Сколько уж лет питаю свою душу песнями Михаила Сергеевича Евдокимова. Ан нет, не перестаёт исцелять его душевный родник нас, русских и не русских людей, ибо страна-то наша многонациональна. Вот и нынче слышу одну из его песен: «На свою судьбу пенять великий грех. Там, где счастье, там всегда ворота узкие. Не хватает счастья, видимо, на всех». Или вот ещё: «А отверженных я и бесправных понимал и жалел всей душой». От чего эти строки из песен вновь и вновь тревожили мою грешную душу? Может быть, от того, что пишу о людях, реально живших и поныне живущих на нашей земле? Сложно это всё объяснить. Братский поэт Максим Орлов на моё упоминание о простом народе сказал: «Возьми каждого в отдельности, там столько всего откроется»… Думается, и будет открываться, пока существует наша земля, пока живут на ней люди. Пока, пока, пока...

Накануне, проводив маму утренним поездом в деревню к тёте Дуне, уже через два часа спешил в храм Сергия Радонежского. Там был престольный праздник. Так как я пришёл задолго до службы, отец Михаил, улыбнувшись, благословил меня. Я же, глядя на аналой усопшей рабы Божией Анны, с радостью наблюдая за батюшкой, только и вымолвил: «Слава Богу, отец Михаил, аналой-то служит прихожанам». После праздничной службы, обойдя крестным ходом пахнущий свежим срубом строящийся новый храм, отведав по этому случаю трапезу с домашними пирогами, иду с прихожанкой храма Преображения Господня Наташей Калининой к ней домой. В храме, где она работает, поговорить не удавалось, ибо там ведь и некогда совсем. Потому-то и условились поговорить у неё дома.

Как-то, разговорившись в храме о жизни, она поведала мне свою историю. Я помню, тогда сказал ей, что, может быть, напишу о ней, да и сама Наташа попросила меня об этом. Но суетность жизни, она ж не щадит никого. Да и история Наташина такова, что без молитвы и корвалола вряд ли и осилишь это повествование…

Все мы грешны, и как сложится жизнь каждого из нас, нам не ведомо. Кто-то приходит к вере уже тогда, когда седина посеребрила висок, кто-то с малолетства. И ни в коем случае не надо никого осуждать. Наталья Евгеньевна Калинина работает сейчас в нашем храме Преображения Господня, ей тридцать четыре года. Её мама отказалась от неё, когда дочь была ещё не рождена на Божий свет, она прямо заявила своим родителям, Василию Николаевичу и Нине Николаевне: «Я беременна, но ребёнка рожать не буду».

Нина Николаевна вспомнила, наверное, в ту минуту, как с братиком осталась без родителей в пять лет. Помянула и отца, который был кулаком, у которого всю скотину отобрали, и он, не перенёсший этого, умирает от боли в сердце (похожий случай есть у Бориса Андреевича Можаева «Мужики и бабы»). Вскоре, упав в яму, умирает мать. Вспомнила, как отдали их с братиком в детский дом, как ели там мёрзлую картошку, живых мальков, выловленных в речке. О том, как сбежала с детдома и долго-долго неслась своими босыми ножонками по полю, по росным луговым травам...

Вдруг, услышав колокольный звон, побежала на него. И, неожиданно для себя, увидев батюшку, колющего дрова, сказала священнику, что очень сильно хочет есть. А потом настоятель храма, отец Михаил, удивлённо глядел на девочку, которая ела и не могла наесться. Видя, что девочка, почти не пережёвывая хлеба, с невероятной жадностью глотает его, батюшка гладил её, сердешную, по головке и просил, чтобы она не торопилась, что здесь, в обители, никто её не обидит и не отберёт хлеба. Маленькая Нина поведала батюшке, что их плохо кормят в детдоме. Вскоре нагрянула милиция, от страха маленькая девчушка прижалась к батюшке и закричала: «Не отдавайте меня, у них есть нечего». Запомнила она и слова священника, сказанные милиционерам: «Зачем она вам, здесь она будет сыта». Нина тут же закричала, чтобы и братика сюда забрать, но брат не захотел жить в обители. Успокаивая девочку, батюшка говорил ей: «Слава Богу, тебя разрешили оставить, насильно же я не могу здесь никого держать». В дальнейшем батюшка покрестил её, до шестнадцати лет Нина жила в храме, обучившись молитвам, пела на клиросе…

