1. Развалины
Она стояла, утонув в бурьяне,
Огонь крапивный полыхал по плечи,
И никого в округе окаянной,
И некому помочь ей, да и нечем…
Кричала молча церковь — глас в пустыне,
И купола ее чернила копоть…
А перед нею женщина застыла,
Невольно перешедшая на шепот.

Печальный рот ворот зажат щеколдой,
Решеток ржавых сомкнуты ресницы.
Как может холод быть сильнее холода -
От тех, кто мог непрошено явиться.
Здесь стены ждали помощь человека,
А человек пришел опустошённый!
Соединились два осколка века
Беззвучно, боязливо, обреченно…
Не каждому, увы, дано, что ищет.
Развалины одной в другой заныли.
Столкнулись две беды, два пепелища,
Два прошлых преступления, две были.

Вокруг святых летали ангелочки,
Мария-дева кротость источала,
Но все смотрели вверх и в высшей точке
Парил Всевышний посредине зала.
Ударит небо страшною дырою —
Сгоревший купол и в прорехе тучи.
Для света этот купол был построен
Давным-давно да мастерами лучшими.
И вот руины вместо благодати.
Построили одни, другие рушили,
Выходит, мы потомки как предатели
Домов отцовских, веры в храме, в душах ли.

Исчез иконостас... Туда добраться
Лишь по доске расщепленной возможно.
Пустынно место алтаря, вибрация
Полов от двух шагов неосторожных.
Ступеньки на второй этаж и клирос,
От крутизны сбивается дыханье.
Оконца поглядят глазами сирот…
И грязь повсюду в скорбном здании.
На клиросе огромное кострище,
Где раньше пели музыку, молились.
Теперь бродяги, пьяницы и нищие,
Пображничав, разбили здесь бутыли.
Фрагменты росписи крыла, плаща, пещеры,
Причастья кубок, и крестом у горла руки.
Но где искать спасительную веру?
На кровле дерева согнулись в луки.

Так и живешь разрушено и стыло,
Под мусором житейским задыхаясь,
Когда ничто не мило, все постыло,
Нет помощи, кругом беда лихая.

Не браните ее — простужена,
И житье ее бестолковое,
У нее коньяк вместо ужина,
Каждый день у нее всё новое.
И умом никак не обижена,
И умений разных палата,
И прочитано уйма книжек,
И большая за это плата.
Ни к чему она не привязана,
Ни за чем душою не тянется.
Обняла да бросила разом, да
В своем краю что скиталица.
Волос русый по ветру волнами,
Статью тонкая и упрямая.
А глаза как лед из весенних вод,
И никто не звал ее мамою.
Никому никогда не аукнется,
И ее никто вослед не окликнет,
Только бабкино ей напутствие —
Мол, вернись, захлопни калитку.

Шелест ветра, гулко от стен и ставен.
Голоса впитались в кирпич и доски.
Кто ты, женщина, кто тебе равен,
И кого ты видишь сквозь пыль известки?
Почему ты, женщина, родилась такая,
Как пеняла бабка — ни святая, ни божия?
Видишь, церковь — не просто камень,
Чаша духа святаго, она поможет.
Неспроста и слезы горьки безутешные —
Значит, душу здесь очищать…
И порой одинокой тоской нездешней
Помнить — дед был, бабка, отец и мать…

2.Бабкин дом
Хватит слез. Беда все не тает,
Жизни убыло лишь на треть.
Где же дом, где бабка святая?
Хоть бы издали посмотреть.
Под березой он, вдоль дороги
У подножья большого холма.
И сбегали грядки пологие
По бокам в лощины, в туман.
И калитка цела, и забор с наклоном,
И щеколда — наглухо и на гвоздь.
Вам, чужие, мимо, тут по закону,
Если только нечаянный гость…
Ключ под лавочкой, как бывало,
Дверь, как в погреб и в темноту.
Много раз она тут ночевала,
А теперь пришла в пустоту.
И диван, и печка на месте,
И в углу с подзором кровать.
На стене фотографии, крестик…
Неужели же здесь ночевать?
Внучка помнила — здесь родные,
Папа-мама, их путь в Казахстан.
Дед и бабка в фате, вековые
Сосны. Речка. Детства места…

В задней комнате со шкафами,
Где углом выпирала печь,
Сохранилась лежанка с дровами.
Окна с досками поперечь.
И забили их наспех, видимо,
В этой горнице нежилой,
Не хозяйка же их обидела.
Может, просто, — чтоб стало тепло.
Только холодно, как в подвале.
Пыль и сор запустения, страх,
Что-то в скомканном одеяле,
И обоев клочки на стенах.
Почему все так валом брошено?
Ведь любила бабушка прибирать.
Будто бегства и смерти крошево,
Как прошла мамаева рать.

