Многие годы мы жили-поживали рядом — Александр Николаевич Клюев и аз, многогрешный. Соседи. Племянник его жены Елены Ильиничны и мой друг Юрий Шишкин — мы каждое лето, начиная с нашего с Юрою пяти, семилетнего возраста, проводили вместе, с 1962-го в одну ватагу мальчишескую входили. Юрка всегда в этой жизни — любознательный, ушлый, шустрый.
1964 год. Юрка рассказывал однажды, и я как могу передаю тут этот рассказ. Александр Николаевич выходит раз за ворота. А мимо идёт тёплая компания загулявших мужчин, из тех, о ком говорят “не в ладах с законом”. Были на нашей Огородной улице и такие. Они выпивши и им впору покуражиться. “Ну чё, десантник, ну чё, воин-герой! — говорит Женя Сватиков по прозвищу Баян, с вызовом — давай бороться, а! На кону бутылка плодово-выгодной! А? А.Н. Клюев стоит и как-то этак раздумчиво на борзую троицу тунеядцев с лукавинкою поглядывает. “Вас, вишь, трое… — рука его делает жест, долженствовавший подкрепить процесс раздумья — и куда мне, старику, против молодцев”.
Но, впрочем, через минуту он уже скидывает с плеч телогрею и подходит сам: давай, мол, налетай, по одному пока. Минута — и сутулая спина Жени Баяна вжата в молодую травку возле деревянной калитки, на коей видны аккуратно сработанные Клюевым-кузнецом кольцо и щеколда. Зайцев Николай и другой ещё Николай, по прозвищу Бас, из тех троих также делали свои попытки, но были сразу повержены. Неудачно заканчивается и попытка навалиться скопом. “Э-э, ты приёмами брал”, — ворчит Баян, почёсывая ушибленное плечо…
«Вы, урки, свою плодово-выгодную употребляйте сами уж», — ворчливо отпускает Александр Николаевич.
Мой дорогой товарищ в этой жизни Юрка Шишкин частенько бегал в совхоз местный, в кузницу, где наблюдал за работой своего дяди Саши, молотобойца там. Клюев, у которого дочь, мальчишке-племяннику многое дозволял, с удовольствием словом и поступком отвечал на вопросы любознательного парнишки. Вот мы донки стали делать, собираясь на реку для рыбной ловли, А тройных крючков купить негде было. Юрка — к дяде Саше, тот взялся паять и изладил ему 2-3 “тройника” запросто.
Юрка был самый малый по возрасту в ватаге; его сперва дядя и тётя не пустили в его первое ночное со старшими, но когда Вовка Морозов, наш атаман, пришёл второй раз к А.Н. Клюеву просить за Юрку, тот дозволил, лишь уточнив место в лугу, куда собирались; сам же ночью потихоньку, тайно, туда пришёл, убедился, что у мальчишек всё в порядке и вернулся.
1971 год. Я, молодой студент после первого курса, еду на каникулы. От парома до Огородной улицы больше
Начало 1990-х. Рыбалка! Рыбак из меня в нашем искони рыбачьем посёлке всегда был так себе. А все же — хотелось в молодости летом много рыбачить и прилично вылавливать. Однажды А.Н. Клюев и я оказались в одно время на одном берегу озера Исток, что близко-близко к нашей улице. «Как дела, рыбак?!» — спрашивает Александр Николаевич. «Обидно, говорю в ответ, — и ершей не стало. А и то обидно, что теперь в разгар лета, карась не ловится… Помните, озерцо Кругленькое было в конце Истока — и близко и с карасями. Зачем-то взяли и всю воду из него слили. Ныне ближайший карась, сами знаете, живёт в Малом Нечайном, а до него километра полтора-два». «Помню, помню. А карась и в Истоке есть, — добродушно отвечает Александр Николаевич, — вечером вот прямо тут, куда ты забрасываешь снасть, выкопай небольшую яму штыковой хоть лопатой. А завтра поутру — приходи сюда с удочкой опять, бросай, норови по-над ямой, будут тебе караси; ну, не завтра, так позже — всё одно будут. Только малость тиной от них будет нести, да это не большой недостаток… » Я не замедлил последовать совету А.Н. Клюева, и караси вскоре стали у меня ловиться.
