Глеб НАГОРНЫЙ. "Русский Хэллоуин". Второе действие

 

Действие второе

Трэш & Угар

 

Ключевые слова[1]: #«Ватники» и «пиджачники», #Коляда, # Алые и белые розы, #Целостность и самобытность, #Референдум, #€па, #Формат 3D, #Трансильвания.

 

Картина шестая

Сюрреалистический коллаж

 

Подмосковье. Рублевские урочища. Гринвич+3. Где-то в урочищах истерит петух.

Дом, который принадлежал упокоившемуся с миром Вадиму Альбертовичу Кряжистому. Дом, который принадлежит его любовнице Светлане Николаевне и малолетнему байстрючонку Сашеньке. Дом, в котором по инерции продолжает обитать семейство Кряжистых.

Гостиная выполнена в шикарном стиле «русский стандарт» — хай-тек с плазмой и ампир с гипсовой лепниной. Бархат и шелк вперемешку с кафелем и стеклопакетами. Жалюзи и шторы с кистями. Дорого, броско, кричаще: белые кожаные кресла, белый кожаный диван, белые кожаные подушки. На полу — шкура медведя. Белая. Кожаная.

На широких подоконниках стоят горшки с комнатными георгинами, хризантемами, бегониями и розами. Преобладают алые и белые цвета. На второй этаж тянется лестница с перилами, заканчивающаяся внутренним балконом, на котором, как и на подоконниках, также стоят кадки с цветами. Из-под лестницы выглядывает какая-то скособоченная деревяшка с облупившимся золоченым венком и блеклой надписью на горизонтальной перекладине «Некрополь Москвы».

На стенах висят полотна, выполненные в жанре гиперреализма. Светлана Николаевна с иконописным лицом. В руках у современной мадонны пухлый младенец с малиновыми щечками и перетяжками на конечностях. На темени чада — триколорный чепец, во рту — соска, на которой, если приглядеться, изображены два криволапых орла-сиамца с развернутыми в разные стороны клювами. Один пернатый держит в когтистой лапе микроскопическую державу, у другого в скрученных подагрой фалангах — лилипутский скипетр с крошечным набалдашником. Далее следуют холсты-откровения: Михаил в гусарской форме при эполетах с «левым» аксельбантом, Глебушка в мундире поручика с погонами, и один групповой ретро-портрет. Каролина Карловна в мощном крепдешиновом платье в пол, сидящая на кресле-троне: ее морщинистую шею и плечи в пигментных пятнах скрывает легкая воздушная шаль; с груди свисает богатый кулон, инкрустированный изумрудами, внутри которого щекотится прах почившего в бозе мужа; на руках маман — перчатки с открытыми пальцами, на пальцах — бриллиантовые кольца[2]; в правой руке Каролина Карловна Кряжистая на излете держит павлиний веер, в левой — белоснежный носовой платок с вензелем ККК, навевающим странную ассоциацию с Ку-клукс-кланом. Около трона теснятся Борис в замшевых штиблетах и бархатном костюмчике, отчего он напоминает инфанта, и Настенька с Лизон в лаковых туфельках с «бабочками» и бальных платьях — в розовом и в розовом. Над всеми парят легкие нимбы. На заднем плане картины виднеется лакированный столик на высокой ножке. На столике величаво возвышается урна с остатками Вадима Альбертовича внутри и гравировкой «R.I.P.»[3] снаружи.

 

Светлана Николаевна, облаченная в деловой брючный костюм, в задумчивости ходит около высокого, в человеческий рост, зеркала на колесиках. Рядом с ней стоят Каролина Карловна, Настенька и Лизон с сумками из duty free.

 

Светлана Николаевна. А разве Роман Андреевич не в Шотландии? Об этом же вся Москва знает. Даже адрес где-то в печати мелькал... Ничего не понимаю, а что с зеркалом?