Как ушла ты, бабка, некстати!
И давно ли на небесах?
Вон лежит одеяло на вате,
Время замерло на часах.
Что ж, искала в лощине воду.
Мыла окна и стол, и дверь,
Несмотря на ясность погоды
Робко к печке — что уж теперь.
Было, милые, тут досады.
Было дыму полно в дому,
Только внучка шалая рада,
Что не кланяться никому.
Никогда бы раньше не стала
Убиваться, что за нужда?
Тут же ей все казалось мало,
Вот вернуть бы те-то года.
Разыскала помятый чайник:
Хоть попить бы в нем кипятку,
Даже будто с надеждой тайной
Замереть в своем закутку.
Ни заварки, ни меда-сласти,
Ни обычного сухаря.
Да и то казалось за счастье
Да и то казалось — не зря.
Только ночью метались тени,
Стуки в окна и потолок.
За стенами шорох растений,
Голос бабки тих и далек.
На диване спать, что на леднике
До нытья суставов и вен,
И мерещился нашей бедненькой
Образ бабушки незабвен.
И всегда-то на два платочка,
Да в жилетке, верх лоскутной.
Голос низкий: покушай, дочка.
Да присядь, побеседуй со мной.

3. Северный дождь
Северный дождь — не атака, не гром,
Мелкий студеный, но поступью тихой
Он окружает испуганный дом
Точно стеной. Наказание, лихо.
Дождь барабанит, гудит голова,
После воды в алюминьевой плошке
Ты шевелиться захочешь едва,
Только глядеть на потоки в окошке.
Дрема охватит щекотно рукой,
Даже укроет шубейкою старой,
Но не дается желанный покой,
Но не спасают волшебные чары.
Дверь заперта на засов и замки,
Но ведь под крышею всё кто-то ходит,
Может быть, страхи ночи велики?
Может быть, жуть в затяжной непогоде?
Что же ты ходишь, непрошеный гость,
Чем ты грозишь и роняешь предметы?
Ключик верни на положенный гвоздь,
Точно ли снится, не снится все это?

4.По хлеб
Стук ночной повторился утром —
«Да вставай же, прах подери!
Кто ты, свой? Али пришлый с хутора?
Поскорей-то глаза протри».
Встала внучка, не понимая,
В чем вина ее, где гроза.
Не глухая она, не немая.
И кричать на нее нельзя.
И спросонья включила горло,
Осадив соседку на раз,
И такое снутри поперло,
Что неловко вспомнить сейчас.
«Хватит спать, пришла автолавка,
Уж не рано, хлеб привезли.
Одевайся. Некогда гавкать,
Так что лучше меня не зли».
И добрейшая тетя Лида,
Цепко за руку ухватив,
Потащила, как на корриду,
Повторяя тот же мотив.
«Кто такая, откуда, имя?
Степанидина? Вот дает.
Степанида ушла с другими
В эпидемию. Скоро год.
Где ты шлындала городами?
Денег нету? Так я займу
Ну и очередь. А когда мне
Тут стоять? Приберусь в дому».

Всем сказала, что это наша,
Степаниды покойной гость.
На двоих возьмет и оттащит -
Недалеко идти, за мост.
Ошалевшая в сей суматохе,
Как наказанная, в хвосте
Замерла Диана — ни вздоха,
Как всевышний, как на кресте.
Ей в себе разобраться трудно.
Ей придется еще понять
И народ, и мир этот чудный,
И как ехать в этих санях.
Но спокойствие охватило.
И баюкая, понесло.
Ей неведома эта сила,
На которой живет село.
Коль уж к берегу поприбило
По ее ли воле иль без,
Дальше некуда сизокрылой,
Больше нету других небес.
Если надо по хлеб, так рано
В мятом платье, волосы в жгут,
Так придется обычай странный
Соблюдать, как другие блюдут.

5. Без неба
Тетя Лида через дом проживала
И сушила во дворе одеяла,
Да и куриц разводила, гоняла,
И колодец во дворе, что немало.
Только вынесет сушить барахлишко,
Как наладится и дождь шуровать.
Лишь три дня тому пролил, даже слишком,
И теперь вот начинает опять.
Нету в северном селе солнцепёка.
Может, где-нибудь оно и тепло,
Но не здесь живет оно, а далёко.
Солнце вышло и неслышно зашло.
Не успел собрать на утро котомки,
Так к обеду их опять не собрать.
Оглянуться не успеешь — потёмки,
Днем с огнем ищи разбитую рать.
И бормочут-то с усмешкой сельчане —
Не светло ли нынче, славно ль живем?
С электричеством живем, со свечами.
И в Светилках каждый светится дом.

