г. книга сборов о. Мелетия была ревизована. Оказалось, и в книге сборов это отмечено, что он собрал 4134 рубля 60 копеек (560 полуимпериалов); из этой суммы в Константинополь к эпитропам отослал 2968 рублей для передачи в монастырь, 1 тысячу рублей — настоятелю монастыря Св. Пантелеимона, а 166 рублей и 60 копеек он потратил на содержание, пропитание и путевые издержки. Отмечалось также, что в удостоверение пересылки собранных сумм монах предъявлял квитанции почтамта, как свидетельство получения сумм монастырь почтой направил в России соответствующие квитанции.

Вездесущей строгостью были пронизаны разрешительные документы для весьма известного в истории православия о. Арсения (Минина). В Указе Святейшего Синода от 9 марта 1865 года «О дозволении иеромонаху Арсению продолжать в России сбор в пользу Афонского Пантелеимоновского монастыря» читаем: «Святейший Правительствующий Синод слушали предложение господина Синодального обер-прокурора от 12 декабря прошлого 1864 года за № 7683, коим объявляет Св. Синоду для зависящего распоряжения, что Государь император по всеподданнейшему докладу его в 12 день этого месяца Высочайше утвердить соизволил определение Святейшего Синода о дозволении находящемуся в России иеромонаху русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне Арсению продолжать в пользу сего монастыря сбор доброхотных подаяний в империи ещё в течение одного года. И по справке приказали: о Высочайше утверждённом в 12 день минувшего декабря определении Св. Синода касательно дозволения иеромонаху русского Пантелеимоновского монастыря на Афоне Арсению продолжать в России сбор подаяний на постройку в обители для русских поклонников странноприимного дома ещё в течение одного года, и объявить по духовному ведомству печатными указами для сведения и должного, в чём следует, исполнения1.

Даже в середине 60-х годов XIX века, когда сбор пожертвований на нужды Св. Афона, стал явлением привычным русскому обществу, власти российские строго наблюдали за иностранцами (или за соотечественниками за рубежом), прибывавшими в Россию для таких сборов. Так, в распоряжении Святейшего Синода от 31 июля 1864 г. «О недозволении иностранцам производить в России сбор подаяний без надлежащего на то разрешения» имеется отсылка на рапорт одного из епархиальных преосвященных о задержанном полицией иностранном выходце, именующим себя греческим иеромонахом» за производство несанкционированного сбора подаяний. Сообразно законодательству и обстоятельствам Св. Синод находил, что, несмотря на запрещения сбора подаяний без дозволения правительства, на особые подтверждения Св. Синода по духовному ведомству — о наблюдении, чтоб таковых сборов нигде бы в епархиях не производилось, упомянутый выходец из-за границы производил сбор и собрал немало. 9 февраля 1865 г. обер-прокурор Св. Синода официально уведомил духовных иерархов епархий — о необходимости наблюдения за тем, чтобы под видом монашествующей братии восточного духовенства в Россию не проникали самозваные сборщики, которые могут собрать значительные суммы, с последующим совершенно иным употреблением, далёким от нужд православной церкви. В епархиальных ведомостях публиковали списки лиц, задержанных при незаконных сборах: например, с турецкими паспортами в пользу Св. Пантелеимонова монастыря милостыню собирал Василий Поставец, Русского Андреевского скита — монахи Исихий, Феогност, Геронтий, Евстафий, монастыря Каракал Крестовоздвиженской келлии — монах диакон Герасим и афонский “побродяга” схимонах Стефан Вятский, из монастыря Кастомонита — схимонах Сосипатр, “беглый линеец”, уж три года дотоле собиравший подаяние в России. С молдавскими паспортами были задержаны полицией самоуправные сборщики: скита Капсокаливы иеромонах Нифон, — уже третий раз на сборе, — с монахом же Сербом и донским казаком Кремаревым.

С русскими паспортами, добываемыми от путешественников, остающихся на Афоне, задерживались: монастыря Св. Пантелеимона монах Нил, — выезжал под предлогом излечения от болезни, и на сборе был уличён в четвёртый раз; того же монастыря схимонах Сергий — второй раз на сборе — с паспортом монаха Сергиевской Лавры Тихона, при себе имевший значительную сумму; Крестовоздвиженской келлии монастыря Каракал иеромонах Иероним, уличённый в сборах в третий раз, с паспортом Ивана, крестьянина Воронежской губернии Острогожского уезда.

Конечно, далеко не все эти или подобные им лица были обманщиками, либо сборщиками, не совсем уж добросовестными!

Но епархиальному духовенству давалось о таких фактах знать чрез специальные, духовные, периодические органы печати, — к наблюдению и надлежащему в потребных случаях распоряжению1. Меры властей, действовавших законным порядком и справедливо подозревавших, усматривавших и выявлявших нечистоплотность ряда лиц, что объявлялись полномочными сборщиками на нужды обителей, — такие меры помогали пресекать на корню воровство и злоупотребления…

***

1 октября 1849 г. отправлены были в любезное Отечество сборщиками средств о.о. Иоиль, Нифонт и Сильвестр, в схимничестве Селевкий (Трофимов) (в рассказе о первом его путешествии мы для удобства читателя позволим себе также называть его отцом Селевкием, хотя схиму он принял и получил это имя уже по возвращении в 1851 году на Св. Гору).

Хождения по России с благой целью впоследствии просто и подробно о. Селевкий описал в «Рассказе о своей жизни и странствовании по святым местам». Как путешествие, так и чудесные явления, которые, волей Господней, он творил «святогорскими и палестинскими камешками». Он легко находил путь к сердцам и вниманию людей самых разных социальных слоёв общества, всюду оставлял след добрый.

О. Селевкий, человек скромный, прибег к помощи постороннего редактора для подготовки своего «Рассказа…» к публикации книгой. Хотя известно, что в прежней, мирской, жизни Степан Трифонович Трофимов писал совсем не плохие стихи, т.е. с русским языком у него проблем не было: «Господь Бог и Царица небесная послали ко мне одного раба Божия. Он прочитал мои записки, доведённые до Курского житья-бытья, и поправил их. Потом я попросил его переписать их набело, и он не отказался. Между тем, я продолжал составлять начерно свои записки; и он приходил ко мне, прочитывал переписанное набело, а черновое уносил к себе для переписки. И таким образом, с Божиею помощию, при содействии доброго человека, составил я полное описание всего, что со мною случилось в жизни, и в особенности — моих путешествий по разным Святым местам». (См.: Рассказ святогорца, схимонаха Селевкия о своей жизни… С. 236, 237).

На св. Гору Афон, в Русик, он впервые прибыл в Петровский мясоед 1844 года. Пять лет спустя на него и двух других монахов возложена была нелёгкая миссия отправиться в Россию собирать средства на насущные нужды Свято—Пантелеимонова монастыря. Человек несокрушимо крепкой веры, имел он такую особенность: носил с собой всегда камешки, поднятые в посещаемых им святых местах. Появляясь в деревнях, сёлах, городах России, нередко оказывался в таких обстоятельствах, когда отчаявшиеся люди, узнав об иноке со святой Горы Афон, приводили к нему беснующихся, поражённых недугами душевными и телесными; о. Селевкий давал им воду, в которую прежде опускал заветные камешки; благодаря такому действу его, непременно вкупе с молитвами и постом преподобных отцев, люди получали исцеление.