Каролина Карловна. В том-то и дело, что нет. Здесь он, в Москве. Сейчас его ребята привезут. Мы с девочками на такси поехали, а они еще разгружают. Это, кстати, вам, Светлана Николаевна. (Заискивающе протягивает букет из роз.) Я вам на обратном пути еще и семян купила, как вы просили. Тут «Махровые Ланкастерские» и «Йоркский гибрид»[4]. (Вытаскивает два полотняных мешочка с вышитыми на них кровавыми и бледными цветами.)

Светлана Николаевна. Что разгружают? (Ставит букет в вазу, расправляет цветы.) Алые подвяли, а вот белые хорошо выглядят. Давайте сюда семена. (Принимает в дар мешочки.)

Настенька. Романа Андреевича.

Лизон (посасывая Chupa Chups). В гробу.

Светлана Николаевна. Так он умер, что ли?

Каролина Карловна. Живее всех живых, Светлана Николаевна.

Настенька. Просто он так просил, так просил.

Светлана Николаевна. Подождите, я что-то вообще ничего не понимаю. Он же в розыске.

Лизон. Правильно. Вот мы его и вывезли.

Светлана Николаевна. Зачем?

Настенька. Москву посмотреть. Он соскучился.

Светлана Николаевна. Что значит «соскучился»? Послушайте, да что с зеркалом за ерунда творится?

Каролина Карловна. Ну. Ностальгия у него. А что не так? (Подходит к зеркалу.) Да, странно.

Светлана Николаевна. С ума сойти. И что, его сейчас сюда привезут?

Каролина Карловна. Ну а куда же еще? Друг семьи всё-таки.

Светлана Николаевна. Каролина Карловна, вы в Шотландии что, со своим Боренькой наркотики пробовали?

Каролина Карловна. Бореньку не трогайте. Он давно не нюхает.

Настенька. Я вам сейчас всё объясню, Светлана Николаевна. (Подходит ближе к зеркалу.) Может, брак какой?

Светлана Николаевна. Не надо мне ничего объяснять! Я не для того вас в доме держу, чтобы объяснения ваши глупые выслушивать. Сами подумайте, что вы говорите. Олигарх-беженец приезжает в Москву. Как вы сказали? В гробу. И останавливается у меня. Депутата и бизнесмена.

Лизон. Вумен. Чё там такое? (Тоже подходит к зеркалу.) Клёво!

Светлана Николаевна. Именно! Бизнесвумен! Это же подсудное дело.

Настенька. Так он же инкогнито. (Обходит зеркало.) Надо же, тут то же самое.

Лизон. Он погостить только. Туда и обратно. Тем более с нами Юрий Владимирович. А он типа адвокат.

Светлана Николаевна. На погосте он погостит! Вы что, не понимаете? Он же особо опасен. Такого в страну пусти — сразу дефолт начнется... Ну-ка, дыхните все. (Подходит к каждой, принюхивается.) Ну конечно, от вас же запах.

Настенька. Мы чуть-чуть только. На Хэллоуин.

Светлана Николаевна. Дома надо сидеть! Коляду праздновать, Масленицу, Пасху!

Настенька. До Пасхи еще далеко.

Светлана Николаевна. Зато до Коляды близко! Каролина Карловна, я вас зачем в Шотландию послала?

Каролина Карловна. Отдохнуть. Проведать. Ну и на распродажу. По магазинам.

Светлана Николаевна. А вы что привезли?

Лизон. Prad’у, Светлана Николаевна! Louis Vuitton. (Помахивает сумочками.) А это вообще эксклюзив, ручная работа! (Протягивает замшевую сумочку, на которой золотым шнуром красуется «Voina i Mir».) Слушайте, вы когда это зеркало купили? Может, позвонить? Поменяют. Оно же бракованное.

Светлана Николаевна. И гроб, Лиза! Гроб вы привезли! Как вы додуматься вообще до такого могли? А если бы вас на таможне задержали? (Берет iPhonе, набирает номер.)

Лизон. Да не, нормально всё. Миша с Юрием Владимировичем всё порешали.

