Уважаемый грузовик

На автозаводе сделали грузовой автомобиль. Двигатель поставили под капот  —  только что с конвейера. Фары прикрепили новенькие. Кузов тоже  —  с иголочки.
На радиаторе красуются буквы  — «ЗИЛ». Машина пахнет свежей краской. Хороша!
Погрузили ее на платформу. И поехала она служить в армию.
Приехала. Стоит в батальонном автопарке. Подходит к ней рядовой Максютин и говорит:
—  Вот он, мой «ЗИЛ». Ну, здорово Захарка! Служить будем вместе. Для начала я мотор заведу. Послушаю, как он работает. А потом  —  куда начальство прикажет, туда, Захарка, и поедем.

Максютин с тех пор так и звал свой «ЗИЛ» Захаркой. Бывало, привезет с продовольственной базы сладостей в солдатскую чайную и говорит: «Гуляй, братва! Захарка сегодня весь батальон пряниками снабдил».
А когда доставит мясо в столовую, тут же спешит поделиться новостью с командиром взвода: «Товарищ лейтенант, мой Захарка котлет и шницелей привез. Дня на два, не меньше».

Все звали водителя уважительно  —  рядовой Максютин. А он звал грузовик Захаркой. Словно несмышленого мальца. Была в этом прозвище снисходительная усмешка. Но трудяга—грузовик не обижался. Исправно нес свою службу. Мотор у него  —  как часы. На заводе машину сработали на совесть.
Однажды дождливой ночью прицепили к машине пушку, посадили в кузов расчет и приказали рядовому Максютину:
—  Доставить орудие с солдатами на полигон полка! По боевой тревоге! Сроку  —  полчаса!

Едет Максютин. На проселочной дороге  —  лужи. Одна шире и глубже другой. Фары освещают серную маслянистую воду. И на душе у водителя кошки скребут: «Застрянем! Сейчас застрянем! Не пройдет машина!»
Захарка с ходу влетел в широченную промоину. Брызги  —  в разные стороны! Заворчал грузовик. Задрожал мотор. Колеса выкинули фонтан грязи. И проскочила машина опасное место.
Сказал тогда рядовой Максютин:
—  Спасибо, Захар! Спасибо, брат! Здорово у  тебя получилось  —  бросок через лужу.

А впереди  уже спуск в низину. Потом подъем на крутую гору. Дождь все льет и льет. Разве Захару осилить раскисшую, скользкую дорогу?
Максютин скорость переключил и покрепче  вцепился в руль. Не подведи, брат Захар! Вынеси! Вывези на ровное место! Век будет тебе благодарен водитель.
Мащина осторожно спустилась в низину. И тут взвыл, взревел мощный мотор. Пошла машина на подъем. Трясется, как в лихорадке. Но идет, не сдается.
—  Ну, давай! Еще чуточку! Еще немножечко! Уважаемый Захар Захарович! Тяни!   —  шепчет побледневший Максютин.

Уже не Захаркой, а как раз уважаемым Захаром Захаровичем величал Максютин свой «ЗИЛ».  Почему? Да потому, что заслужил грузовик почтение. Вывозит Максютина. Вытягивает пушку с расчетом. Такой, понимаете, надежный этот автомобиль. Нельзя его звать Захаркой, будто несмышленыша.
И ведь не подкачал грузовик  —  осилил опасный, крутой подъем.
На полигоне командир взвода похвалил и автомобиль, и шофера. За выполнение задания в срок.

После учений пришла пора звать «ЗИЛ» по—другому.
Спросит шофера взводный командир:
—  А что, рядовой Максютин, как у нас в офицерской столовой насчет шницелей с котлетами?
Водитель отвечает:
—  Мой друг, Захар Захарович, гарантирует, что с котлетами все в полном боевом порядке.