В Константинополе (о.Селевкий иногда называет его Царьградом) — встречался с четой Кочубеев — князем Николаем Аркадьевичем и его супругой Екатериной Аркадьевной. Они проявили живейшее участие в деле помощи как лично о. Селевкию, предоставив ему хорошие условия для проживания, пропитания, так и к его рассказам о Святой Горе. Их пожертвование обители составило 30 руб. серебром.

 В Константинополе за три дня о. Селевкий сумел собрать 67 руб. Добравшись из Турции до Киева, он первым делом направился к митрополиту, который встретил его первоначально со строгостию, однако и владыка не избежал обаяния личности о. Селевкия; при расставании одарил шубой и пятью рублями серебром.

Через Белгород путь о. Селевкия лежал в Курск. Здесь он продолжал приём денежных жертвований, принимал от представителей купечества, промышленников деньги, также вещи, в основном одежду. Именно в Курской губернии он объехал особенно много деревень. Исцелял болящих, имея под рукой всегда неизменные камешки. Пожертвования притекали неиссякаемым ручьём — сборы ежедневно приносили по ста рублей, не считая стоимости даров вещами. Вернулся он в Курск, потом — снова в Киев, откуда с Михаилом Ивановичем Сушкиным поехал в Одессу, а оттуда — морем вновь до Константинополя.

 В Константинополе произошло то, чего, в общем-то, следовало ожидать, но — неприятное. Речь идёт о «приступе» о. Иоиля к о. Селевкию: «Отдай деньги мне, — вдруг услыхал о. Селевкий от брата Иоиля, их доставлю я. Я — поверенный». Понятно, речь шла о большой сумме, собранной лично отцом Селевкием. Он не замедлил с ответом: «А я не поверенный, да зато сам их собрал, хоть и нездоров был, а вот Бог послал мне 4000 руб. серебром». О. Селевкий, возвратившийся в Русик накануне 1851 года, доставил и передал старцам обители собранные им пожертвования1.

Итак, из России о. Селевкий привёз весьма значительную по тому времени сумму в 4 тыс. руб. серебром, а также 50 золотых. Немало доставил вещей, жертвованных для храма и монахов. Сумма на самом деле была больше, — нередко средства он пересылал ведь и в письмах, находясь в разных местах России, чрез кои пролегал его путь. Подвиг о. Селевкия увенчался успехом, вомногом благодаря отклику в русском сердце, преклонному к почитанию святых обителей. Как ожидали, так открылся доступ к монастырю новых пожертвований. Например, именитые вятские купцы Г. Чернов и И. Стахеев своими средствами помогли возведению большого русского Покровского собора, освящённого 10 января 1853 г. Великое дело для монастыря, ещё недавно находившегося в бедственном положении!

От схимонаха о. Акакия о. Селевкий однажды узнаёт: снова ему расставаться со Святой Горой и ехать… Известие это его “прострелило”! Испуганный и удрученный, пришёл он к духовнику и стал было отговариваться, но тот сказал: «Мы созданы не для того, чтобы жить только для себя; надо и для других потрудиться. Ты можешь быть многим на пользу». Вместе с о. Макарием отбыл он в мае 1857 г. в Константинополь. Там произошла встреча с русским посланником. Тот написал Синоду, а разрешения пришлось подождать до Рождества. С собою честные отцы везли изрядно разных вещей для благословения (образки, чётки, крестики и т.п.), да накупили много фруктов…

По прибытии в Константинополь, побывали у митрополита. Не без трудностей, неспокойным морем, доплыли на пароходе до Одессы. С разрешения преосвященного епископа Димитрия они свободно ходили по городу, освящая по домам воду. В рассказе о. Селевкия упоминается об исцелении холерных больных, которые целовали привезённый с Афона Животворящий Крест. Из Одессы — в Киев. Из Киева — в Харьков. Из Харькова — в Старый Оскол. Затем — Курск, Тула, Москва, С.-Петербург, Н. Новгород, Тверь, Рыбинск, Ярославль… Всюду время пребывания было примерно 3-5 недель.

О Москве, средоточии русской православной веры, он пишет с любовью: «Здесь для доброго православного поклонника — бездна пищи духовной. Сколько монастырей с мощами их основателей; сколько украшенных усердием граждан храмов Божиих, с множеством чудотворных икон и неугасимых огней, — подобно неумолкаемых в молитве к Богу ангелам, — пред ними! Отбросьте все суетное, земное попечение о предметах житейских, и вы получите маленькое понятие о том мире духовном, “где, по слову Христа, — обители многи суть”, — для душ, любящих не плоть и кровь, — а Бога живого. Монастыри и церкви суть места Божии, в которых один день приметаться лучше, чем годы жить в селениях грешников; каково же постоянно жить и умереть в них! Это значит заранее вкусить райской, вечной жизни; чего Бог до сподобит всех и каждого»1.

***

Москва! — Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси — бездомный,
Мы все к тебе придём

Клеймо позорит плечи,
За голенищем — нож.
Издалека — далече
Ты всё же позовёшь.

На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеимон
У нас, целитель, есть…
(М. Цветаева. 1916 г.)
***

В Москве честные отцы отстояли обедню в Успенском соборе, приложились к мощам. Ходили во дворец и в Оружейную палату, дивясь на великие богатства и разные редкости музейного собрания. Побывав в Петербурге и Нижнем Новгороде, 8 сентября они снова были в Москве. Обедню о. Селевкий стоял в алтаре Успенского собора. Подойдя к преосвященному Евгению за благословением, о. Селевкий ответил на его расспросы, в частности, о Святогорце, а прежде того — рассказал, что прибыл со Св. Горы Афон из монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона. Сугубое внимание преосвященнейшего выразилось в том, что в продолжение беседы он держал отца Селевкия за руку, крепко пожимая её при ответах на свои вопросы. После в храме подошёл к о. Селевкию ещё кн. Урусов, который тоже спрашивал о Святогорце. и получил ответ — о том, что Святогорец умер, и Господь сохранил его мозг, что «косточки его жолты и благоуханны, и из главы истекает миро». В Москве честные отцы сначала имели постой у Василия Дмитриевича Аксенова, человека благочестивого и хлебосольного. Через несколько времени, после встречи с митрополитом Филаретом получили его изволением келлию в Сретенском монастыре. Немало людей разных сословий перебывало у них в монастырских стенах, делая пожертвования. Один из купцов пожертвовал 1 тыс. аршин сукна на братию. По просьбам приходящих о. Селевкий и о. Макарий посещали болящих, бывая во многих домах с Животворящим древом Креста Господня, «пред коим смирялись духи, мучившие род человеческий»1.

Второе путешествие о Селевкия замечательно тем, что слава о Св. Афонской горе, как говорится, бежала впереди посланцев Русика. Образованная и одновременно благочестивая Москва, — прежде всего, в лице людей высшего сословия, тянулась к ним, подвигаемая желанием лучше узнать о Русике, об иноках его, о святынях этой обители. За титулованными и сановитыми спешили узрить монахов с Афона, спросить и узнать о святынях, москвичи православные — разного возраста, сословного положения и характера занятий. И отовсюду притекали щедрые пожертвования, собираемые снова и сберегаемые для нужд монастыря.