Светлана Николаевна. Что значит «порешали», Лизонька?

Лизон. В смысле, всё ОК.

Светлана Николаевна. То есть, я правильно понимаю, вы не British Airways летели? (Делает властное движение рукой, чтобы все замолчали, говорит в смартфон.) Здравствуйте, я у вас зеркало заказывала. Да... Рублевское шоссе... Да... Румынское... Фирмы «Цепеш»... Да... Доставили нормально. Поменять можно? Да, акт приема-передачи подписывала... Да, по акту моральных и материальных претензий не имею... Да... Поменять можно?.. Как это «почему»? Оно бракованное оказалось. Что значит «шучу»?.. Послушайте, девушка, не хамите. При чем здесь «из Трансильвании поставки временно не производятся»?.. Что значит «пока у нас праздники с референдумом не пройдут»?.. Я нормально с вами разговариваю. Какие «превентивные санкции»?.. Сами вы «пьяная»! Трубку бросили...

 

Снова звонит. Из телефона раздается мелодичное: «Ваш звонок очень важен для нас. В настоящее время все операторы заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии. Обращаем Ваше внимание, что в целях повышения качества обслуживания разговор с оператором может быть записан. Время ожидания десять минут». Светлана Николаевна сбрасывает номер. Пауза. Задумчиво смотрит на Кряжистых.

 

Светлана Николаевна. Так что, вы его Аэрофлотом вывезли?

Лизон. Ну нет конечно, мы что, сумасшедшие? Разбиться же все могли. Нашими семейными авиалиниями.

Светлана Николаевна (впадает в ступор). Какими «нашими»?

Настенька. Лиза хотела сказать «вашими».

Светлана Николаевна. Это безумие какое-то! На моей авиалинии, олигарха-беженца, в гробу, в мой дом!

Лизон. А мы никому не скажем. Посмотрите, какие сумочки клёвые. Правда, лакшери?[5]

Светлана Николаевна. Идиотка! Сумочки у нее! Эксклюзив! Лакшери!

Каролина Карловна. Между прочим, Светлана Николаевна, это когда-то и наш дом был, пока он по наследству вашему сыну не перешел, так что вот...

Светлана Николаевна. Что «вот»?! Что «вот»?! Он Сашеньке по завещанию перешел. А остальное — это всё крохи, из которых я империю создала. Или вы хотите сказать, что авиалиния и похоронный бизнес — это папа ваш всё создал?

Каролина Карловна (закипая). Создали вы, но мы вам тоже, между прочим, помогали.

Светлана Николаевна. Допомогались, что сейчас всё в один день рухнуть может! Это же уголовное дело! Вы что, дуры, простых вещей не понимаете?!

Каролина Карловна (сквозь зубы). Лизочка же вам сказала. С нами Юрий Владимирович был. Он всё решил.

Светлана Николаевна. Не повторяйтесь. Где Юрий Владимирович не появляется, там везде проблемы. Прохиндей еще тот! Ни одного моего суда толком не выиграл. Всё только через взятки.

Лизон (облизывая Chupa Chups). То есть всё-таки выиграл?

Светлана Николаевна. Купил, а не выиграл!

Лизон. Ой да ладно. Он прикольный чел. По правилам просто играет. Если бы не он, так неизвестно вообще, были бы вы тут...

Светлана Николаевна. Ты, Лиза, вообще помолчала бы! На моей шее, между прочим, сидишь!

Настенька. Не ссорьтесь! Ну пожалуйста. Каждый день одно и то же. Кто кому должен, кто кому не так завещал... Ну уж как есть. Пожалуйста, хватит!

Каролина Карловна (взрываясь). А что это ты на ее стороне, Настька?! Она тебе что, мать? Сестра? Она, между прочим, нас лишила всего! Или ты забыла, как всё было?! Этот кобель обрюхатил ее, а нас по миру чуть не пустил! (Показывает пальцем на лаковый столик с урной, нарисованный на групповом портрете.)