1993 год. Я жил с семьёй в райцентре Луховицы, мама в Белоомуте. Приехать не могу на выходные, виноват. А мать ждёт. Волнуется. Как сообщить? Мобильников не было ещё… Звоню с работы А.Н. Клюеву, у которого в доме был стационарный телефон: “Александр Николаевич, прости ради Бога, не дойдёшь до мамы моей, не передашь, что только на следующий выходной?.. — Ништо, милый, дойду, передам”.
Или ещё эпизод характерный, относящийся к 1990-м годам… Май. Он останавливает меня на улице: И-эх, милый! Я вижу, как ты на огороде своём мучаешься, то с землёй, то с пряслом; и всё один, а где же москвичи, родня и совладельцы! Нету тебе помоги! Да, отвечаю, они у нас баре московские. И далее смиренно — дак ничего же, говорю, не поделаешь, Александр Николаевич, знать судьба моя такая. А он качает головой и смотрит сожалеючи.
***
Самостоятельность и ответственность! Это — воспитывалось самой жизнью. Ему, Саше Клюеву, 12 лет исполнилось в 1926 году, а в семье кроме него у матери ещё трое, мал мала меньше. И всем надо кушать. Вот и была вся надёжа только на него — кормилец! Приметили НЭПманы: кого бы, решали, в какой-то момент наладить за водкой ездить в Рязань?
— А Сашку Клюева…
— Иди ты! Подсан совсем!
— Не-е. Он зато честный. Семью кормить кроме него некому. И соображает хорошо! Так и приняли. Сызмальства поднимал с матерью всех четверых детей, включая себя, старшего.
Живой природный ум, пытливый, желание познавать, чтобы быть полезным.
Юношей он уже на фабрике швейной, которая только что образовалась, был. Там его мастер один обучил ремонту оборудования, швейных машин прежде всего.
В известное время — служба в армии. Уссурийская тайга. Неприметный посёлок, в котором спрятан был Э-нский Уссурийский полк, десантный; кстати, по сей день, слышно, это подразделение там существует, слава Богу. В самый зачин рождения десантных войск попал Александр Николаевич Клюев. Тут его разносторонние способности очень ему пригодились, в плане освоения вообще новой для СССР воинской специальности. Очень помог белоомутский опыт: он на родине 3 года посещал Школу ОСОВИАХИМа. Отменно стрелял из винтовки Мосина. От того времени — хранил книжицу “Спортсмен-парашютист”.
Учился военному делу с присущей ему основательностью. Товарищам помогал. Вот Вовка Лукьянов, юноша с Тамбовщины. Стреляет — вроде ничего, самооборона тоже. А прыгнуть нормально с парашютом — с этим у него опасные огрехи. Того и гляди — или ноги покалечит или башку ушибёт. Так, учил. А прежде много учился, тренировался сам. Ценили. Вот так Клюев. А глазомер! А меткость! 10 попаданий в яблочко, — молодец! 6 суток отпуска, мешок муки и 70 рублей денег. Через год всё это вспоминалось как мимолётное счастье.
В 1940 году он пришёл домой после службы, стал слесарем по ремонту швейных машин. И, одновременно, киномехаником в клубе, потому что и по этой части соображал изрядно.
Ахнула война! Зам. директора вызвал его, говорит. Я-де тебя, Сашка, оставлю; мы свои права знаем, у нас теперь заказы военные. Не бойсь! Если, мол, повестка тебе, — ты, не мешкотно, сразу ко мне. Бронь выправим. Зам. однако был человек занятой, иногда отъезжал из посёлка к большому начальству. И вот однажды вскоре он отъехал, а Александру повестка, и 2 часа на сборы. Собрала мать Саше узелок и повезли его с другими ребятами куда-то… Зам. директора фабрики вернулся: хвать! Где Сашуха Клюев?! А по повестке, и почти сразу забрали — отвечает ему мастер. — Куда? Сказывали, будто бы в Наро-Фоминск… Зам. — к шофёру: заводи полуторку, Сашуху возвращать надо! Это! Если не он, кто ж мне швейные машины ремонтировать станет! Ехали, машину не жалея. Нетути, ни машины с призывниками, ни колонны… Немного погодя выяснилось, что не по той дороге мчались. Сашу привезли в г. Пушкин. А дальше был ФРОНТ!