***

Превосходным трудником оказался о. Симеон Веснин, священник Вятской губернии, в дальнейшем широко известный как Серафим Святогорец — вергилий русского Афона.

Симеон Авдиевич Веснин (род.1814 г. — преставился 1857 г.) Пострижен в августе 1839 года. На Афон о. Серафим прибыл в октябре 1843 г. В марте 1844 г. принял схиму под именем Сергия (иеросхимонах о. Сергий). С 1845 г. практически постоянно и усердно занимался литературным трудом, посвящая его обители Св. Пантелеимона. В 1847 г. отправляется в Россию, где проводит 4 года. Собрал в пользу обители значительные средства в С.—Петербурге и Москве. В тот период в свет вышла книга — «Письма Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской»2.

Поэтизированные, восхищённые и одновременно назидательные для православных письма о Святой Горе, изданные книгой впервые в 1850 г., находили читателей по всей России.

Прибыв на родину, Святогорец намеревался, как было условлено с издателем, направиться в С.—Петербург, а путь туда лежал через Москву. В Москве он нашёл 2 экземпляра первой части своей книги, присланной ему издателем. Но его уже хорошо знали многие — по самой первой, 1845 года, публикации «Писем…» в журнале «Маяк современного просвещения и образованности».1 Слух — Святогорец в Москве — распространился очень быстро. Множество людей знатных и представителей торгово—промышленного капитала спешили его увидеть, говорить с ним, приглашали к себе. Это живое общение, да нежелание покидать Москву, к тому привели, что издатель из Петербурга приехал за ним сам, и тут уж о. Сергию (Серафиму Святогорцу) пришлось дать себя увезти…2 (См.: Жизнь Святогорца о. иеромонаха Сергия, в кн.: Письма Святогорца…М., 1895. С. 503—508).

Действенность «Писем…» в плане духовного просвещения и распространения познаний об Афоне среди русских в нашем Отечестве трудно переоценить, чему свидетельства оставили авторитетные духовные лица.

«Письма к друзьям своим о Святой горе Афонской» иеромонаха о. Серафима, в которые он включал и поэтические свои опыты, привлекли внимание множества современников.

***

«О, если б царства все и троны
Могли сложиться предо мной
С державной тяжестью короны,
И все богатства, как рекой,
Лилисьбымнеслюдскоюданью
 Молвы и славы; я тогда б,
Как верный всюду покаянью,
Я лучше буду скромный раб
Святым отшельникам пустыни,
Простым жильцом Святой горы,
С куском, коль нужно, милостыни
И грызть иль боб, иль сухари,
Лишь только б век не разлучиться
С моей дружиною святой,
Любить бы всех, не налюбиться,
И о Руси с дружиной той
В Афоне Господу молиться…»
(См.: Святогорец. Стихотвор. “Вечер на даче”. Из Письма 2—го).

***

О. Серафим в 1850 году был на верху своей литературной славы. Его поощрил Ф. Булгарин, отзыв которого о. Серафим принял лестным для себя. Ласково принимал о. Серафима Московский митрополит Филарет. Много распрашивал о Святой Горе. К «Письмам…» сделал замечания. Чрезвычайно строгий, когда речь шла о чистоте и стиле языка духовной литературы, не критиковать он не мог, отмечая «язык журналов». Однако тон митрополичьего приёма не оставил в том сомнения, что факт выхода в свет «Писем…» он расценил как дело полезное. «Письма Святогорца…» стали на десятилетия руководством и путеводителем для благочестивых поклонников. Имя автора сделалось после петербургской журнальной публикации «Писем…» (1845 г.), особенно же после их выхода книгой (1850 г.), хорошо известным и в Москве, где его встречали с распростертыми объятиями, как желанного гостя1.

***

К 1853 году относится наступление для Свято-Пантелеимонова монастыря времени лихого. Уже лишь слухи о русско-турецкой войне произвели на Афоне большое смущение. Страшась фанатизма турок, многие иноки выразили намерение удалиться в Россию. Старец игумен о. Герасим и его советники помогли погасить смущение среди русской братии, и в результате Афон оставили лишь наиболее робкие. Недостаток жизненных припасов, крайняя дороговизна хлеба, по ценам, назначенным турецким правительством, усугубились прекращением связей с Родиной. Прервался поток пожертвования. Русских монахов в 1852 г. насчитывалось до восьми десятков человек. Архиепископ о. Иероним веровал в дальнейшее развитие обители, несмотря на пережитое. И не просто веровал, но готовил, приближал его. Развитие монастыря он безошибочно связал с энергичным, неутомимым и, одновременно, очень скромным о. Макарием, который 3 июня 1856 г. рукоположен был в иеромонаха, а вскоре назначен вторым духовником русской монашествующей братии.

А.А. Дмитриевский называет отношения о. Макария и о. Иеронима идеальными. Их не нарушала разность сана и положения. О. Макарий — архимандрит и игумен, о. Иероним до смерти титуловался иеросхимонахом-духовником.

***

В 1861 г. духовный собор старцев обители постановил направить в Россию одного из иеромонахов для сбора добровольных пожертвований.

О. Арсений (Минин) оказался в этой миссии как бы преемником схимонаха о. Селевкия. Успех о. Арсения на поприще сбора пожертвований наносил духовное поражение противникам русского влияния на Св. Горе Афон. Недоброжелатели из числа греческих монахов присмирели, убеждаясь в возрастании нравственной силы русской части братии. 27 июля на Афоне был русский посланник при Оттоманской Порте граф Н.П. Игнатьев, который стал свидетелем греко-русской распри среди иноков. С той поры он проявлял себя как неутомимый защитник русских интересов на Св. Горе Афон. Ему довелось стать посредником между Св. Горой и Российской империей; он принимал соответственно обстоятельствам, решения в действиях, прямо касающихся всего Афона.

16, 17 июня 1867 г. Афон посетил вел. князь Алексей Александрович. Самый факт показал, что всевозможные нападки на русских, тем паче третирование — занятие не продуктивное; за спиной русской братии стоят могущественные защитники1.

Споры и распри русско-греческие носили отнюдь не случайный и не безобидный характер. Здесь полагаем необходимым заострить внимание на важнейшем.

В начале 70-х годов XIX в. из русской Бессарабии были удалены греческие афонские монахи. Они там заведовали землями и лесами, принадлежащими греческим афонским монастырям. Заметив злоупотребления, российское правительство взяло управление землями теми на себя, а монахам предложили удалиться. Тут ведь как по пословице «Уступи на вершок, возьмут на четверть, уступи на четверть, возьмут на весь аршин!»… Впрочем, Россия обязывалась уплачивать почти три пятых всех прежних доходов. Во главе изгнанных афонских эпитропов стоял ватопедский богач Анания. На Афон он явился страшно озлобленным на Россию и русских. Считая себя обиженными — за то, что укорот сделан был их корысти, — греческие монахи только случая искали, чтобы ослабить русское влияние на Св. Горе1.