Настенька. А она, между прочим, нас не выгнала. А могла! Ты бы спасибо лучше Светлане Николаевне сказала!

Каролина Карловна. Да если бы не мои связи, она бы в жизни такой бизнес не выстроила!

Светлана Николаевна. А ничего, что я тут нахожусь? А, Каролина Карловна?

Каролина Карловна. Ничего хорошего. Вон, даже в зеркале не отражаетесь!

Светлана Николаевна. Вы тоже, между прочим, не отражаетесь! Можно мне сказать, наконец?

Каролина Карловна. Можно и помолчать! Потому что деньги — деньгами, а связи — связями, если уж на то пошло!

Светлана Николаевна. Да вы бы поблагодарили, что я забеременела от вашего мужа. Вы что, Каролина Карловна, забыли, что он вообще вас всех наследства лишил? Только благодаря Сашеньке обязательная доля в наследстве осталась.

Каролина Карловна. И где этот Сашенька? Где? Я его неделями не вижу.

Светлана Николаевна. В круглосуточной группе он! Вы сами настояли! Мол, времени на ребенка нет при занятии бизнесом. Я, между прочим, скучаю по нему!

Каролина Карловна. Скучает она! Кто ему мать, в конце концов?!

Светлана Николаевна (в негодовании). Я... Я... Да скажите спасибо, что я вас вообще всех вон не выставила!

Каролина Карловна. Может, мне в ноги еще поклониться?

Светлана Николаевна. А может, и не мешало бы!

Лизон. А может, заткнетесь вы когда-нибудь?! У меня уже уши в трубочки свернулись!

Каролина Карловна. А может, ты не будешь встревать, когда старшие разговаривают?

Лизон. Бли-и-ин! Как же вы мне надоели все! Поскорей бы гроб уже привезли. Идиотизм какой-то. С вами же жить невозможно. Всё срётесь и срётесь. То из-за наследства, то из-за акций.

Каролина Карловна. Язык, оторва, придержи. Хорошо, что у нас хоть акции есть, так бы она нас точно отсюда выжила.

Светлана Николаевна. Вот и дура я тогда, что согласилась с вами поделиться. Думала, как с близкими.

Каролина Карловна. Это не ты дура, это я — умная. (В сторону.) Вот Романа Андреевича привезут, я у него обязательно номер специалиста возьму. Он тебе вплетет ленты куда следует...

Настенька. Кстати, Светлана Николаевна, если уж разговор зашел... по поводу акций... а что с кредитом? У нас же все сроки вышли.

Светлана Николаевна. Не переживай, всё нормально будет. А с банком я разберусь.

Настенька. Просто не хотелось бы всех акций лишиться. У нас же больше нет ничего.

Светлана Николаевна. Сказала же — не переживай. Партию продадим и погасим.

Каролина Карловна. Какую еще «партию»? Вы свою партию продавать собрались? Или я чего-то не знаю?

Светлана Николаевна. Я разве сказала «партию»? Оговорилась. Это всё референдум дурацкий. Слишком много политики во всем стало... И петух этот соседский постоянно орет. Надоел, сил нет. Голова из-за него кругом... Вы, кстати, как голосовать будете? За целостность или самобытность?

Каролина Карловна. Светлана Николаевна, вы не уводите разговор в сторону. До референдума еще два месяца. Что это за «партия», которую вы собрались продавать?..

 

В этот момент из коридора слышатся голоса, раздающиеся из коридора, и разговор резко прерывается.

 

Глебушка. Да говорю, не тот это.

Борис. Тот.

Бенедикт. Не, Глеб Вадимыч дело говорит. Не тот.

Юрий Владимирович. Да тот, тот.

Глебушка. Да не тот.

Отец Сергий. Когда веры нет, всё не тем кажется. А придет вера — всё тем становится, что и есть на деле.

Глебушка. Я когда тебя, Сергунь, слышу, мне кажется, что хляби небесные у меня прямо в мозгу разверзаются. В сотый раз вам повторяю. Не тот.