И вот теперь её дочь заявляет, что не будет рожать. Для неё и для её мужа, Василия Николаевича, долго не имевшим собственных детей, это явилось самой настоящей трагедией жизни. Наташин дед Василий Николаевич работал тогда бригадиром сантехников и был на хорошем счету у рабочих и начальства. По рассказам самой Натальи, дедушка отличался суровым, но справедливым характером, состоял в партии, единственной на ту пору. Отыскав будущего отца Наташи, Евгения, Василий Николаевич заставил их расписаться, сказав, что ребёнок должен родиться в браке, и что позорить себя не даст. Дед и отыграл им свадьбу. Наталья была рождена в браке в декабре, в трескучие морозы, как вспоминала после её бабушка. Мать Натальи, когда врачи после рождения принесли дочь для кормления, тут же отказалась её покормить, чем очень удивила медицинских работников. Ведь по тому времени, а шёл меж тем восемьдесят первый год, такие случаи были действительно редкостны. Нина Николаевна сломя голову побежала в больницу.

Она уже знала о заявлении своей дочери, что та родит ребёнка для них, что ей он не нужен, и потому была к этому готова. Купив шампанского и конфет, угостила медиков, и в это мгновение узнала, что девочка родилась немой. Опустившись от бессилия на стул, хотела криком выть от безысходности. Медики, видя вмиг осунувшуюся женщину, посоветовали ей ехать в Иркутск: там, мол, якобы есть такой профессор, который делает операции немым, и что многие начинают разговаривать. Когда вечером Василий Николаевич пришёл с работы и увидел внучку, он будучи коммунистом и не верящим в Бога, перекрестился и сказал глядя на неё: «Какая же ты маленькая, хорошенькая, родненькая наша». Отец обратился к дочери со словами, какое имя дать ребёнку, та ответила: «Какое хотите, мне всё равно». И тогда Василий Николаевич назвал внучку Натальей. Пройдёт с той поры много лет, и внучка спросит у деда, почему он дал ей такое имя. И услышит в ответ, что имя «Наталья» — русское, православное. Через год брак родителей Наташи распался, жили они всё это время в одной квартире с родителями и те совсем не подходили к ребёнку.

Это читать просто, а как пережить было это дедушке и бабушке, которые стали для маленькой Наташи единственными любящими её людьми. Через год Нина Николаевна отвезла внучку в Иркутск на обследование. Гарантии выздоровления никто не давал, но врачи велели подождать, когда девочке исполнится три с половиной года. В извечной тревоге прошло это время. Внучка развивалась медленно, внешне была значительно меньше своих одногодок. Каждый раз, когда Василий Николаевич приходил с работы, маленькая Наташа, обнимая деда и что-то жестикулируя руками, показывала ему. Он же читал ей сказки, а уложив внучку спать, подолгу сидел на кухне и плакал…