В 1875 году братия монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона состояла из 400 русских и 180 греков. Скончался игумен Герасим — и русские большинством избирают игуменом архимандрита Макария (Сушкина). Греческая же братия не пожелала признать его настоятелем — обратились к Вселенскому Патриарху и протату — поставить грека. Отцы Иероним и Макарий стараются поддержать согласие: одна ведь братия во Христе! Но распря длилась два года — до такой степени мутил греков дух ревнования. Афонский протат навязывал устав в 22 статьи. По ст. 1 монастырь Пантелеимоновский должен был быть греческим, по ст. 2 — игуменом должен быть грек, ст. 3 — число русской братии должно было составлять с этих пор треть от числа иноков—греков, и далее все статьи — в плане уничижения прав и влиятельности русской части иночества. На такое незаконное домогательство представителей афонской власти ответил Вселенский Патриарх, утвердив избрание архимандрита Макария! С этого времени монастырь святого великомученика и целителя Пантелеимона становится действительно русским, а греки в большинстве покидают обитель. Греки тогда изгоняли русских из других афонских монастырей, гонимые же просто приходили в Русик, оставались там, пополняя братство2.

После войны 1877—1878 гг. восстанавливали обитель Святой Троицы, расположенную на землях Хилендарского монастыря. Греки всячески притесняли главу скита, русского инока иеромонаха о. Нифонта, чинили препятствия украшению обители. Потому многое о. Нифонт делал тайно. Так, при ремонте храма купол (какая же русская церковь без купола!) изготавливали в подвале по частям; в одну ночь мастера и вся братия его собрали, установили, и крест водрузили. А иконостас и часть икон изготовлены были в М о с к в е1.

***

Избранные первоначально для сбора пожертвований (1861 г.) иеромонахи, кто по старости и немощи, кто по другим причинам, ехать в Россию отказывались. Вот тогда о. Иероним решился найти посланцев из числа простых монахов — молодых, но способных к исполнению такого послушания. Опасаясь погрешности, предложил избрать трёх кандидатов, оставляя окончательный выбор за игуменом о. Герасимом. А в числе достойных назвал монахов Пантелеимона, Анатолия и Арсения. Игуменского благословения сподобился о. Арсений (Минин), о котором о. Герасим сказал уже, что помысл возвещает ему именно Арсения, неоднократно достойно прошедшего в обители ряд послушаний. 8 июня 1861 г. в четверг перед праздником Пятидесятницы в соборе св. великомученика Пантелеимона он был рукоположен в сан иеродиакона, а день св. Пятидесятницы — во иеромонаха2.

Отъезд о. Арсения в Россию состоялся через год, в августе 1862 г. При нём были святыни из монастыря св. Пантелеимона: святой крест с частицей Животворящего Древа, часть от камня Живоносного Гроба Господня, часть мощей святого великомученика и целителя Пантелеимона, частицы мощей других угодников Божиих и небольшого размера чудотворная Тихвинская икона Божией Матери. Всецело покорившись решению своих духовных наставников, о. Арсений четыре года путешествовал по городам и сёлам России. Часто сутки проводил безо всякого отдыха: днём — крестные ходы со святыней, ночами — молитвы, служения молебнов. Подвиг вознаграждался. Люди усердно и благолепно шли к афонским святыням. Притекали обильные пожертвования. И ожидаемое не замедлило. Благодатию Божиею, стал истекать обильный источник исцелений от душевных и телесных болезней.

География путешествия примечательна обширностью регионов, чрез которые довелось следовать о. Арсению. Губернии — Воронежская, Новгородская, Псковская, Витебская, Могилёвская, Пензенская, Симбирская, Самарская… Сохранились сведения о посещении ст. «Лобань» Новгородской губернии, г. Темников Тамбовской, Острогожского уезда Воронежской, городов — Тула, Ст. Оскол, Курск, Смоленск, Владимир—на—Клязьме, Балашов Саратовской губернии, С.Петербург. Святыни в некоторых местах побывали неоднократно, так — в городе Туле, где местом пребывания отмечена Спасская церковь (свящ. Мих. Покровский).

Встречали повсюду с большим чувством, даже восторженно. В Могилёвской и Витебской губерниях собиралось «множество» народа, в местах ночлегов — от одной тысячи до двух-трёх тысяч человек, а где назначались днёвки — от пяти до десяти тысяч. В Гомеле, и не только в нём. — до двадцати тысяч…

Поклониться святым мощам устремлялись успеть жители соседних к пути следования губерний — Смоленской, Черниговской, Минской, Витебской. По Могилёвской губернии едва ли найдётся самая малая деревенька, из которой не было бы кого на богомолье. Ни ненастье, ни страдная пора — ничто не удерживало православных. В Могилевской губернии святыне усердно поклонялись даже немногочисленные в ней поселяне-католики. Крестные ходы с народом ожидали святыню иногда за версту перед селом. Многие из прибывавших желали непременно, чтобы сам афонский иеромонах служил молебен, читал над ними Евангелие, благословлял, сам давал освященной воды, масла. И отец Арсений исполнял желание каждого. В течение сорокадневного пребывания афонской святыни в Могилёвской губернии разобрано, роздано в дар икон, крестиков, книг и прочих предметов более 100 тысяч экземпляров.

Узнав на личном опыте о том, как высоко ценит русский человек всякую книжку от «писаний» или «житий», особенно афонского происхождения, о. Арсений и решился усилить издательскую деятельность склоняя всячески содействовать ему в этом благом деле старцев своей обители1.

Чудесные исцеления продолжались и после отбытия святыни из данного града (например, из Тулы) или веси. Многие люди, — кто припадал к святыне с верой и искренней молитвой, получали исцеление от телесных или душевных болезней или же становились свидетелями такового. Примеры благодати Божией распространялись слухом. Но о. Арсений находил силы оповещать о них и через повременные духовные журналы, особо печатавшиеся брошюры1. В 1867 г. иеромонах о. Арсений прибыл в Москву, остановился в Богоявленском мужском монастыре. Соборный храм монастыря с утра до позднего вечера наполняли молящиеся, и там, как и прежде, Господь благоволил явить людям множество исцелений.