Леон. А по мне тот.

Михаил. Ща проверим, на!

 

Вносят гроб, ставят посреди гостиной.

 

Отец Сергий. Славьтесь во Христе, Светлана Николаевна!

Светлана Николаевна (растягивая). Здравствуйте, Сери-и-ожа.

Отец Сергий. Будто вы и не рады нам. А мы ведь с гостинцем к вам.

Светлана Николаевна. Я вижу. Табакерку с чёртиком привезли? Вы в своем уме?

Юрий Владимирович. А, так вы уже в курсе. Добрый день, Светлана Николаевна. Хэллоуин же. Вот мы и подумали...

Светлана Николаевна. Чем вы подумали? Чем?

Леон. Мозгом. Good evening, Светлана Николаевна.

Светлана Николаевна. Говори по-русски. Ты в России. (Леону и Бенедикту.) Зачем приехали? Я вас приглашала? Ваше дело в Шотландии сидеть.

Бенедикт. Так мы ж охрана. Hello, собственно.

Светлана Николаевна. Я сказала — по-русски! Может, всё-таки откроете табакерку?

 

Склоняются над гробом.

 

Глебушка. Чё-то у меня большие сомнения. Разве что, если он только похудел в дороге.

 

Открывают домовину, все в замешательстве смотрят внутрь.

 

Отец Сергий. Чертовщина! Прости Господи. (Крестится.)

Михаил. Хера себе, на!

Глебушка (радостно). Ну вот! Я же говорил. Не тот это!

Борис. А где тогда тот?

Юрий Владимирович. Ничего не понимаю.

Лизон. Улётный Хэллоуин вышел!

Настенька. А что внутри?

Лизон. Вроде рулоны какие-то.

Глебушка. Да ну, вряд ли Роман Андреевич за время полета в обои превратился.

Каролина Карловна. Помолчи, Глеб. Это не рулоны — это картины. Причем ценные.

Светлана Николаевна. А чёртик куда пропал?

 

Ей никто не отвечает. Все вытаскивают рулоны. Слуги присвистывают.

 

Каролина Карловна. Тут на миллионы. Бог ты мой, какие полотна!

Лизон (досасывая Chupa Chups). Я фигею!

Отец Сергий. Дары волхвов.

Глебушка. По-моему, ты, Сергунь, первый раз в тему сказал. Бень, набери-ка своему Монте-Кристо на трубу. Мы, по-моему, гробы перепутали.

Настенька. Да! Надо Роману Андреевичу позвонить!

Бенедикт (набирает номер на мобильнике, ходит взад-вперед). Это кто? (Длинная пауза.) Ты... это... как тебя... Короче, не вернешь... Что?! Ты, баклан, чё, не понял, с кем базаришь? Да я тебя урою, тварь!.. Сука, трубку бросил. (Набирает снова. В растерянности опускает руку.) Вне зоны...

Глебушка. Он всегда вне зоны.

Каролина Карловна. Что там случилось, Бень? Ты с кем разговаривал?

Бенедикт (плюхается в кресло). Короче, походу, засада у нас большая. Влип олигарх.

Юрий Владимирович. Можно поподробней, Бенедикт?

Бенедикт. Чё тут «поподробней»? В заложники его, кажись, взяли. Сказали, не вернем картины, по кускам его присылать будут.

Отец Сергий. Святые угодники!

Каролина Карловна. Юрий Владимирович, срочно звоните в полицию!

Юрий Владимирович. Ни в коем случае.

Лизон. Почему это?

Глебушка. А что, так не понятно? Мы же его вывезли. А он в розыске. Чистая уголовка. Сколько нам, Юрасик, по твоим кодексам светит?

Юрий Владимирович. Глеб Вадимович прав, нельзя в полицию.

Настенька. Так, а что делать? Его же убьют.

Михаил. Ну и пусть.

Настенька. Что значит «ну и пусть»?

Михаил. А то и значит, на!