И вот настал так долго ожидаемый час отъезда в Иркутск. Василий Николаевич, провожая жену с внучкой, едва сдерживал слёзы, но, глядя на этого человека со стороны, ни за что нельзя было представить, что тот может обронить слезу... Перед операцией профессор велел посеребрить зубы ребёнка, предупредив, что она на всю жизнь останется без зубов. Всё это сделали для того, чтобы не занести инфекцию. Операция длилась пять часов, и всё это время Нина Николаевна молилась у иконы Казанской Божией Матери прямо в больнице. Видела она и то, как её внучку с маленькими волосиками на голове, такую беспомощную, худенькую, повезли в операционную. И наверняка в ту минуту мало бы кто удивился, если бы у неё остановилось сердце. В эти, может быть, самые длинные часы в своей жизни, Нина Николаевна просила Пресвятую Богородицу, чтобы та забрала её жизнь, но оставила и спасла жизнь маленькой внучки Наташи. В это же самое время коммунист Василий Николаевич поехал в единственную на ту пору в Братске церковь в Падуне. Взял свечку, затеплил её и, опустившись на колени пред алтарём, сказал: «Я не верю в тебя, но если ты есть, сделай так, чтобы внучка моя заговорила. Как ей жить немой на белом свете»?

Первое, что увидела Нина Николаевна после операции, как обильно льётся пот у вышедших из операционной врачей. Профессор, еле переводивший дух, вымолвил: «Я сделал всё, что мог, теперь будем ждать, когда девочка отойдёт от наркоза». И опять потянулись длинные часы трепетного ожидания, непрестанных бабушкиных молитв. Маленькая Наташа, которой на ту пору было три с половиной года, наконец пришла в себя, Нина Николаевна дрожащим голосом сказала: «Ну, Наташенька, ну скажи хоть что-нибудь». Оглядев всех испуганными глазёнками, маленькая девочка произнесла первые в своей жизни два слова: «Дайте пить!» Стоявший рядом профессор разрешил дать ей чайную ложечку воды. Сделал он это, конечно же, от радости, но тут же и пожалел об этом, ибо у ребёнка пошла горлом кровь. Все перепугались, оказали экстренную помощь. Все последующие дни девочку кормили через трубку жидкой пищей, в которую входили сырые куриные яйца. Нина Николаевна впервые за эти годы, услышав два драгоценных слова внучки, тут же позвонила мужу Василию Николаевичу и сообщила радостную весть.

Дед, еле переводя дух, дрогнувшим голосом прошептал в телефонную трубку: «Услышал меня Господь». Когда Нина Николаевна возвратилась с внучкой из Иркутска, все эти три с половиной года жившая с родителями дочь встречать их не вышла... Однажды Наташа подбежала к маме и попросила, чтобы та с ней поиграла. Мама вывела её из своей комнаты, сказав что-то грубое.

Нервы Василия Николаевича сдали окончательно, и он пошёл на приём к начальнику Ангарстроя. Его тут же приняли, ибо уважали за качественную долголетнюю работу. Сидя в кабинете начальника, Василий Николаевич твердил: «Я всю жизнь проработал бригадиром сантехников и за всё это время ничего у вас не попросил. Теперь прошу. Живу я в четырёхкомнатной, дайте мне одну двухкомнатную и одну однокомнатную. Однокомнатную хоть в бараке можно. Не могу я больше, сердце лопнет.

Не признаёт дочь дитя своего». Вскоре Василию Николаевичу дали двухкомнатную квартиру в новом доме. Дали и однокомнатную, но не в бараке, а в благоустроенном доме. Дочь была недовольна, что её отселяют в однокомнатную, требовала себе двухкомнатную. Стали дед с бабушкой и внучкой жить теперь не с дочерью. Та заходила к ним, но Наташа вполне ожидаемо стала называть Нину Николаевну и Василия Николаевича папой и мамой. Нина Николаевна объясняла внучке, что её мама — это их дочь, но маленькая Наташа этого никак не могла понять. Не укладывались в детском мозгу эти взрослые разборки, и она до ухода из жизни родных стариков так и звала их папой и мамой. После операции речь Наташина стала вполне разборчива, врач же предлагал оформить девочке пенсию. Василий Николаевич отказался, говорил при этом, что когда девочка пойдёт в школу, над ней будут все смеяться, что она инвалид. Такая вот жизнь с надрывом, конечно же, дала сбой, и однажды, по дороге на работу у Василия Николаевича стало плохо с сердцем. Он лёг на лавочку, думал — пройдёт, но не прошло.