Небо светится в селе только в лужах,
И плывут средь грязи облака.
Что ни год — всё мокрее и хуже.
Остаётся из Светилок тикать.
Школы вовсе не видать из-за веток,
Заросла сливовником, пустоцветом,
Почта годы заперта на замок,
Нет медпункта и детсадика нету,
Но до клуба сохранился мосток.
От околицы до школы дорога,
Кто-то щебень самосвалом завез.
Ничего, что той дороги немного,
Все ж опора-то нужна для колес.

У жилички Степаниды домишко
Весь под ливнями в землю ушел,
Потолок водой надуло, да слишком —
Вот и рухнул на диван да на стол.
Если б спать ей тогда на лежанке —
Пострадала бы тогда голова,
Ну а так судьба спасла горожанку —
Напугалась, но осталась жива.
Тетя Лида посадила под шубу,
Чаем с водкой поутру отливать
«Ишь, озябла-то, как стукают зубы.
И куды тебя теперя девать?
Я не спрашиваю, где бедовала,
Только с сумкой на ремне, босиком!
Нам с тобой еще болеть не хватало.
Дам сапог. А остальное потом».

6. Молчун
Бред бессвязный. Сон тяжел в промежутке.
Лихорадочно очнуться и встать.
А потом кричать по-звериному жутко,
Пить и голову в подушках катать.

Мокрый август и грибная прохлада.
Рыть картошку, ведрами спускать в погреба.
Но Диане и того-то не надо,

Лишь бы слово угадать по губам.

Отпоена молоком, стала тише.
Приснились и речные глаза.
Только рот оказался для тетки лишний.
Укоряли молчанием образа.

Прибыл друг Колян с автолавкой,
Как водой ледяной окатив.
Он сложил хлеб на почте, там хоть прилавки,
И замок поставил. Попросил прийти

И звал теть Лиду. Не сложилось.
Пошла Диана те буханки выдавать,
Напрягая от слабости жилы,
И считать успевая едва.

Колян умчался на своей буханке
К другой деревне, рассекая грязь,
Как будто воин на видавшем виды танке
Помочь другим, привычно торопясь.

Мелькающие руки, рюкзаки и в клетку
Большие сумки как на рынок, на вокзал.
Не узнавала ни одну соседку,
Не поднимая на людей глаза.

И словно повело, и вдруг качнуло.
Неся четыре черных на весу,
Но женщина тянулась не к баулу
А мимо, и в пустую полосу.

Но две руки мужских и темных
Поймали хлеб с ее руками враз
И поместили внутрь глубин бездонных
Пятнистого мешка тотчас.

И теплота тех рук ее коснулась робко.
Пришлось, как будто, проглотить комок.
Ее подбодрили без слов, вернув сноровку,
Включили ключиком станок.

Вслед увидала рыжую штормовку
И русой гривы светлые вихры,
Но не было ни страшно, ни неловко —
Ей были посланы дары!

Да боже мой, худая продавщица,
Когда-то потрясавшая умы
в огромных залах, где сливались лица,
Не избежала бегства и сумы.

Когда-то, в женихах не зная меры,
Отказывая юным и седым,
Она сейчас столкнулась с кавалером,
Столь равнодушным до ее беды.

В селе полгода он, приехал к маме
Проститься. А она не умерла.
Случается такое неожиданное с нами —
Не поглощает настигающая мгла.

И стой поры она все замечала
Знакомый цвет волос, высокий рост.
Но он молчал, и не было начала
Летанью ангелов меж звезд.

Привычка все носить в себе, защита
От сил недобрых, если близко зло.
С такой личиной сжившись деловито,
Поверишь, что, наверно, повезло.

Но скоро даст Коляней первую зарплату
И тут же дубль ключа с большим брелком.
Она не против, и она не виновата,
Что иногда платили молоком.
Колян в работе, у него по списку
Семь деревень, на базу и врайон,
Туда-оттуда, и путь совсем не близкий,
По доброй воле выбрал это он.
Другие скажут, что стремленье заработать
Гнало его без отдыха вперед,
Да только без его седьмого пота
Чего бы ел безропотный народ…

7. Пришлые
Шарахнет дождь, сомкнутся тучи туго
И грудью лягут на окрестные леса.
От переезда через сонную округу
Всего-то час, а может, полчаса.
Налево русла рек с крутым туманом,
Направо сельской улицы забор,
Никто не ждет с любовью несказанной.
А там, глядите, кто-то жжет костер.

Им печки мало, только б хулиганить.
В дождевиках, зонтах, вскипает громкий смех.
Не местные. Тут каждый зол и занят.
Приезжие — да ну их к черту всех.
Зайти бы к ним, чужую речь послушать,
Хотя бы смеха ради постоять.
Который раз они тревожат душу —
Устала и слаба душа моя.
А мне-то что - сапог на босу ногу,
Тоска об чем-то дальнем, но молчишь
Перед глазами все одна дорога,
Трава и небо, и ночная тишь.
Молчать и ждать, но до какого срока?
Увянет сердце, смоет дождь года...
«Эй, за забором, путник одинокий,
Что там маячить, ты давай сюда…»

В селе людей немного. Всех по пальцам
Для любопытства можно сосчитать,
Приезжие, они как иностранцы,
Все на виду, и только знай мечтать.
Чужой, гуляка — все равно, что тать.