Наперекор сугробам

Кто не мечтал подняться в небо? Летать на самолете?
Березкин мечтал о полетах с детства.
Когда  брали его на службу в армию, он просился в авиацию. Был уверен:  непременно случится  такое дело, что небо окажется совсем рядышком. Нет, пилотом быть не получится. На него, известно, в военном училище нужно учиться. Но радистом на самолет могли бы взять.
Зря, что ли, изучал  радиодело в школе!

Взяли Березкина как раз в авиацию, и попал он в роту электриков.
Там ему поручили что? Лампочки.
Следи за ними, солдат! Надо, чтоб исправно горели они по ночам. Лампочкам положено указывать границу посадочной полосы в темноте.
Березкин был расстроен: человек летать думал, а ему какие—то лампочки всучили!  Назывались они, правда, красиво  —  габаритные огни. Вот только в обязательности на земле находились, вовсе  —  не в небе. Нисколько не по соседству с облаками.
Ты возле этих огней словно привязанный. Где уж тут летать? Остались мечты мечтами.

Шло потихоньку лето.
Рядовой Березкин с завистью провожал  могучие острокрылые машины в небесные дали. Перед взлетом они разгоняли двигатели. Ревели, дрожа от натуги. Однако от земли отрывались легко и быстро исчезали среди туч.
Самолеты  —  все до одного  —  улетали без него, и это было для Березкина огорчительно.  Чуть не до слез.
Он, конечно,  плакать не торопился. Потому что считал себя мужчиной. Поднимался в небо и все равно летал, летал  —  в неотвязных снах.

Потом наступила осень. Не задержалась в дороге и зима: повалили
один за другим снежные заряды. Вот здесь началась у солдат аэродромной команды самая горячая работа.
Однажды ночью Березкина и других электриков подняли с коек. Давайте, дорогие товарищи, в авральном порядке очищать от снега взлетную полосу. Самолетам приказано подняться в воздух, а тут  —  пурга.

Солдатам понятно: военная случилась надобность. Срочные полеты не отменишь. Летчики должны уходить в небо даже тогда, когда метели позволяют себе вовсю задувать. Служба есть служба, и коль она всепогодная, то габаритным огням гореть и гореть без передыху.
Боевая тревога на аэродроме! 
Дружно пошли по взлетной полосе мощные машины с огневыми установками  —  горячие сильные струи воздуха упрямо сушили бетонку. Они беспощадно расправлялись с неуступчивым льдом и сугробными заносами.

Но беда с этой пургой! Слишком сильно она задувает, и машинам не удастся такое дело, чтоб  взять и сойти с  твердой бетонки.
Не под силу им очищать от  завалов габаритные огни в стороне от полосы. Выручайте солдатские лопаты! Возле каждого фонаря надо вам поработать. Пусть на полтора метра в любую сторону будет порядок. Порядок и  несомненная чистота наперекор  сугробам, по-шальному растущим!

Березкин изо всех сил орудовал своей лопатой.
Вскоре ему стало жарко.
Был на нем ватный бушлат, который грел, ровно  меховая шуба. И, кажется,  подмога  от таковской одежки  стала в тревожной темноватой  ночи не очень-то нужной. Долой бушлат! Он только мешает.

Снегу какая забота, что солдатские лопаты  стараются? Он подваливал к фонарям и подваливал. 
Березкин поглядывал на товарищей, не желая отставать. А в сторону снежных зарядов слал подсказки, усмешливо негромкие: усердствуете? ну, это вы напрасно! у нас ваше дело не выгорит!  габаритные огни  будут гореть! и вполне исправно!
Фонари, очищенные от снега,  охотно светились. И самолеты взлетали.
Выполнив задание, они  возвращались, благополучно приземлялись, потому что ярко горели огни вдоль бетонной полосы.

Этой ночью хорошо, на совесть поработал Березкин.
Когда рассвело, он  —  довольный, что справился вместе со всеми с непрошеной пургой  —  вернулся в казарму и лег спать.
Нет, не летал во сне. Впервые за долгие месяцы службы. Он провожал в небо самолеты. И чувствовал себя счастливым. Бывает же такое!