В одном из писем на Афон о. Арсений показал свою убеждённость в важности издания книг об афонских святынях и проистекающей чрез них Божией благодати: чрез подобные книжки распространяется, пишет он, животворное слово Божие, утверждается вера и соделывается спасение многих душ, особенно при чтении описаний о бывших преславных чудесах…Ничем иным мы, грешные, не можем так научить, как раздаянием душеполезных книг и описанием о делах Божиих.2 О. Арсений выпускает ряд брошюр, в которых, с присущей ему добросовестностью, правдиво повествует о знамениях и исцелениях в 1867 году, пребывая, конечно, под впечатлением своего путешествия. Он много хлопочет по поводу составления предпринятого жизнеописания Богоматери, издания акафиста и службы в честь великомученика Пантелеимона. О. Арсений знакомился с особенностями московской издательской базы. Неприятными заботами именует он взаимоотношения с печатниками и художниками, среди которых находились и такие, кому важнее было поскорее взять деньги, зачастую не прислушиваясь к требованию заказчика.3 С течением времени, после устроения особой часовни во имя св. великомученика Пантелеимона при Богоявленском монастыре на Никольской улице, редакционно—издательская деятельность о. Арсения обогащается неизбежно личным практическим опытом. Он отдаёт ей весь небольшой досуг. Несмотря на крайнюю занятость, у него больше возможностей, потому что именно с 1873 года он становится почти безвыездным обитателем первопрестольной столицы. По должности доверенного большой русской обители на Афоне и по зову своей души о. Арсений ступил на высокую стезю служения религиозно—нравственного просвещения. В 1876 г. принято решение об издании ежемесячника «Духовная Беседа», с чего самая деятельность издательская становится систематической, правильно—периодической. Ежемесячник несколько раз менял своё название (с 1878 года — «Душеполезные Размышления», с 1888-го — «Душеполезный Собеседник»). В известной степени это издание схоже с другим московским периодическим изданием — «Душеполезное чтение». На 1874 год содержательная часть последнего определялась так. Служить духовному и нравственному наставлению христиан, удовлетворять потребности обще-назидательного и общепонятного духовного чтения. Рассказывать о трудах, относящихся к изучению Священного Писания, публиковать статьи догматического и нравоучительного содержания, церковно—исторические рассказы, воспоминания о лицах, замечательных по заслугам для церкви и духовно—нравственной жизни, статьи, относящиеся к православному богослужению, размещать сведения из наук естественных, описывать путешествия к святым местам, размещать суждения о расколе, записки по церковным вопросам.1 А программа Афонского ежемесячника, при её обширности, конечно, была предметнее — с точки зрения отношения к Святой Афонской горе. Состояла она из семи отделов: 1. Уроки слова благодатного, выдержки из Св. Писания, книг свято-отеческих и богослужебных; 2. Церковно-исторические сведения — о святынях и древностях Востока, особенно Св. Афонской горы, о святых местах земли Русской, 3. Назидательное чтение — душеполезные рассуждения о разных предметах веры и жизни христианской, 4. Из дневника православного христианина — о проявлениях благодатной силы Божией. 5. Золотые блестки — краткие поучительные мысли и изречения. 6. Библиография — сведения о книгах и картинах духовного содержания. 7. Афонская летопись — краткие известия о выдающихся событиях на св. Афонской горе и в особенности в русской обители св. великомученика и целителя Пантелеимона.1 «Душеполезный Собеседник» для русского Пантелеимоновского монастыря в материальном отношении приносил один убыток, если учитывать средства, затраченные на издание, сопоставляя со средствами, полученными от продаж экземпляров номеров и средствами на почтовые расходы. Но в сознании русских паломников и других людей истинно православных издание служило делу религиозно-нравственного просвещения. А это проявлялось в притоке средств в монастырь на его нужды, в увеличении масштаба прямой материальной поддержки издания из России со стороны благотворителей. Начиналось издание с небольших тетрадок назидательного содержания, которые рассылались почти исключительно благотворителям обители. Но вскоре стали поступать от многих людей просьбы — пожелание получать «Душеполезные Размышления» по мере их выхода. Круг читателей ширился с каждым годом, и дело издания было успешным в продолжение 10 лет. Перемена в названии была вызвана несколькими обстоятельствами. В частности, тем, что далеко не только размышления находили место в журнале, но и повествования о жизни святых угодников Божиих и подвижников, рассказы о благодатных знамениях и явлениях силы Божией. Недостатки были исправлены переименованием журнала в «Душеполезный Собеседник»2.

Ежемесячное издание монастыря св. великомученика и целителя Пантелеимона в середине 1890-х гг. имело тираж 22 тыс. экземпляров; несколько более половины тиража рассылалось подписчикам, благодетелям, шесть раз за год, по два выпуска единовременно. Подписная цена была невелика — около 1 руб.; для сравнения — желавший в 1883 г. сделать пятимесячную подписку на газету «Русские ведомости» должен был уплатить 2 руб. 85 коп…. Факты переиздания «Душеполезного Собеседника» вторично за 1878—1881 гг., троекратное повторение издания за 1882 г., численность подписчиков, — всё свидетельствовало, что живой интерес к изданию среди русского народа несомненный3.

Узнать — какие издания монастыря за период 1850—1895 гг. можно найти в Москве и приобрести заинтересованные имели возможность на монастырском подворье, там же и литературу выбрать, и книгу получить. Неполный каталог 1890 года содержал названия более чем двухсот изданий. На первое место по значимости всей литературы, издаваемой монастырём, А.А. Дмитриевский, например, ставил экзегетические толковательные труды от епископа Феофана, как собранные им, так и собственно его. Второе место он отводит сочинениям об Афонской горе, чрез которые русские люди знакомятся со Св. Афоном, с бытом насельников. Причём, в следующем далее перечне рекомендуемых трудов на первом месте у него «Письма Святогорца о Св. Афонской горе».1

 По благословении Высокопреосвященноейшего митрополита Московского Филарета (Дрозодова) о. Арсений публикует в ноябрьском 1867 г. номере журнала «Душеполезное чтение» описание благодатных явлений, от Афонских святынь проистекающих. В следующем году подробнее эти примеры милости Божией были им изложены в книге «Вера». К началу 1868 г. относится его намерение издавать душеспасительные размышления для народа. В 1870—х годах многочисленными изданиями распространяются книги, брошюры, сборники. Большое место в духовном наследии о. Арсения занимают сборники «Маргарит, или избранные душеспасительные изречения, руководящие к вечному блаженству», «Цветник духовный» (2 книги).

***

Вопрос об открытии в пределах России подворья, либо часовни, монастыря Св. Пантелеимона, был непростым не по причине финансовой, но по причинам официального свойства. Дела консистории свидетельствуют, что ещё в 1849 году русский монастырь Св. Пантелеимона на Афонской горе подавал ходатайство вел. князю Константину Николаевичу — о даровании подворья в Москве. Просил изыскать возможность назначить для этой цели пребывающую “праздною” и без прихода Сергиевскую в Крапивках церковь. Указом Св. Синода от 26 июня 1850 г. № 1440 давалось знать, что Св. Синод признаёт “неудобным” ходатайствовать перед высшей властью о пожаловании подворья — потому, что прежде подворья жаловались одним патриархам1.

С течением времени жёсткость синодальных установлений уступает общественной потребности. Голос в защиту настоятельной необходимости иметь подворья Св. Пантелеимонова монастыря подавал сам монастырь, также как и большой корпус православных иерархов в России.

Достаточно сложно было получить разрешение и на строительство часовни. В уставах Духовной консистории в начале 70-х годов XIX в. можно было прочитать следующее: часовни — издревле построенные благочестивым усердием православных предков, в честь некоторых святых икон, или в благочестивое воспоминание событий церковных, отечественных, должны быть сохраняемы, и потому и возобновляемы быть могут с разрешения епархиального начальства, по планам и фасадам, рассмотренным где следует; построение сего рода часовен вновь может быть допускаемо не иначе, как по самым достойным уважения причинам, с разрешения также епархиального начальства, а в столицах — с Высочайшего соизволения; все часовни и молитвенные дома состоят в ведении духовного начальства, и для того должны быть приписаны к монастырским или приходским церквам и поручены наблюдению настоятелей или священников с церковными старостами…

Первое движение было — строить часовню, причём в столице, т.е. в С.-Петербурге; уже и местность называлась, в частности, — Никольская улица… Весьма примечательно, что промыслом Божиим первая часовня была открыта действительно на Никольской улице, только не Санкт-Петербурга, а исконно-православной Москвы!