8. Проводы
Бывают дни, когда закат не тает,
Прозрачно небо, и застыл в пруду камыш.
Не треснет ствол, и птица не летает,
Тревожит ожидание — поневоле молчишь.
Наверное, людей предупреждают,
Что суету придется прекратить,
Задуматься, прислушаться, вздыхая —
Как душу распознать и чем спасти…

В подобных мыслях замер напряженно
Молчун Егорий, ожидающий конца
Старушки матери, к иконе приложенной
С ужасной неподвижностью лица.
Он долго просидел, творя молитвы
Полгода ждал почти любой ответ.
Родня устала от напрасной битвы,
Ион устал от боли в голове.
Похолодели члены — руки, ноги,
Дыханье не туманит зеркальца овал.
Черты лица разгладились и строги.
Что так случится, он отчет себе давал.
Но все равно отчаянье. Как душно.
Прости, моя ты бедная, прости.
Ты воле господа всегда была послушна.
Грехи ей, всемогущий, отпусти.
И дальше говор женский и рыданье.
Его выводят, чтобы тело прибирать,
Ведь человек-то — жалкое созданье,
Раз потерял единственную мать.

Нет батюшки, так сами отпевали,
Потрепанный молитвенник держа,
Прими новопреставленную Валю,
Он повторял за всеми и дрожал.
И Валя поплыла над головами,
Покачиваясь в бархатном гробу.
Она, уйдя под землю, будет с вами.
И ты ее, Егорий, не забудь…

Он не забудет. Ночь бы только выжить.
Не маленький мычать, в конце концов.
Дежурила Дианка. К утру ближе
Все обнимала. Гладила лицо.
Казалось ей — дотянет он до солнца,
А там уж успокоится, уснет,
Устанет горевать, потом очнется,
Смирится с тем, что чувствует как гнет...
Не надо, не зови, не будь упрямым.
Тебе я не позволю умереть.
Я помогу, захочешь — стану мамой,
И кем годно, как ни посмотреть.
Они друг в друге только лишь забвенье
Искали, и от смерти отходя,
Забылись, как казалось — на мгновенье.
Нашли и стихли, ран не бередя.

Ватный слой облаков, как больших одеял,
Все пытается стылую землю согреть.
Кто небес журавлиных таких не видал,
К ним потом не потянется впредь.
Но когда в этом небе накоплен заряд,
Может, сотни сердец, замирая тревогой,
Остановятся разом, чтоб больше не ждать
Ослепительной молнии многоногой.
Отчего-то летами дожди тяжелы,
Оттого в тесной комнате слаще,
Пусть обнимет покой все родные углы
И под пледом ее, настоящую.

9. Дань
Дожди дождями, но народ стучал в окошко,
Что хватит спать, там ждет тебя народ,
Ступай на почту, хлеба дай немножко
И там еще, что Коля привезет.
Диана шла, закутана платками,
И в Лидкиных высоких сапогах.
Хлебы уже укладывались сами,
Горячими, на заводских полках,
В контейнерах и охлажденных куриц,
И рыбин замороженных дрова.
И как Диана молча ни нахмурится,
Приходится все это продавать.
В двенадцать перерыв. Примите почту.
В компьютере немного телеграмм.
Машина на Светилки будет к ночи.
Но ничего, хоть связь, спасибо вам…

Старухи перестали возмущаться,
Что письма без конвертов, на листках.
Есть время — почитает им, вот счастье,
Почтарка без улыбки на губах.
Егор стремится печку приготовить,
Расставить поудобней стеллажи.
И тут, конечно, нет больших условий,
Но как-то надо понемногу жить.
Колян помог с ремонтом старой школы
И списками детей, хотя б на год.
Хоть классы — то пока еще и голы,
Но человек-то двадцать уж придет.
Уговорит Диану с младшим классом,
А сам возьмет постарше и с горой.
Хотя бы вспомнить, кто такой Некрасов,
А то в башке Прилепин и Метро…
Программы вон прислали из района,
Да слава Богу пашет интернет.
Еще не наступило время Оно,
Но старому, уж точно, места нет.
И у Дианы лед в глазах растаял,
Ступает так вразвалку, не спеша.
Сбывается ли то, чего не чаял?
Ведь радуется бедная душа…
И хочется понять, что с храмом будет,
Который с темным куполом стоит.
И соберутся ли на нем работать люди
Совсем бесплатно, просто, без обид.
Пусть только у жены малыш родится,
Сама жива останется, потом
Настанет то, за что он станет биться,
А не лететь и падать сорванным листом.