В 1942-ом их забросили в район некоей деревни Березки. Забросили без надлежащего осмысления обстановки. Частью какой крупной или локальной операции они были? — кто ж теперь ответить может на этот вопрос... Опять же и с географией всё туманно теперь. Итак, всего их сбросили 15 человек, командир — лейтенант молоденький. Снежок беленький, десантники без масхалатов. Они ничего и сделать-то не успели, когда немецкий снайпер, — это помимо миномётного огня, — начал за ними охоту. Вот где он понял великую пользу сапёрной лопаты. Которую некоторые однополчане ругивали, а иные и вовсе старались обходиться без неё.
Она, вишь, стукивала по заднице при движении, мешала по мнению легкомысленных солдат. Он вскоре понял одну страшную истину: сволочь немецко-фашистская охотится за ним, как тесть дядя Илья на зайца, бывало! Он — втискивался в колею автомобильную; нашлась ведь. Он лопатой кое-как нарыл заслон; голову спрятать хотя б, Господи! А пули уже чиркали рядом.
И только подступившие сумерки начала зимы мешали, по всей видимости, этому ползучему гаду достать его… Однако ж — достал-таки! В спину, по касательной. Замер А.Н. Клюев, зубы стискивая, пусть бы враг подумал, что убил. Наутро дождался: подобрали санитары. И в госпиталь его. А 14 ребят остались в той земле лежать навеки. В госпитале, не скоро, отлежался, на поправку пошёл.
Иногда почитаешь о фронтовике очерк и думаешь себе — это что же за автор такой, у которого центральный персонаж просто герой сказочный! От боя к бою всё опытнее, всё увереннее, всё лучше разит врагов; а если надо сил набраться — приник к мати сырой земле, и силушки у неё взял. Прямо Добрыня Никитич… Ну, насчёт опыта — это понятно, он приобретался, помогая выжить и лучше бить немца. Однако за внешним блеском не всегда правильно указывалась цена атак и побед.
Вышло так, что он и ещё несколько парней от своей части отстали. Такое бывало. Тогда сговорились проситься в само ближнюю, доступную. Привлекательную Барнаульскую дивизию. Пришли, огляделись, Какая экипировка! Какой порядок во всём! Сибиряки. Охотники!
Командир части сначала просто головой помотал: что, москвичи? Не возьму-де. Трое ушли ни с чем. А Сашу Клюева оставили, с испытательным сроком в хозвзводе: уж очень настойчиво просился и — собой парень видный! Ладно, служи, а там посмотрим. Буду, как он думал, за всё браться, чтобы оставили. Господи, помоги! И — началось! Ротный: Клюев, ты телегу починить можешь? Могу. Ротный: Так чего стоишь, начинай…
А вот и совсем простое поручение для того, кто из портновского села: халаты пошить, заодно наволочки, простыни; машинка швейная сломана, о чём ротный знал, но заглянув к новоприбывшему солдату с удивлением увидел, что машинка стрекочет, халат шьётся. Поручения иногда носили совсем уж мирный, гражданский характер. Ротный: Послушай, Клюев, а капусту засолить сможешь? Отчего ж, солили…
Всё получалось. Однако фронт есть фронт. Время от времени наезжало высокое военное начальство; усмотрев и оценив порядок, копнуло глубже: хозяйственный взвод у вас просто в блестящем, понимаешь, состоянии; скоро наступление, пусть и эти в атаку идут! Атака. Бегут вперёд. Ура кричат все и он тоже. Рядом товарищ упал… А останавливаться нельзя — вперёд! И молись богам войны артиллеристам. Начальство уехало. Александр Николаевич вернулся к своим хозяйственным обязанностям. Подошёл неслышно ротный, с видом виноватым: Послушай, Клюев, а ты на гармошке играть умеешь? Умею.