По прибытии святынь Афонских в Москву в 1867 г наблюдалось многолюдное постоянное стечение к ним народа. Образовалась потребность в служении молебнов. О. Арсений ходатайствует у Богоявленской обители об отведении особого места для поставления святынь и вознесения (пения) молебнов. Такое место обитель с любовию уступила при входных святых вратах, в нише под алтарём церкви во имя Иоанна Крестителя. Чтобы открыть часовню, кроме разрешения высшей церковной власти, требовалось и Высочайшее (монаршее) разрешение. И оно последовало, опять же не без хлопот о. Арсения1. Большую заботу об устроении часовни проявляли влиятельные сановники, например, — консул в Константинополе граф Н.П. Игнатьев. Это подтверждается несколькими его письмами, в частности, — письмом епископу Дмитровскому викарию Московской епархии Леониду (Краснопекову), отправленном из Буюк-Тепе 19 сентября 1872 года.

В 1873 году в упомянутом месте сооружена небольшая каменная одноглавая часовня (архитектор Павел Петрович Зыков). Устроителем, а затем настоятелем был иеромонах о. Арсений. Немалые усилия к претворению сего благого дела в жизнь приложил известный государственный деятель, дипломат, уже упомянутый, Николай Павлович Игнатьев.2 Часовня открыта и освящена 11 февраля 1873 г. в первом часу пополудни. С вечера совершено было Всенощное бдение. В 9 часов утра 11-го числа в Богоявленском монастыре начался благовест к Божественной литургии. В монастырский храм начали в большом числе стекаться москвичи. В половине 10-го часа прибыл преосвященный Леонид, епископ Дмитровский. Он совершил соборне Божественную литургию, при пении Чудовских певчих и монастырской братии. Во время причастного стиха иеромонахом Пантелеймоном произнесено Слово, коим подчёркивалась значимость события — «Памятник преданности и признательности к Св. Горе Афонской». В Слове кратко изложено было об отношениях Св. Афонской горы с Русской церковью. По окончании литургии совершён крестный ход из храма в часовню. Многочисленное собрание народа, стройное пение, собор священно-иноков, предшествовавших преосвященному Леониду, который нёс ковчег со святыми мощами, — всё это являло умилительное зрелище. После молебного пения св. Пантелеимону и водоосвящения иконы и стены часовни окроплены св. водою. Крестный ход возвратился в храм. Но народ долго ещё теснился, чтобы получить возможность приложиться к целебным мощам св. великомученика Пантелеимона. В торжестве приняли участие тайный советник П.Н. Батюшков (ктитор Пантелеимоновой обители), свиты его императорского величества генерал-майор Н.У. Арапов, неизменно входивший в нужды иноков обители, проживающих в Москве, родственники настоятеля русского братства Пантелеимонова монастыря архимандрита Макария — почётные граждане Сушкины. Иеромонах о.Арсений поблагодарил московского генерал-губернатора кн. В.А. Долгорукова за тёплый приём афонских иноков в Москве1.

В 27 число июля 1873 г. совершена была литургия архиереем преосвященным Игнатием, епископом Можайским и викарием Московским соборне с монастырскою братией. Накануне, на всенощном бдении, о. архимандритом Авраамием, проживавшем на покое в Богоявленском монастыре, прочитан акафист св. великомученику и целителю Пантелеимону. Диакон Н. Воинов отмечал по свежим следам события «ненастную погоду», несмотря на что в храм едва пробрался, так как он был «битком набит молящимися». Умилительное зрелище представляло усердие молившихся и то рвение, с коим стремились они к Афонской святыне, перенесённой в храм на время праздничного богослужения.

О самой часовне Н. Воинов сообщает следующее. Устроена она по рисункам известного архитектора П.П.Зыкова. Иконостас сделан из разноцветного «заграничного» мрамора, посреди его водружён крест с изображением распятия Господа Иисуса Христа. По правую сторону от креста — икона Тихвинской Божией Матери — «древнего письма, украшенная изящною ризою и киотою». Она представлена поддерживаемою ангельскими руками, сверху надпись: «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим». По другую сторону — икона св. великомученика и целителя Пантелеимона — копия с чудотворной иконы сего угодника Божия, находящейся на Афоне, сверху же надпись: «Радуйся великомучениче и целителю Пантелеимоне». Против иконостаса на мраморном аналое — ковчег с Афонскою святыней, изящной работы, выполненной на фабрике Овчинникова. Боковые стены замещены невзадолге до того доставленными с Афона копиями с чудотворных икон Спасителя—Протатского, Богоматери: «Достойно есть», Отрады и Утешения, Крестителя Господня Иоанна, Святителя Николая и великомученика Георгия Победоносца. Все эти иконы греческого письма освящены в самой часовне в день праздника 27 июля. Н. Воинов замечает “мы слышали” — для часовни пишутся ещё иконы, — св. благоверного князя Александра Невского, св. Марии Магдалины, святителя Сербского Саввы, постриженика Пантелеимонова монастыря, и св. Афанасия Афонского, основателя монашеского общежития на Афоне.

К слову сказать, в дальнейшем в отдалённых от Москвы местностях, например, сибирских, иконы Св. Пантелеимона были во многих домах — образа на досках, атласе, полотне или бумаге. Их выписывали из Московский Афонской часовни, или непосредственно из самого монастыря; приобретали акафисты и жития1.

Часовне, по наблюдениям Н. Воинова, недостаёт только наружного украшения, которое к осени готовится на чугунно—литейном заводе Столярова. Ковчег с Афонскою святынею по пятницам переносили в храм, где, по литургии, совершался молебен с акафистом св. целителю Пантелеимону. В праздничные дни во время поздней литургии ковчег святых мощей стоял также в храме. Всё, что благолепно украшало часовню, устроено от щедрот усердствующих к святыне Афонской2.

***

Афонская святыня из русского Пантелеимонова монастыря впервые посетила первопрестольную столицу России в 1867 году. Пять лет спустя, 11 февраля 1873 года, с высочайшего разрешения открывается при Богоявленском монастыре и торжественно освящается часовня, где утверждается её постоянное пребывание.

В 1880 г. потомственный почётный гражданин Иван Сушкин сделал монастырю Св. великомученика и целителя Пантелеимона дар — участком земли на Никольской улице, вблизи Владимирских ворот.

Первая часовня — благолепно изящная, но, как оказалось, довольно тесная: при значительном стечении молящихся, во время служения утром и вечером продолжительных общих молебнов с акафистами; многие принуждены были стоять вне её, даже на тротуаре, и тем создавать неудобства для переходов на узкой улице. В летнее время в ней неизбежно делалось душно — от низкого свода и горящих свечей и лампад.

Строить новую часовню начали в 1881 г. на многочисленные пожертвования москвичей Замысел архитектора предполагал создание новой высотной доминанты. И, как результат, новая грандиозная часовня возвышалась над прочими постройками не только Никольской, но и надо всем Китай-городом1.