Врач-кардиолог сказала прямо: не курить, не пить алкоголь, только при таком условии, может, поживёшь ещё. Последующие двадцать лет, вплоть до своего ухода из жизни дед всегда говорил внучке, что живёт ради неё. И что если бы её не было на Божием свете, давно бы умер. Однажды, когда уже прошло несколько лет, Нина Николаевна послала внучку к дочери за большой кастрюлей. Дверь открыл мужчина. Наташа сказала, чтобы тот позвал маму.

Оказалось, что дочь скрывала существование дочери от человека, с которым жила. И Наташа была вынуждена в очередной раз выслушать отборную ругань в свой адрес. Нина Николаевна потом долго жалела об этом. Думается, она не хотела до конца рвать родственные связи, да и где эта истина в последней инстанции. Пока человек живёт, он время от времени, конечно же, ошибается, и тут, как говорится, даже не трепыхайся… После детского сада Наташа пошла в школу, была она, как я уже упоминал, значительно меньше ростом и телом своих сверстников, лицом тоже казалась всем невзрачненькой. Так как зубов у неё не было, (последствия операции), речь была нарушена.

Это вызывало смех у сверстников, и она получила прозвище «Гадкий утёнок». Дедушка с бабушкой всегда давали в школу любимой внучке шоколадных конфет. Сверстницы давали ей, беззащитной, подзатыльники и говорили, чтобы она носила эти самые конфеты им, тогда они её помилуют и не будут бить. Её даже не брали в совместные школьные походы, очевидно, презирая. Расскажи Наташа деду обо всём этом, на этом бы всё прекратилось, но Наташа терпела и носила конфеты так называемым «блатным». С ней никто не дружил и, доучившись до девятого класса, она пошла учиться в вечернюю школу. Пройдёт много лет, и Наташа встретиться с одной из одноклассниц. Оказалось, что у неё ребёнок — инвалид, и она нашла в себе силы, чтобы попросить прощения у Натальи, и добавила, что тогда, издеваясь над человеком по прозвищу «Гадкий утёнок», они не понимали своей, казалось бы очевидной, ошибки. Мне невольно вспомнилось своё школьное детство, у нас тоже были такие, как Наташа, драться мне приходилось довольно часто, от этого было не уйти, иначе туго бы совсем пришлось…

А каково девочке, да ещё слабосильной, пережившей столько всего?.. От таких раздумий вспомнился фильм Ролана Быкова «Чучело». Сколько таких вот «чучел» было по стране, и это постоянно саднящая боль для неравнодушного человека, ведь мы — люди. Господи! Как сложно писать такие материалы. Довольно часто в жизни люди жалуются на свою судьбу, вовсе не думая, что у кого-то бывает во сто крат хуже. Так уж устроен человек, что своя рубашка ближе к телу. Но русская классическая литература всё же призывает нас к другому, а именно — к духовно-нравственному познанию жизни. Меня могут упрекнуть: да кто, мол, нынче читает. Но почему-то, когда сейчас пишу о Наташе, вспомнились великие произведения Фёдора Михайловича Достоевского… Едва начав учиться в вечерней школе, она радовалась тому, что там над ней никто не издевается. Умирает Василий Николаевич. Прожили они с Ниной Николаевной пятьдесят один год. Поначалу у них долго не было детей. По соседству с ними жила женщина, которая сильно пила и бросала своего сыночка без присмотра.