Борис. Миша правильно говорит. Это его проблемы. После того, что он с нами в Шотландии натворил, туда ему и дорога.

Светлана Николаевна. Не поняла. А что там было?

Глебушка. Трэш энд Угар там был. Роман Андреевич скучал по нам очень. Отелло наш доморощенный. Мне вообще показалось, что он за время пребывания в Шотландии сильно деградировал. Видимо, медикаментозное лечение плоды дало.

Настенька. Он нас чуть не придушил от любви. Вот с ними. (Показывает пальцем на слуг.)

Леон. Мы на работе. У нас приказ был.

Глебушка. Ага, не так страшен чёрт, как его малютки. Лизоньке надо было не Swarovski Роману Андреевичу везти, а веревку с мылом. И вам заодно. В подарок.

Отец Сергий. Согласный я. Очень грешные люди. Ничего святого.

Бенедикт. Это ты про кого сейчас сказал? (Отец Сергий молчит.)

Настенька. Ну и что нам сейчас делать?

Борис. Надо срочно картины прятать.

Каролина Карловна. Хорошая мысль, Боренька. А через час посмотрим, что будет. Может, они блефуют.

Глебушка (ходит взад-вперед). Угу, блефуют. Карловна, подумай, что ты говоришь. Олигарх в заложники попал, его же на куски порвут.

Лизон (кивает на картины). А большие бабки?

Каролина Карловна. Миллионы, Лизонька. Десятки миллионов.

Глебушка. Вы слышали, что я сказал? (Внезапно останавливается у зеркала. Удивленно.) А что с зеркалом?

Светлана Николаевна. Ничего. Брак.

Юрий Владимирович (будто пробует на вкус слова). Мил-ли-о-ны, мил-ли-о-ны... (Пауза.) А Роман Андреевич и правда не очень красиво себя вел. Негостеприимно. Так что можно рискнуть.

Глебушка. Знакомый подход. Что нам душа человеческая? Пшик. 21 грамм всего. Рулоны главное! Рулоны! Вот где реальный вес! Это же вообще уже за гранью добра и зла. Роман Андреевич тот еще, конечно, олигарх на выпасе, но и вы больные на всю голову. Какая вам разница, убьют его, порежут, на мозаику разберут — плевать! Главное свое отхватить! Сергунь, что там в православном талмуде по этому поводу?

Отец Сергий. Око за око. Роман Андреевич не по-христиански себя вел.

Борис. Хорош, Глебушка, рассусоливать! Надо картины прятать! На втором этаже хороший тайник был. В нем папа компромат всякий прятал.

Светлана Николаевна. Только не туда!

Борис (алчно). Туда-туда... Внутри подвесного потолка замечательное место. Целое кладбище влезет, не то что гроб. (В охапку хватает часть картин, бежит вверх по лестнице.)

Светлана Николаевна (устремляется за ним). Нет! Нельзя! Борис, вернись!

Настенька. А как же Роман Андреевич?

Борис (сверху). Плевать! Пусть подыхает! От чёрт!

 

Раздается грохот. Со второго этажа слышится перепалка.

 

Борис. Что вы тут понаставили, Светлана Николаевна?

Светлана Николаевна. Не твое дело!

Борис. Как это не мое? Зачем вам гробов столько?

Светлана Николаевна. Не смей открывать!

Борис. Ну, наверное... Вот те на! Ма! Мама! Идите все сюда!

Светлана Николаевна. Леонид! Бенедикт!

Леон (вытаскивает пистолет). Спускайся давай!

Каролина Карловна. Что тут происходит вообще?

Борис. Мама, тут иконы! Яйца! Фаберже!

Леон. Живо, я сказал.

 

Борис спускается с иконой в руках, но, увидев Леона с пистолетом, застывает посреди лестницы. За Борисом на подкошенных ногах идет Светлана Николаевна.

 

Глебушка. О, Боренька Исусика понес! Сергунь, тебе, наверное.

Отец Сергий (жестко). Борис! Положи на место! (Рявкает.) На место, я сказал!

