В одном Сибирском кооперативе под названием «Сибиряк» была куплена дача. Новые хозяева (а это папа Михаил, жена его Зоя, сыновья Иван и Сергей), потихоньку обживали эту дачу. От прежних хозяев на чердаке остались старые вещи, и Сергей тут же предложил:

— Мы этими вещами новогоднюю ёлку будем наряжать.

Вся семья рассмеялась. По осени, когда был собран урожай, хозяева ночевали последнюю ночь на даче. Папа Михаил лежал на диване, и вдруг на его нос села огромная муха. Он смахнул её рукой и вспомнил слова одной песни, услышанной им ещё до армии: «Летает муха, летает муха, и раздражает жужжаньем ухо. Села муха мне на нос, глаза пошли наперекос, и со всей ударив силы, оставить нос в покое попросил я».

— Удивительна память у человека, — подумал Михаил, а наутро обнаружил эту же самую муху, лениво бродившую по подоконнику…

Наступила зима! А за ней и долгожданная весна. И когда хозяева вновь приехали на дачу, глава семейства, зайдя в домик, тут же обратил внимание на подоконник, потому что среди зимы однажды вспомнил про муху и подумал: «Как там она? Наверное, замёрзла». К немалому удивлению Михаила, муха лениво ползала по подоконнику. Он, конечно же, знал, что мухи зимуют, им рассказывал об этом ещё в школе учитель биологии, но так устроен человек: становится теплее на душе, когда он сам видит живой мир. Затопив печку-буржуйку, Михаил увидел, что огромная эта муха полетела и вскоре вылетела на белый свет — там, на природе, ей, наверное, показалось интереснее. Глядя на буржуйку и слушая треск горящих дров, Михаил Иванович вспомнил и буржуечку на даче, которая располагалась в посёлке Гидростроитель на улице Бетонной, где теперь они садили только картошку. Участок этот достался от Зоиных родителей, росли там очень вкусная малина и хорошо прижившаяся в Северных регионах ирга. Быстро на этой самой буржуечке поспевал кипяточек, а листья лесной смородины делали напиток божественным. Малиновое варенье с Бетонного было таким вкусным, что Зоя не раз говаривала: «Надо же, без всяких химических добавок вкуснятина какая!

Ни загустителей, ни подсластителей не надо, всё природное да сахарок». Вспомнилось Ивановичу, что недалеко от этой самой Бетонной улицы, стоял завод ЖБИ-2. Будучи шестнадцатилетним парнем, Михаил осваивал там профессию сварщика. Была на том заводе рабочая столовая, кормили очень вкусно, всегда стояла огромная очередь, но повара работали быстро. Обед обходился примерно в восемьдесят копеек. Теперь завода давно не было, и от этого было грустно. Не забыть вовек тех мужиков, которые учили тогда ещё просто Мишу сварочному мастерству. Теперь почти все они, сердешные, лежали на погосте…

Нынешней весною две тысячи двадцатого года тружеников на даче было двое: Михаил и Зоя. Старший сын Иван трудился в качестве ведущего инженера на Севере, младший Сергей служил в армии. Эпидемия коронавируса окутала весь мир, рекомендовалось сидеть дома. В Братске, слава Богу, этой эпидемии пока было мало, но информация, что из больших городов эпидемия неминуемо пойдёт в малые, всерьёз пугала. Сын Иван, отсидев на карантине, теперь работал и сообщал, что у многих вахтовиков обнаружили эту нынешнюю заразу. Голос в трубке был печален…

Девятое мая. День Великой Победы. В этот поистине великий для нашей многонациональной страны праздник почти все сидели дома у телевизоров. Михаил и Зоя с волнением смотрели, как президент Владимир Владимирович Путин возлагает цветы к Вечному огню, думали о детях, смотрели военные фильмы. Это были по праву великие фильмы о Великой Отечественной войне, такие близкие душе, что Михаил Иванович написал в этот день стихотворение. Желание писать стихи появилось у него не так давно, просто для себя, и он доподлинно ведал, что таких, как он, по стране много, но строки приходили в голову сами, не спрашивая на то разрешения хозяина этой самой головы:

У печи русской ножки грея,
Мальчонка худенький стоял.
Мечтал о супе пожирнее,
Совсем сердешный отощал.