Итак, через 10 лет, Милостью Великого Угодника Божия Св. великомученика и целителя Пантелеимона, с высочайшего разрешения и благословения Святейшего Синода взамен прежней открывается и торжественно освящается на новом, более обширном, составляющем собственность русского на Афоне Пантелеимонова монастыря месте, на той же Никольской улице, против Владимирских ворот, часовня не меньшего изящества, но гораздо просторнее и светлее, с высоким, освещённым чрез окна куполом, с хорами и келлиями для иночествующей Афонской братии.

 Освящение проведено 2 июня 1883 г. после Божественной поздней литургии в Богоявленском монастыре его преосвященством преосвященнейшим Мисаилом, епископом Можайским и викарием Московским, соборне с архимандритами: Заиконоспасского монастыря о. Иосифом и Спасо—Андрониевского — о. Григорием и с монашествующею братиею, в числе коей были и монахи Русского на Афоне св. Пантелеимонова монастыря, состоящие в часовне при служении. И некоторые нарочито прибывшие с Афона на торжество, каковы Павел и Досифей. Во время причастного стиха духовником Богоявленского монастыря иеромонахом о. Пантелеимоном было произнесено, с благословения преосвященнейшего Мисаила, приличное торжеству и назидательное слово. В этом слове упомянуто об относительно недавнем времени, когда один брат в сане иеромонаха, коему и вручена была святыня обители, отправлен был в сердобольную и гостеприимную. Россию для собирания доброхотных пожертвований; с сего времени проявил особенное благоволение к своей обители св. великомученик Пантелеимон. Губернии Воронежская, Калужская, Саратовская, Орловская и многие другие, куда приносимы были св. мощи, все были свидетелями многоразличных исцелений от душевных и телесных болезней — тех, кто с верою и любовию приходил к ризе св. мощей. В слове затем излагалась предыстория часовни, её устроение в 1873 году, с упоминанием стараний о. Арсения (Минина). В два или три года, как бы невидимою рукою созданная, писал автор корреспонденции в «Московских церковных ведомостях», явилась как бы в утешение жителей Москвы чудная, благолепная, удобная часовня, как собственность монастыря Русского.

 По прибытии в половине десятого часа высокопреосвященнейшего Иоанникия, митрополита Московского и Коломенского, встречен он был у врат обители её настоятелем и иеромонахами, среди которых были двое афонских — Павел и Владимир. Отец настоятель преосвященнейший Мисаил с иеромонахами и крестным ходом направился в Ново-Афонскую часовню, в которой воспринял на свои руки ковчег св. мощей и перенёс в Богоявленский монастырь; на паперти храма ковчег встретил владыка с сослужащими. Святыню установили на аналое у правого клириса. Затем уже началась Божественная литургия.

 По окончании Божественной литургии совершён был крестный ход из храма в новоустроенную часовню.

 Часовня строилась два года, по плану архитектора Александра Степановича Каменского. Иконы и стенная роспись строго византийского стиля — писаны художником Семёном Фёдоровичем Кортневым, часовня украшена орнаментами Василия Васильевича Колтунова.

 В торжестве освящения молитвенно участвовали московский генерал-губернатор В.А. Долгоруков, генерал-лейтенант А.А. Козлов, генерал-майор Н.И. Огарёв, многие иные лица из светских, в частности — почётные граждане тульские Иван Иванович и Петр Иванович Сушкины, родные братья настоятеля монастыря о. архимандрита Макария1.

***

Переломным во взаимоотношениях русского иночества на Афоне с Российской империей считается год 1879-й. До того от афонских монахов требовали предварительное ходатайство и разрешение посещения российских местностей от Св. Правительствующего Синода. А как состоялось устроение Ново-Афонской Симоно-Канонитской обители на Кавказе, “отрасли” монастыря Св. Пантелеимона в качестве филиального отделения, а также благодаря акту высочайшей милости, дарованной монастырю указом 1879 года, — уже и в полном соответствии с законом меняется отношение российского правительства к афонским инокам. Теперь без предварительной связи со Св. Синодом, а лишь с паспортом, выданным из Константинопольского генерального консульства, русские иноки беспрепятственно выезжают в Ново-Афонский монастырь, с сохранением званий и иерархических степеней, приобретённых на Афоне; оттуда иноки русской обители свободно могли прибыть в Отечество, в т.ч. в столицы. В середине 1890-х годов они были постоянными гостями Кавказа, Одессы, Ростова-на-Дону, Таганрога, других мест, включая обе столицы.

Часовня Св. великомученика и целителя Пантелеимона в Москве стала постоянным приютом для русских святогорских иноков, она являла собой акт покровительства и защиты со стороны имперского правительства, открывала возможности прямых отношений с Россией. Наблюдавшиеся примеры покровительства со стороны Св. Синода, неизменно внимательного отношения русского посла при Оттоманской Порте, визиты лиц императорского дома, — всё это свидетельствовало о том, что Россия не только небезучастно относится к русским инокам, но всегда готова прийти к ним на помощь1.

 _______________ «»______________

Афонский Пантелеимонов монастырь. ДРЕВО Открытая православная энциклопедия. 2013.

Диакон Николай Воинов Праздник св. великомученика и целителя Пантелеимона 27 июля сего 1873 г. в Богоявленском на Никольской улице монастыре и несколько слов о часовне, учрежденной в имя сего угодника Божия при означенном монастыре// Московские епархиальные ведомости. 5 августа 1873 г. № 32.

Дмитриевский А.А. Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена русского Пантелеимоновского монастыря священноархимандрита Макария (Сушкина). М.—СПб., 2011. С. 82, 103, 104, 170-172, 177, 241, 242, 306-313, 318, 369, 370, 388-395.

Епископ Саранский и Мордовский Варсонофий Афон в жизни Русской Православной церкви в XIX — начале ХХ вв. Сочинение в пяти томах. Том 3. Саранск, 1995. С. 96, 97, 111, 114, 115.

Жизнь Святогорца о. иеромонаха Сергия, — в кн. Письма Святогорца к друзьям своим о Святой Горе Афонской. Часть первая. М., 1895. С. 503-508.

 Житие и чудеса великомученика и целителя Пантелеимона. М., 2010. С. 223.

 Иеромонах Арсений (Минин), создатель “Душеполезного Собеседника”// “Душеполезный Собеседник”. 2013. Вып. 1 (2). С. 16, 17.

Иеромонах Афонского Русского Пантелеимонова монастыря Арсений (Минин) (К 100—летию со времени преставления)//Журнал Московской Патриархии. 1980. № 4. С. 57.

Иеромонах Феодосий История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря// К Свету. Альманах. 2000. Вып. 18. С. 287.

Калужские епархиальные ведомости. 31 июля 1864 г. № 14.

Козлов В.Ф. Афонские святыни Москвы// Московский журнал. 1997. № 10. С. 30.

Козлов В. Святая Гора Афон и судьбы её русских обитателей// «Дипломатический ежегодник». 1990. М., 1992. С. 231.

Лебедева Е. Часовня Святого Пантелеимона в старой Москве// Православие.RU/Интернет—журнал. 9 августа 2004. С. 2, 3.