Однажды Василий Николаевич и Нина Николаевна увидели брошенного мальчонку, всего перепачканного в золе. И сердце их дрогнуло. Они не раз говорили соседке, не бросай, мол, сына. Та же однажды предложила им своего сына за пять бутылок водки. Нина Николаевна поехала с соседкой по государственным инстанциям и оформила все документы. Так в их жизни появился приёмный сын Игорёк. Те пять бутылок водки соседка получила. Любили они приёмного сына, как своего, а через пять лет у них неожиданно рождается дочь, будущая Наташина мама. Однажды, будучи пятнадцатилетним юношей, Игорь напился и получил от Василия Николаевича ремня. Кто-то вскоре сообщил ему, что они ему не родные. Так вот и сломали жизнь молодому парню, который до этого души не чаял в своих приёмных родителях. В дальнейшем Игорь пошёл по тюрьмам, подхватил там туберкулёз и в тридцатилетнем возрасте умер. Но всё это время приёмные родители его любили как родного, несмотря ни на что.

Василий Николаевич с Ниной Николаевной в лихие девяностые не растерялись. На даче держали корову, поросят, продукцию не продавали, а угощали соседей парным молоком. Хоть с дочерью, у которой давно была своя семья и рос сын, не было почти связи, они и ей отвозили свежее мясо. Дочь немного побаивалась отца. И вот теперь, когда Василий Николаевич умер, совсем прекратила и без того редкое общение с родными ей людьми. Сейчас у неё двухкомнатная квартира, в материальном плане всё в порядке. Нина Николаевна была сильной женщиной, в восемьдесят три года ещё рыла картошку, но после ухода родного человека сильно затосковала. Наталья, к тому времени поступившая в вечернюю школу, уже мечтала выучиться на парикмахера.

Однажды, когда она возвращалась с вечерней школы, её остановила соседка и сообщила, что пока она в школе, бабушка сильно плачет и тоскует по ней. Вскоре Нина Николаевна сказала внучке: «Я знаю, самоубийство — это тяжкий грех, но я не могу без деда, а когда ты уходишь в школу, эти плохие мысли меня просто замаяли». Видя состояние бабушки, Наташа, несмотря на уговоры преподавателей, бросает школу и до ухода бабушки из жизни ухаживает за ней. Учёба, профессия — всё брошено, каково это пережить молодой девушке...

Но разве могла она поступить иначе, дорогой читатель? Можно было конечно, не писать этого предложения, и так всё понятно, но вот простите — не удержался… При жизни деда бабушка, зная его отношение к Богу, всё же тайком от него молилась, да и Василий Николаевич, конечно знавший об этом, называл её Богомолицей. После смерти Василия Николаевича Наталья с бабушкой стали покупать иконы. И уже совершенно открыто ежедневно творили утренние и вечерние молитвы. Однажды бабушка вскрикнула и позвала Наташу из кухни: « Наташа! Наташа! Ты видела? Ангел приходил ко мне, сидел и плакал, сказал, что меня скоро не станет, и что мне надо исповедаться. На спине у него были белые крылышки». Поведала бабушка внучке и о том, чтобы после её смерти она обязательно сорок дней молилась о ней. Вскоре Наташа пригласила священника Алексея на дом, батюшка принял у Нины Николаевны исповедь и причастил. Перед смертью Нина Николаевна говорила родной своей Наташеньке: «Я скоро умру, у тебя, слава Богу, остаётся квартира… Когда кончатся деньги, продавай дачу, гараж, не жалей. Жалко мне, что ты остаёшься совсем одна».

Когда не стало Нины Николаевны, отец Михаил отпел её, словом, всё было сделано по православному. Родная дочь на похороны матери не пришла, и подала в суд, чтобы отобрать у Наташи квартиру, но Нина Николаевна, чуя это при жизни, отписала свою долю внучке, приватизировав квартиру полностью на неё, вызвав тем самым ещё болший гнев родной мамы на Наталью. Добрая соседка Валентина Николаевна, видя страдания внучки после смерти любимой бабушки, поддержала Наташу в трудную минуту.

Этот удивительный человек дала Наталье десять тысяч рублей на благоустройство могилки Нины Николаевны, сказав, что если будут деньги — отдашь, а не будут, так и не надо, не переживай.