Маманя слёзно упросила
Соседку ей грибочков дать.
Тихонько в чугунок их опустила,
И стали они с сыном ждать.

Когда сухие те грибочки
Готовы будут на воде,
Она берёзовые почки
Добавит к скромной той еде.

Затем сыночка позовёт:
— Иди, отведаем похлёбки.
Слезами снова изойдёт.
Унылый вечер был и робкий.

Как часто после вспоминал
Сынок погибшего отца и маму.
Комочек к горлу подступал
По жизни несть мне эту драму.

Война, детдом и долгая Победа.
Остался жив мальчонка на земле.
Погост, и с мамочкой беседа.
Голодная страна во мгле.

Прошли года, и он стал дедом.
И внуки выросли давно.
Судьбины путь людской неведом.
Что будет, — то и суждено.

У печи русской ножки грея,
Мальчонка худенький стоял.
Мечтал о супе пожирнее.
Совсем сердешный отощал.

Вспомнился Михаилу в этот Великий день художественный фильм: «Две зимы и три лета», до самой глубины души тронуло произведение Фёдора Абрамова, по которому был снят фильм, именно потому и написалось такое стихотворение. А когда показывали многосерийный фильм по телевизору, Михаил удивлялся, ибо хорошо запомнил книгу «Братья и сестры». Была какая-то высшая справедливость, что сняли фильм по этой великой книге. Иванович глубоко уважал писателя Фёдора Абрамова, и по случаю Девятого мая, написанного стихотворения и просмотренных любимых фильмов, выпил граммов двести водки, закусив это дело солениями с дачи.

После Девятого мая Михаила с Зоей встречали их соседи по даче, пенсионеры Татьяна с Володей. У них был тёплый дом, и они уже довольно давно жили на даче. Видимо стосковавшись по общению с людьми, они очень обрадовались приезду соседей. Татьяна, увидев, что Михаил взял лопату, чтобы вскопать землю под грядки, тут же предложила ручной плуг. Не успел Иванович толком разобраться, что к чему, а к нему на дачу уже шёл с плугом сосед Володя и уже пропахивал первую борозду, показывая, как правильно пахать. Приятное человеческому нутру общение так порадовало тружеников дачи, что через десять минут Михаил Иванович Анюшкин уже пропахал землю под грядки. Жена стала садить лук, морковь, Михаил принялся таскать дрова и складывать их в поленницу. Вновь вышла с разговором Татьяна: забор между дачами низкий, словно располагающий к беседе. Раньше больших заборов не строили, люди жили проще и в общении, и в быту, и опять же, отдушина для сердца людского всё это… Оказалось, что Володя целых три месяца отлежал в больнице с сердцем, была даже жидкость в лёгких. «Обкололи всего», — сетовал на больницу Владимир. Врачи рекомендовали ему гулять на свежем воздухе. Чего-чего, а свежего воздуха в этом сибирском кооперативе хватало — все заводы были расположены за десятки километров, а разделяли расстояние от цивилизации лес да ручьи. Местами лес выгорел от людской халатности, и как же горестно было смотреть на это из окна рейсового автобуса.

Слушая Татьяну, Иванович вспомнил своего друга, священника Андрея Огородникова. Прошлой осенью он умер, и у него тоже была жидкость в лёгких. По ранней весне он добирался до храма «Всех Святых в земле Российской просиявших», молился возле могилки друга. Затем было отпевание, и похороны мамы друга — Юры Розовского. А вечером, вернувшись в посёлок Гидростроитель, Анюшкин много думал о жизни, о сыне Сергее, проходившем службу на границе с Китаем, о старшем сыне Иване, о тёте Дуне, жившей в деревне в полном одиночестве, и о многом другом. Вскоре написалось стихотворение:

Человек брёл по зимнему лесу.
Ветер с города вмиг поутих.
В голове он прокручивал пьесу —
Своей жизни написанный стих.
И семья, и друзья — всё там было.
«Ох, быстра наша жизнь», — думал он.
Поговорка: «Что было, то сплыло».
Не несёт мне письмо почтальон.
А метель разыгралась свирепо.
Лес и тот уж, казалось, завыл.
А в унынии всё так нелепо.
Человек на могилку спешил.
У креста прочитавши молитвы,
Возвратился домой вечерком.
Зло, добро — а они поле битвы.
Я сегодня к добру шёл пешком.
На другой день письмо принесли
От сыночка, что служит солдатом.
«Ох, Кровинушка мой! Ты вдали!» -
Потревожили мысли набатом.
Слава Богу! Живой мой родной.
Мысли грустные вмиг отлетели.
Друг! Священник! В могилке святой.
Мы с тобою печаль одолели.

