На магазинном пятачке,
на тусклой улочке саранской
я вспоминаю с постоянством
о бомжеватом старичке.

Как он стоял, как он просил,
с хмельной улыбкой окаянства,
схватив монету, как вопил:
«Моя княгиня марсианская!..»

И этот странный титул мне
пришёлся впору в день пустынный.
Мы с ним стояли на луне —
два марсианина простые.

И винно-водочный отдел —
его похмелья пункт конечный —
куда-то в космос отлетел,
закрывшись покрывалом млечным.

С самим собой он шутковал,
юродивый, как на театре,
и подаянье собирал —
в своей космической тиаре.

Но не шуткарь зануда-бес!
Крутясь вокруг в пространствах злачных,
не даст достичь ни звёзд коньячных,
ни звёзд небес.

Располовинясь, раздвоясь,
живёт в бреду, на обе жизни,
земной юдоли соотчизник,
мой марсианский бедный князь.

***
        А когда стали терять...
                                             А.  А х м а т о в а
Звали бы меня Мадина или Айгуль,
что-то такое красивое — вроде «высокой звезды»
                                                               или «восходящего утра»,
и жила бы я где-нибудь на озере Иссык-Куль,
и любовалась бы на небеса перламутровые.

А лучше бы китаянкой — из Гумилёва,
сидела бы и слушала, как звенит колокольчик,
и не было бы мне нужды говорить ни единого слова,
просто статуэтка для услаждения дня и ночи.

И никакой тебе русскости, да разве вместишь тягость?
Никакого тебе единства, где двое — общая плоть.
Сама по себе и всё. Вот тут и получишь радость.
Ещё б черепаху со змеем вздумал скрестить Господь.

Сиди себе там в Китае,
слушая колокольчик.
А смерть? Так душа ж не растает —
в зверя иль в птицу вскочит.

Но бремена друг друга в общей жизни носите.
Бросишь ли эту ношу? Кому ж говорил Спаситель?
А та китаянка, знаешь, подымет глаза пустые
и слушает, как бряцают браслеты её золотые.

Состарилась на покое. И я подустала тоже.
Но вечность мы не разделим. Ты сам рассуди нас, Боже.
Когда б я звалась Мадина... Но русская я по крови,
и мне Ты взалил на плечи всю тяжесть Твоей любови.

В Успенье

Мати во гробе, а я — в голубой косынке...
Всю-то печаль возверзу на Господа Бога.
Мне только радость, а Богу —
                                                пускай поминки.
Взятки-то гладки с меня, больной и убогой.
Как же томлюсь я в своём безответном веселье!
Удочерённая Матерью Божьей —
                                                     в нагрузку.
Всё бы мне петь да играть на детской
                                                               свирели,
Тешить и нежить свои прихотливые
                                                            чувства.
Вот ведь дитя какое мировой утробы!
Вот ведь любимое как — душа и кровинка.
С вечной своей улыбкой стою у гроба
В платье таком нарядном
                                            и голубой косынке.
Нынче же праздник! Сытный,
                                                 хмельной и добрый.
Справим успешно. Всё выполним
                                                       чин по чину.
Праздник? Но оттого лишь, что
                                                       Мать — во гробе!
Сладость? Но оттого лишь, что
                                                 горечь — Сыну

            Из цикла «Чёрно-белые стихи»

Господи, помяни мя — под землёй,
                                               в сплетении тоннелей, —
там могут взорвать.
В пластиковой кабине лифта,
в шахте, прогрызенной внутри 22-х этажного дома.
В потоке машин на 3-ем кольце,
которые перестраиваются так стремительно
                                                           и напряженно,
                                                                       что тошнит в душе.
Господи, прими мою sms,
которую я посылаю при виде
                        стеклянно-бетонных монстров Москва-Сити.
Всё моё нутро сжалось, скукожилось
                                                           в младенца
и жаждет к Тебе.

Попав в пустыню и страшась хищных зверей,
один старец безостановочно взывал:
«Господи, помяни мя!..»
И я воплю так же посреди этих пространств,
заполненных броуновским движением
людей и механизмов.
Изо всех сил, чтобы Ты услышал: «Помяни мя!..»

А ещё некоторые говорят, что те,
                                               кто взял новый паспорт,
ИНН и страховой полис,
приняли печать сатаны и больше не нужны Богу.
Но я знаю, что это ложь!
                                   И пока меня не сожрал мегаполис:
Господи, помяни мя!
Смерть и так ходит рядом —
в грохоте, металле и пластике,
                                               в своём собственном гламуре.
И Ты один! Ты один противостоишь ей!
24 августа 2010 года

***
Знакомый батюшка, бывший военный лётчик,
сказал так: «Это хорошо, что у меня нету детей,
                                               потому что — убил бы…»
Это он сказал, когда приехал
                                   к центральному собору
после одиннадцати вечера по какому-то делу
                                                                       и увидел:
готов — в чёрном, байкеров — в заклёпках и татуировках,
                                                                       в розовом — гламуров.
Он очень простой, этот батюшка,
потому и сказал: «Сына убил бы…»

***
Просить стыжусь и не могу копать,
как тот, евангельский...
А ведь могла бы нарожать
дитёнков ангельских.
Не родила славянский взвод.
Копать — не в силах.
Просить стыжусь. А мой народ
лежит в могилах.
За коим, так сказать, жила?
Коптила небо?
Ведь прямо сказано: жена!
В дитях потреба!
Диктует размягчённый дух.
В расслабе тело.
Хотя бы трёх, хотя бы двух...
Не захотела!..
Бери лопату да копай,
помрёшь же, дура!
Лежит остывшая пускай
клавиатура.
— Где нерождённый?
                        Где родной? —
лопату брошу.
Бегу с протянутой рукой:
— Подай, хороший!..
А он — чужой. Стоит, молчит,
и вижу — поздно.
И жизнь моя, как соль, горчит,
как в небе — звёзды.
3 марта 2011

***
Как светляки сияют спутники,
и звёзды гроздьями висят.
Мы — странники, мы — путники.
Мы вышли в сад.
            И мирозданием объятые,
            летим — снаружи и внутри…
            Крылатые —
            до утреннем зари.
Пред тайною — как дети малые…
Вся отстранённая — луна…
Душа — таинственно реальная —
трепещет рыбкою со дна.
            Орут лягушки в праве искреннем
            орать, перекрывая тишь.
            А мы с тобой — как будто вымысел...
            Всего — лишь…
В ночь на 21 мая 2011 год

(1962—2012)