Всю свою жизнь я удивляюсь таким вот людям, которые встречались и в моей жизни, таких на Руси, слава Богу много… Человеку с профессией у нас нынче в Братске невероятно трудно устроиться на работу, оттого и бежит вся молодёжь, отучившись в школе, из родного, в прошлом самого промышленного в области, а ныне безработного города. В Наташином же случае её вообще не брали ни на какую работу. Пришлось продать дачу, гараж. Ведь жизнь есть жизнь, и надобно как-то было выживать. Наташа часто вспоминала время, когда жила с самыми близкими ей людьми. Помянула и о том, что Нина Николаевна всегда в молитвах просила святую Матронушку о ней. Может, оттого и пошла в дом быта, где они с бабушкой покупали иконы в православном киоске. Прихожанка Ольга, видя отчаянное положение Натальи, поговорив с батюшкой, посодействовала, чтобы на ту пору иерей, а ныне протоиерей, настоятель храма «Преображения Господня», отец Георгий поговорил с ней. Так вот по Божией воле и случилось, что Наталья стала работать в нашем храме «Преображения Господня»...

На всю жизнь запомнит Наташа, как в первый день работы в храме она увидела нашу, усопшую ныне, Александру Егоровну Сухорукову. Как та, улыбнувшись, произнесла: «О, у нас новая девочка! Приходи ко мне в библиотеку, поговорим». Оказалось, что несколько лет назад, перед крещением Наташи, наша Егоровна проводила с ней собеседование. Александра Егоровна удивительным образом объединяла всех прихожан нашего храма. Быстро сдружившись с ней, Наташа, после бесконечно долгих трагедий в своей жизни, живя по церковному уставу, вдруг с радостью в душе осознала, что она нужна нашему приходу, а непосредственно в её случае это было, без всякой натяжки, самым настоящим Божиим чудом. Три года работает Наталья в нашем храме, и когда мы всем храмом похоронили Александру Егоровну, я узнал, что она очень любит поэзию. Привожу её любимые стихи, взятые из интернета, сам я их до этого не слышал, но подумалось, как же они подходят к Наташиной судьбе:

Родные никогда не умирают,
Бесследно не уходят в никуда.
Они в молитвах наших воскресают
И остаются в сердце навсегда.
О них мы бесконечно вспоминаем
И мысленно беседуем в тиши.
Родные имена их повторяем
И молимся за упокой души.
На небесах живут родные души,
Стараются нас оградить от бед.
Их надо научиться только слушать,
И можно получить от них совет.
Своё тепло нам с неба посылают,
К нам прикоснувшись солнечным лучом.
Когда нам плохо, то они страдают,
И с нами плачут проливным дождём.
И яркою звездою загораясь,
Нам освещают жизни трудный путь.
И солнцем сверху смотрят, улыбаясь,
Когда нам удаётся что-нибудь.
По ним тоска нас очень часто душит.
Когда-нибудь и мы уйдём туда.
На небесах живут родные души,
Молитесь же за них хоть иногда.

Поговорив о жизни, пошли на кухню попить чаю. Наташа пригласила соседку Валентину Николаевну, и та поведала нам о своей малой родине, о затопленных деревнях, о том, что мечтает поехать туда, чтобы вспомнить о своём детстве. Набирая текст этого повествования, я вдруг поглядел на небо и увидел, как посреди синевы на меня стремительно движется рассеивающееся большое белое облако, оно на фоне чистого неба было прекрасно. Продолжалось это всё очень короткое время. Спустя несколько минут, небо стало привычным, словно и не было этого волшебно-сказочного представления. Мне вспомнилась моя недавняя исповедь перед нашим батюшкой, отцом Георгием. Я говорил ему, что хочу написать о Наташе, и что сделать это мне сложно. С батюшкой мы были едины во мнении, что за Наташину маму надобно молиться…