М.В.
Ты засады обойдёшь арбалетные,
ты минуешь лабиринты уверенно,
но рискуешь опоздать на столетия,
обронив платок в палаццо у берега.
Тут дороги разбегаются в стороны,
перепутаны дурные с хорошими,
и, кружась, ругают путника вороны
над аллеями, шипами заросшими,
и растёт под черепичными крышами
замок с башнями, мостами, балконами,
и, качаясь, манит дверь приоткрытая
за пылающие стёкла оконные.
Только залы опустевшие горбятся
над поблекшими гербами, картинами.
и не прибраны ни спальня, ни горница
с догоревшими навеки каминами.
Ждал хозяин, сокрушался: «Ну где же вы,
дева милая? Вы чем-то обижены?
Извините неуклюжесть медвежую
заколдованному герцогу бывшему…»
— Полно, сударь! Что мечтать!
Неповадно вам
чароваться соловьями да розами!
Не кончаются пирами и свадьбами
эти сказки окаянные взрослые...
Поздно, сударь! Уж песок осыпается,
пересчитаны минуты последние,
и другого поцелует красавица,
и другому нарожает наследников.
На три века разминуться — безделица…
В небесах грустит душа, глядя с облака,
и рыдает у ворот красна девица
полюбившая его в зверском облике.
24-27 октября 2016
***
Талый снег,
тринадцатый псалм,
лес рассветный,
берёзовый лес.
Отощавшим Господним псам
ангел-страж приказал взять след.
Крылья ветками ободрав,
помянул в сердцах сатану.
Ангел мой,
мой враг,
старший брат,
всё равно тебе нас не вернуть.
Опоздал. Стоишь у воды.
Ангел мой,
собаки не лгут.
Видишь: млечный высокий дым,
дым костра —
на том берегу.
Там не слышат твоей трубы,
крика птицы небесной редкой.
Ночью беглые Божьи рабы
переправились через реку.
На пастушьем рожке сыграй,
созывая своих кудлатых.
Мы охотно оставим рай
им, — послушным, и Вам, — крылатым.
Ты искал наших душ и тел,
сокрушая лесные кроны,
но означен тебе предел
мокрой глиной крутого склона,
где овчарки твои, скуля,
пограничной воды испили.
А за нею — моя земля,
из которой меня слепили.
5 марта 1973, 20 апреля 2017
Стихи о Крымской земле
Белая гвардия, путь твой
высок…
М.Цветаева
Белая гвардия, свят и высок
крест, который вы пронесли,
но этот серый, как пепел, песок —
всё, что осталось от Русской земли.
Можно с собою взять только горсть
и носить на груди где-то там,
где каждый будет незваный гость
или нищий ради Христа...
Родину не унести, но она
в сердце жива, и в душе, и в крови.
Дети и внуки скажут за нас
ей слова последней любви.
Плакал гудок на яхте «Лукулл»,
грязный прибой шлюпки качал,
и татарчата рахат-лукум
в глиняных плошках несли на причал.
Мы покидали
тогда Крым,
в край чужой уходя по волнам,
и корабельной трубы дым
дымом Отечества был нам.
Тяжко бился о скалы прибой,
и ветер рвал гюйсы эскадр,
и багровел небосвод голубой,
как револьверный ствол у виска.
Русскую землю скрыл горизонт,
солнечный диск над краем повис,
и русских — русский флот увезёт
в Константинополь, Каир и Тунис.
Тех, кто остался, убьёт сброд,
другие ушли, бросив свой дом,
в иные страны…
Но прав был тот,
кто говорил:
«Мы снова придём!
Даже если пройдёт целый век, —
три поколения сберегут
память о тех, кто чужбину
отверг
и насмерть стоял на том
берегу.
Сегодня последний ушёл
пароход,
солнце в море спустилось с
вершин…
Но знайте, даже ста лет не пройдёт,
—
лишь девяносто три с небольшим.
Настанет день, и там, впереди
под сенью Владимирова креста
с лентой Георгия на груди
внуки встанут на наши места,
и в благодатном райском саду,
среди Таврических берегов,
они защитят и не отдадут
ни Севастополь, ни Перекоп».
Это сбылось сегодня, и вот, —
чайки и пенный след за кормой, —
Крым, как ковчег, в свой родной порт,
в праздничных флагах идёт — домой!
Обетованной этой земли,
что волей Божьей возвращена,
крохи в изгнании сберегли
те, чьи вспомним теперь имена,
кто в девятьсот проклятом году
грудью встречал сталь и свинец,
и после в чужом арабском порту
хранил свой меч и терновый венец,
те, чьи фото, с болью в глазах,
кто-то к церковной стене приколол,
те, которые век назад
шли на Голгофу за наш триколор,
те, кто в боях, погоны надев,
учили военное ремесло,
и которым на Сент-Женевьев
места почётного не нашлось.
Закончен поход, и хранит небосвод
звёзд офицерских отблеск, и вон —
там бело-сине-красный восход
из черноморских рождается волн.
2014, 17 января 2017
Александру Дюма
Латинский мрамор бел как снег,
ночь непрозрачна, кошки серы,
и снятся барышням во сне
напудренные кавалеры,
а кавалеры в этот час, —
письмо у сердца, шпага слева, —
спасая тайны королевы
с секретным порученьем мчат.
Корабль в порту.
Туман клубится.
Срывает шляпы норд-норд-ост.
Прихлёбывая кальвадос,
их ждут наёмные убийцы.
Увы, — не счесть тяжёлых ран,
в чужой стране паршивый климат,
преграды непреодолимы, —
но честь?
но слава?
но роман?
***
О.Т.
Мой конь не осёдлан, доспех не готов,
неласково небо моих городов,
в червонные сукна одето,
восточные ветры летят на Фили,
троянские стены во льду навели, —
а ты, моя нежная, где ты?
У мирных сограждан — совет да уют,
спешат на работу и песни поют,
глядят на экран в уикенды,
а я не умею в кругу заводном,
и чёрная с серым кричит за окном, —
а ты, моя нежная, — с кем ты?
Звенит, обжигая, ахейская речь,
надменному снегу ложиться и течь
по кровле пылающей Трои.
Ладонь на ладонь, Илиада в огне,
и дай тебе Боже, — тебе, а не мне,
а я, моя нежная, — что я?...
1978, 1982
Из сборника «Корни и кроны», издание Автора, М., 2017.