Подумать только, соседка Татьяна рассказывала о муже Володе, а тут столько сразу в памяти всплыло, и с этим надо жить.

Работы на даче всегда много, потому варили ту еду, которая готовится быстро, а именно — тушёнку с макаронами. Ели с аппетитом. Тушёнка была красноярская, в банке одно мясо, отечественный производитель радовал не только качеством, но и ценой. Утром проснулись от пения птиц. Что может быть прекраснее чистого воздуха?! Пока таскал дрова и складывал их в поленницу, вдруг подумал Анюшкин о той мухе: сколько всего такого ожившего по весне в природе, вовек не сочтёшь. В деревенском детстве под камнями у речки лягушек много находили, играли и не ведали, что эти самые лягушки зимой спят, а весною просыпаются. Медведь тоже, конечно, спать ложится, но у всех это всё равно по-разному происходит. Чудно всё на белом свете, Божием свете. Зоя с мужем пьют утрешний чай и вспоминают вчерашний день, как наработались до ломоты в костях, как соседка Татьяна говорила им, что утром будет всё болеть, что они-то с мужем тут живут и делают работу постепенно.

Одним словом, жалела соседка Татьяна Зою с Михаилом — слишком резко накинулись на работу. Сколько такого похожего происходит по всей нашей стране — дела житейские, вечно суетливые. Вечером дали воду, набрали почти все бочки, натаскали воды в баню, а вот силы топить её, чтоб попариться и помыться, уже не осталось. И это почему-то радовало. Радовало и то, что работа отвлекла думы о сыновьях, завсегда думы о детях переполняют всё на свете, но это всё круговерть жизни, от которой, пока жив человек, не уйти. Много раз думал Иванович, глядя на лес и рядышком стоящий свой домик, называемый в народе дачей: «Даже Святые старцы, удаляясь от людей в лес для молитв, потом возвращались в народ и спасали людей, что уж говорить о нас многогрешных: нам без дачи и леса туго бы совсем было. В девяностые есть совсем нечего было. Низкий поклон от всего русского народа земле-то нашей». И думы такие лечили душу.

Быстро пролетели два дня. Вернувшись в посёлок и намывшись в ванной, готовить ничего не хотели. Муж и жена думали: что бы приготовить, чтобы поесть побыстрее и отдохнуть. Анюшкин, глядя на батон и молоко, вспомнил, как в деревенском детстве ели тюрю. Покрошив батон в тарелку, залил молоком — блюдо готово. Вот и наелись, тем самым вспомнив знатное хлёбово. А нутру гоже было ещё и оттого, что это была еда сказочного детства. Деревенская память особенная: хоть и вырос Михаил в городе, но мама каждый год возила его в деревню, и это были счастливые годы для подавляющего большинства людей Советского Союза.

Неделя, она что? Пять рабочих дней, а в связи с эпидемией ученики не учились в школе, были закрыты детские сады, многие не работали или потеряли работу. Всем без исключения людям было тревожно на душе. Жена Ивановича Зоя работала в больнице. В этот раз добраться до дачи помог друг сына Ивана, Михаил. Он взвалил на себя тяжелейшую ношу, стал председателем кооператива. Анюшкину было искренне жаль тёзку Михаила: старый весь в дырах водопровод, сгнившие столбы, несущие ток, а меж тем люди требуют, чтобы были и вода, и электричество. Михаил по дороге на дачу рассказывал:

— А чо, дядя Миша, сам свариваю трубопровод, в этом году больше ста больших дыр на трубе заварил, трубы-то — труха сплошная. Если сварщика нанимать, то очень дорого обойдётся. Я ведь самоучка. Сколько всего нового узнал, пока занимался электродвигателем. С Ангары надо людям воду дать, сотни дачных домиков должны быть с водой, шибко хлопотно, порой поесть некогда. Дел — невпроворот, люди требуют, совсем не понимая, что всё давно устарело, надо всё менять.