Маяк, журнал современного просвещения, искусства и образованности, в духе народности русской. Т. XIX, XXI, XXII. СПб., 1845.

Московские епархиальные ведомости. 1873 г. № 4.

Московские епархиальные ведомости. 18 ноября 1873 г. № 47.

Об открытии и освящении Афонской часовни в Москве при Богоявленском монастыре на Никольской улице, принадлежащей Пантелеимонову монастырю, находящемуся на св. Афонской Горе. М., 1873. С. 185.

Описание знамений и исцелений, Благодатию Божиею бывших в разных местах в 1863, 1864 и 1865 годах от Святых мощей и части Животворящего Древа креста Господня, принесенных со Святой Афонской горы из Русского Пантелеимонова монастыря. СПб., 1874.

Орловские епархиальные ведомости. 15 апреля 1865 г. № 8.

Палестина и Афон. Письма Святогорца Серафима. Вятка, 1872. С. 62, 63.

Рассказ святогорца схимонаха Селевкия о своей жизни и о странствовании по святым местам Русским, Палестинским и Афонским с присовокуплением подробного описания службы на 1 октября в Руссике и краткого сказания о некоторых старцах усопших и ныне подвизающихся с Божиею помощию в Русском монастыре на св. Афонской горе. СПб., 1860. С. 73, 137, 201, 205—207, 212, 213, 216—218, 221, 235—337.

Священник Московского Никитского девичьего монастыря Николай Воинов Афонская святыня в Москве. Торжество перенесения мощей св. великомученика Пантелеимона// Московские церковные ведомости. 12 июня 1883 г. № 24. С. 246—248.

Ундольский В.М. Краткая историческая записка о монастыре русском св. великомученика Пантелеимона, находящемся на св. Афонской Горе. М., 1846. С. 6, 22.

________________ «» _________________

ОТ АВТОРА

Почему же непременно отец Селевкий, иеромонах, (Трофимов), почему автор выделает именно его и посвящает ему послесловие? Разве мало было на Афоне русских монахов, совершавших духовные подвиги, его современников! Ответ прост: отец Селевкий наиболее симпатичен автору; да простит мне читатель такую маленькую слабость — ибо и мы человецы суть!

С усердием, с великим трепетом в сердце, — желанием сделать посильное ему, доброе, богоугодное дело, неоднократно трудился по сбору средств в русских краях, в Москве, для монастыря Св. Пантелеимона на Афоне Степан Трифонович Трофимов, более известный среди духовенства впоследствии как схимонах о. Селевкий.

 На Святую Гору Афон он приехал впервые в 1844 году. Тогда монастырь Св. Пантелеимона — Руссик — был ещё не обустроен и беден. На Рождество Христово его постригли в мантию под именем Сильвестр. Из келлии он был переведен в монастырь. Выполнял послушания — повара и хлебопёка, работал на виноградниках. 1 октября 1849 г. старцы монастыря благословили его ехать в Россию для сбора пожертвований; монастырь действительно сильно нуждался в средствах. К сожалению, предпринятая прежде схожая миссия отца Парфения (Агеева) не увенчалась успехом. Старцы были настойчивы в направлении о. Сильвестра. Благословили. Великую объективную роль в успехе о. Сильвестра сыграли опубликованные в России к тому времени «Письма Святогорца» (Веснина), которыми Святая Гора, монастырь Св. Пантелеимона, были открыты для русской публики, читающей духовную литературу. В силу живого природного ума, рвения, о. Сильвестр обошёл все главные русские губернии, почти всюду имея изрядный успех. При благосклонности жителей множества местностей о. Сильвестр собрал сумму в 4 тыс. рублей серебром. Но главным приобретением он почитал икону Божией Матери Знамение, точную копию с оригинала, которую ему подарили в Курском Знаменском монастыре. Он украсил ёё серебряной вызолоченной ризой с бриллиантами и драгоценными камнями (взято им было с серебряной, усыпанной драгоценностями ризы). Эта икона до сего времени пребывает в монастыре Св. Пантелеимона, является подлинным украшением и весьма почитаема.

На Афон о. Сильвестр прибыл в канун 1851 г. Благодарность великая была ему за труды его от братии, от настоятеля. В Великий пост постригли его в схиму с именем Селевкий и благословили жить в Георгиевской (дальней) келлии, разорённую. Многими трудами и старанием о. Селевкий смог её восстановить. Новое послушание — связано было с камнедробильным делом. Пустынножительство его продолжалось сравнительно недолго.

В 1857 г. ему благословили опять ехать в Россию на сбор пожертвований, вместе с иеромонахом Макарием (Семыкиным). О. Сильвестр вознамерился было тому вдругоряд воспротивиться, но духовник Иероним сказал: мы-де созданы не для того, чтобы жить только для себя, надо и для других потрудиться.

Во время этой поездки он стал записывать воспоминания. Под названием «Рассказ святогорца схимонаха Селевкия о своей жизни и о странствии по святым местам с подробным описанием службы а 1 октября в Руссике и краткими сказаниями о некоторых старцах русского монастыря на Святой Горе Афон» он были изданы в 1860 году. ( Насколько мне известно, переиздание осуществлено было под редакцией В.Ю. Коровайникова лишь сто шестьдесят лет спустя в Москве, практически в наши дни…Н.К.). В 1862 г. о. Селевкий вернулся в родную обитель. Лично передал всё, что было собрано им для монастыря, старцам; его стараниями обитель значительно укрепилась материально. До смертного часа жил он в Георгиевской келлии, которая была названа братией, в честь святой его жизни, Селевкиевой келлией. Преставился о. Селевкий 5 (18) сентября 1879 г.

(Сведения взяты из книги: «Русский Афонский Отечник XIX — XX веков». Серия «Русский Афон XIX — XX вв.» Т. 1. Святая Гора, Русский Свято—Пантелеимонов монастырь на Афоне, 2012.).

Монастырь Св. великомученика и целителя Пантелеимона на Афоне. Современный вид.

Одно из первых доступных россиянам изображений русского на Афоне Пантелеимонова монастыря, сделанное в середине XVIII в.

Карта Св. Афонской горы, XIX в.

Титульный лист журнала «Маяк…», на страницах которого были впервые опубликованы «Письма Святогорца», познакомившие русскую Православную читательскую аудиторию с Афоном, с монастырем Св. Пантелеимона — Руссиком.

Титульный лист книги с сочинением В.Г. Барского — о посещении Св. Афонской горы в XVIII веке, изданной в 1884 г. в С.—Петербурге

Страницы книги с сочинением «Рассказ святогорца схимонаха Селевкия о своей жизни и о странствии по святым местам…». Из издания 1860 г.

Георгиевская келлия во времена о. Селевкия

Схимонах о. Селевкий (Трофимов)

О. Арсений (Минин), впервые доставивший в Россию Афонские святыни в 60—е годы XIX в.

Виды Часовни Св. Пантелеимона в Москве XIX в.

Страницы журнала «Маяк…» 1845 г., на которых — первая публикация «Писем Святогорца» иеросхимонаха Сергия (С.А. Веснина) о Св. горе Афонской, о монастыре Св. Пантелеимона

Газетное сообщение — об открытии в Москве Афонской часовни, 1873 г.