Кто небо усеял звездами
И землю засеял людьми,
Тот в вечном долгу перед нами
За наши короткие дни.

Он пестует души и бремя
Трудов этих тяжких несет,
Пока быстротечное время
Житейские сети плетет…

Всего и успеешь — родиться,
Влюбиться и сердце разбить,
Как властная чья-то десница
Уже начинает манить.

Куда? Ты не знаешь ответа…
Но чувствуешь — скоро идти.
Край моря, край неба, край света
В едином сольются пути.

***
Зной. Сады. Белёны хатки.
В небе вечном облака,
словно новые заплатки
на линялые бока.

Южнорусская равнина,
южнорусская печаль:
нет ни гомона, ни дыма,
ни вола, ни пилигрима —
только выжженная даль.

Все летит, пылит дорога
без начала, без конца
от порога до порога,
мимо пашни, мимо Бога,
мимо милого лица…

***
Из глубины взыскующих ночей
все слышу зов мучительный ничей,
он словно изнутри меня тревожит —
так сон кошмарный мучит наяву,
так ветер бередит в садах листву,
и я шепчу невольное: «О Боже…»

Ни зги вокруг, в дыму плывет луна,
и кажется, я навсегда одна,
лишь плачет вдалеке ночная птица,
и вдруг в чужой пугливой тишине
я ощутила ясно — Бог во мне,
а я Его пленила, как темница.

Я жизнь живу как будто на краю
и потому гнезда себе не вью,
что время злое все нещадно рушит,
удел земного — пепел и зола,
и я себя от мира берегла,
нетленную вынянчивая душу.

Но мне сейчас открылось — Боже мой,
Ты жив во мне, как я жива Тобой,
но встрече нашей никогда не сбыться,
ведь пуще холод мой любого зла,
и окровавил Ты свои крыла,
стремясь вовне, как из неволи птица.

Не оттого ль и церковь на крови,
что любим мы, не ведая любви,
и сей обман от века не нарушим?
…И среди звезд, теряясь и скорбя,
Зовущего я позвала Тебя
и отворила замкнутую душу.

***
В дебри слов ушли и не вернулись
странные попутчики мои,
не отозвались, не оглянулись.
Им вослед не пели соловьи.

Не шумели дерева листами,
не шептала горестно трава там,
 где воспаленными устами
воскрешали мертвые слова.

Без любви, без жалости, свинцово
слушал мир в неоновом венце…
Сказано: в начале было Слово.
Значит, Слово будет и в конце.