У Михаила высшее образование, вместе с сыном Михаила, Иваном, они учились на инженеров-строителей. Досталось им за пять лет, пока строили мосты и дороги по всей Иркутской области: кругом бардак, воровство, а дороги меж тем строить надобно. Не один раз слышал Иванович от молодых инженеров, что повезло тем, кто жил при Советском Союзе. А им теперь приходится жить при сплошном бардаке. Они старались честно выполнять свою работу, за что и поплатились, не нужны были ныне стране честные. И Анюшкин по-отцовски успокаивал Мишу:

— Миша! Ну и что, что ты самоучка по сварке, по сути, все мы самоучки, даже те, кто и учился на сварщика. А твоё инженерное образование тебе тоже пригодится, да ты ведь чуешь это кажинный Божий день.

У Михаила были действительно золотые руки, много раз видя, как он работает, думалось Ивановичу, что мало такой работы, которую тот бы не смог сделать. Настоящий мастер. По дороге увидели часть выгоревшего леса, Михаил объяснил:

— Водитель вёз на бортовой машине мусор, а он загорелся. Ему бы прямо на дороге вывалить мусор, тогда бы мусор сгорел и всё, а он свернул в лес, вот лес и полыхнул. Говорят, оштрафовали водителя на большую сумму.

Во вторник Иванович поехал на дачу один, надо было допахать огород ручным плугом. На остановке были всё знакомые лица, узнал он жену Володи Щербакова Марию. Они были давно на пенсии, работал с ними на отопительном заводе. Мария рассказывала:

— Провод на даче отвалился, старое же всё. Мой взял лестницу, полез, а лестница тоже старая, упал. Сделал новую, полез снова, наладил электричество.

Живо представив Володю, Михаил вспомнил, что по специальности он фрезеровщик, и у него действительно золотые руки. Но что поделаешь, стареют не только люди, но и их дачи с лестницами. Люди в автобусе ехали кто с маской на лице, кто нет. Эпидемия коронавируса во всём мире не отступала, люди умирали, но, слава Богу, и выздоравливали, переболев этим тяжким недугом. По телевизору день и ночь говорили, сколько вновь заболевших, сколько умерших, сколько выздоровевших. Старенькая мама Михаила говорила сыну: «Всё тростят и тростят». Слово «тростят», в мамином понимании, значило «говорят», у неё было много таких слов в жизненном запасе. Автобус доехал до «Сибиряка», Михаил шёл с соседкой по даче Любой в гору, её встретил муж Олег, поцеловал скромно в щёчку, и на это было приятно посмотреть. Анюшкин немного рассмешил Олега с Любой, сказав, что здесь хороший воздух.

Допахивая огород, Михаил почувствовал, что батарейка организма на исходе, пошёл в домик передохнуть. Дело осложнялось тем, что было много травы, прополка отнимала много времени. На улице становилось жарко, в глазах темнело. Иванович снова шёл в домик, думал, что надобно обождать, когда жара спадёт. Вскоре подул прохладный ветерок, и наконец-то, анюшкинская вспашка окончилась. Сняв с головы кепку, Михаил стал смотреть на соседский огород, Татьяна с Володей работали. Володя приколачивал гвоздь, Татьяна рядышком командовала. И Михаил, не удержавшись, заговорил с дорогими соседями:

— А я гляжу, вы вместе любую работу делаете, приятно посмотреть.

Татьяна в ответ:

— А как же. Если он не по-моему сделает, переделывать надо.

Иванович поднял плуг и перевалил его через низкий забор:

— Спасибо, соседи, за плуг!

Татьяна с Володей улыбнулись, и этого с лихвой хватило Михаилу, чтобы не думать об усталости, наоборот, неожиданно подумалось: интересно, где сейчас та муха, которая однажды облюбовала анюшкинский нос?

В следующие выходные Михаил с женою Зоей поехали на дачу вдвоём. Кота Ваську оставили у мамы Ивановича, чтобы ему не было скучно без хозяев.

Дружно посадили картошку, и на душе стало легче. Много значит для русского человека картошка…

Жизнь, слава Богу, продолжалась. Очень было жаль всех, кто умер от коронавируса. А Михаилу и Зое, и их соседям Татьяне с Володей, всем людям на земле думалось: «Помоги, Господи, чтобы врачи создали лекарство от этой заразы, помоги, Господи…»