 

Борис от неожиданности роняет икону. Та с грохотом падает по ступеням вниз.

 

Лизон. А чё творится? Я не воткнула. Лёнчик, убери пукалку, убьешь еще кого-нибудь.

 

Леон нехотя прячет пистолет. Борис и Светлана Николаевна спускаются к остальным. Настенька поднимает икону.

 

Каролина Карловна (Леону). Откуда у тебя пистолет? Как ты его провез вообще?

Леон. Никак. Мне Миша дал. Сказал, из шотландской партии остатки.

Глебушка. Это, конечно, не наше дело, но мы ждем пояснений. Желательно юридических. Правда, Карловна?

Каролина Карловна. Юрий Владимирович, вы в этом замешаны? Признавайтесь! (Поворачивается к адвокату.) Рассказывайте. Ну!

Юрий Владимирович (мямлит). Не имею права, Каролина Карловна. Светлана Николаевна мой доверитель. Только с ее согласия.

Каролина Карловна. Светлана Николаевна?

Светлана Николаевна (безнадежно машет рукой). Рассказывайте, Юрий Владимирович.

Юрий Владимирович. Вы уверены?

Светлана Николаевна. Выхода нет. Не убивать же их, в самом деле.

Глебушка. Зачем всех? Через одного давайте. Мы рассчитаемся.

Каролина Карловна. Хватит! Хватит уже, Глеб! Говорите!

Юрий Владимирович. Значит, вот какое дело. Тут всё очень непросто и запутанно...

 

В этот момент раздается звонок в дверь.

 

Светлана Николаевна. Не открывайте! Нас нет дома!

Глебушка. Это полиция, за барахлишком пришла.

Светлана Николаевна. Вот и я об этом.

Глебушка. А поскольку это полиция, то она слепа и света в окнах не видит.

Каролина Карловна. Миша, иди открой дверь!

 

Михаил идет открывать дверь. Возвращается. В руках у него небольшая коробка, перевязанная алой лентой. Михаил ставит ее на стол.

 

Светлана Николаевна. Кто там?

Михаил. Никого. Только вот это, на.

Глебушка. Ну-с, что у нас в этом гробике припасено?

Михаил (развязывает ленту и открывает коробку). Твою мать, на!

 

Все заглядывают в коробку и тотчас отшатываются.

 

Настенька (с иконой в дрожащих руках). Это его, да? Его?

Глебушка (смотрит в коробку). Перстень на пальце его вроде. А я предупреждал.

Отец Сергий. Дары данайцев.

Глебушка. И снова в тему.

Каролина Карловна. Боря! Звони!

Борис. Кому? Куда?

Каролина Карловна. В полицию!

Юрий Владимирович. Нельзя уже в полицию.

Настенька. Бенечка, позвони, пожалуйста, еще раз Роману Андреевичу.

 

Бенедикт набирает номер.

 

Бенедикт. Отключен.

Глебушка. Еще бы он сейчас не в отключке был.

Светлана Николаевна. Что же теперь будет?

Каролина Карловна. Юрий Владимирович...

Юрий Владимирович (вытирая пот со лба). Ситуация неординарная... Сложная очень...

Глебушка. Как это точно подмечено.

Каролина Карловна. Заткнись! Заткнись, я сказала, Глеб! За-а-аткни-и-ись!

Глебушка. Да тут затыкайся, не затыкайся. Это же Хэллоуин, только русский. Ты не поняла еще, Карловна?

Каролина Карловна. Всё я давно без тебя поняла! Я одного не могу понять, при чем здесь иконы?

Глебушка. А Русский Хэллоуин без икон не празднуют.

Отец Сергий. Окстись, кощунник!

Лизон. Правда, Глеб, заманал уже... Ну, Юрий Владимирович...

Юрий Владимирович. Ситуация вот какая.

Глебушка. Сложная и неординарная.

Юрий Владимирович. Я, пожалуй, Каролина Карловна, с похорон вашего мужа начну.