***
В 1990-е годы я в мае-июне навещал Шишкина Юру и его семью в купленном ими домике, что близко от нашего, в посёлке Белоомуте на Огородной улице. Сидим во дворе. То музыку послушаем, то песню заведём. Хорошо. Лето. Отпуск. Жизнь вокруг не тихая, тревожная, часто злая. Потому мы ценим эти нечастые дружеские встречи. Тихо открывается старая калитка, входит Александр Николаевич с гармонью. Присаживается. Выпивает
Юра Шишкин рассказывает мне на ухо совсем свежее происшествие:
“Понимаешь, дед пришёл с внуковой женой и дочкой на кладбище, там прибраться на могилках надо было. Ага! А на них выходит вдруг пьяный в зюзю молодчик. Сразу заявил себя дебоширом. Давай к внуковой жене приставать, образина. Дядя Саша мелкою побежкой — к нему, к хулигану. И ра-аз его лбом в челюсть, тычком! Тот бухнулся аж замертво. Дядя Саша покрутился над ним, — ништо, грит, выживет, а нам пора отсюда, родненькие”.
1944 год. Освобождённые земли русские. Потом была Прибалтика. В Восточной Пруссии он много дивился на добротные немецкие усадьбы и обихоженные поля и фермы: земли мало, а как содержат!
После был длинный путь на восток. Пришлось повоевать с японцами.
Дома он недолго отдыхал. Особо работу не высматривал. Надолго, на годы прикипел к кузнечному делу в передовом колхозе белоомутском “Красный Октябрь”.
Председатель его — в кузницу. А кузнец в любом сельском хозяйстве лицо значительное. Звал председатель и в бригадиры его, да Клюев отказался, усмотрев многие неправды и попустительства. И в передовом колхозе хватало непорядка.
В выходные, окончив дела на подворье жениного дома, Александр Николаевич нередко отправлялся с братом жены Николаем на рыбалку. Тихая гладь озера Сосновое. Чёлн, в нём они двое. Николай Ильич сеть ставит и шурину указывает — куда подгрести, где встать. Ругает незлобиво, потому что грести надо умеючи, иначе ни лещи, ни лини в сеть не пойдут.
Однажды, уже в 1950-х годах дело было, увидел в посёлке знакомую фигуру, лица ещё не видно, но походка ни с кем спутать не даст: Вовка! Лукьянов! Ты как у нас?! Встретились два десантника. Рядом с ним была симпатичная, опрятно одетая в городское платье женщина. А? Это Лида, невеста моя. Она учительница. Собираемся пожениться. Отпустив невесту, Лукьянов и Клюев приземлились за столом у Александра Николаевича. По сто граммов в стопки. Выпили, поделились военными воспоминаниями. Клюева интересовало — как его старый товарищ, с которым вместе проходили уссурийскую десантную выучку, оказался в Белоомуте. Спросил. Ответ был немногословным: я, мол, если помнишь, с Тамбовщины, Туда вернулся и — вопросы пошли — это какой такой Лукьянов, не из тех ли Лукьяновых, кто поддерживал Антоновщину и с Советской властью не в ладах. Вот и решил в ваше тихое белоомутское болото отползти и здесь обосноваться.
***
Кончалось лето 2008 года. Кончилась жизнь Последний путь. Впереди всей процессии несли награды, среди которых Орден Отечественной войны, Медаль “За освобождение Кенигсберга”… Отделение солдат выстроилось у старинного белоомутского храма Успения Пресвятой Богородицы, теперь почти столь же нарядного и величественного, как и в год рождения А.Н. Клюева. В белёсое, тёплое августовское небо ударили залпы из карабинов. Какой-то глубокий старик неспешно подошёл из глуби кладбищенской и тихо спросил, обращаясь к женщине в чёрном платке: “Кого хоронят, дочка? Офицер какой заслуженный?” И услышал в ответ: “Старого солдата хоронят, Александра Николаевича Клюева.” Вечная память!
На фото: КЛЮЕВ А.Н.