Каролина Карловна. Это еще зачем?

Юрий Владимирович. Так понятней будет... Тут вот как вышло. После того, как Вадим Альбертович вас всех наследства лишил, а обязательная доля перешла его незаконнорожденному сыну, то есть в некотором роде сыну любовницы Вадима Альбертовича... то есть как бы Светлане Николаевне...

Каролина Карловна. Ой, я вас умоляю, хватит копаться в этом грязном белье.

Юрий Владимирович. Понимаете, Каролина Карловна, если не покопаться, то можно как бы и не накопать...

Глебушка. Здравая, новая, мудрая мысль.

Светлана Николаевна. Копайте уже. Только неглубоко.

Юрий Владимирович. Тут глубоко надо, потому что, если не глубоко, то тогда никто ничего не поймет. А если никто ничего не поймет, то получится, что мы белье как бы приподняли, но не копнули...

Глебушка. Ты, Юрасик, извини, конечно, но ты... как бы это сказать повежливее... ротожоп.

Юрий Владимирович. Простите, я очень нервничаю. Можно убрать эту коробку?

Каролина Карловна. Беня...

Бенедикт. Куда?

Каролина Карловна. Я не знаю куда. Куда угодно. Выброси! Кольцо только сними. И мне принеси!

Бенедикт (брезгливо). Голыми руками?

Каролина Карловна. На вот, платок возьми. (Протягивает Бенедикту платок с вензелем ККК.)

 

Бенедикт уносит коробку. Быстро возвращается. Брезгливо возвращает Каролине Карловне платок, в котором лежит кольцо.

 

Глебушка. Копай дальше, Юрасик.

Юрий Владимирович. Так вот... Значит, после того, как умер Вадим Альбертович...

Каролина Карловна (примеряя кольцо). Вы повторяетесь!

Юрий Владимирович. Словом, а бизнес-то вести надо... продолжать дело покойного... а он картины, если помните, собирал. Дорогие... а дела Вадима Альбертовича, как известно, я вел... ну и связи у меня кое-какие остались... А ведь как картины в нашей стране коллекционируются?.. ну, не мне вам объяснять... ввозим-вывозим... там иконы наши хорошо идут... Отец Сергий, конечно, очень в бартере помогал... а тут авиалинии... похоронное бюро... и, короче, мы, то есть Светлана Николаевна, Миша... не сразу, конечно, в гробах... но как-то попробовали, получилось, один раз, второй... и хоть бы что... ну и пошел новый бизнес... Лёня с Беней за импорт отвечали... Там, если краденое, или... ну, вы поняли... То сюда тогда, с Запада... Ну а я юридическим сопровождением, естественно, занимался. Вообще, очень хороший бизнес оказался... Не хуже авиалиний... Я же и в этот раз ездил, чтобы всё проконтролировать...

Каролина Карловна. А мы почему ничего не знали?

Юрий Владимирович. Ну как бы вам объяснить... ну не знали вы... если, положа руку на сердце, то Боря с Глебушкой зависимые немножко — наркотики, алкоголь, с ними особо наваристой каши не сваришь... Лизонька с Настенькой — девушки наивные, ну а у вас очень напряженные отношения со Светланой Николаевной... вот как-то так...

Каролина Карловна. А Роман Андреевич?

Отец Сергий. В неведении он. Эмигрант — веры нет. И вообще — грешник. Столько народу ограбил... (Подходит к зеркалу.) А что с зерцалом?

Глебушка. Ты тоже, экзорцист, не отражаешься?..

 

Звонок в дверь.

 

Михаил. Я! На!

 

Быстро выбегает. На трясущихся руках вносит новую коробку с роскошным белым бантом.

 

Михаил. Не успел. Такси какое-то отъехало. А номер в грязи, на.

Глебушка (в горькой усмешке). Вам посылка. Ухо Ван Гога.

 

Михаил пытается распутать бант, но только сильнее затягивает узел.

 

Борис. Дай я! (Помогает брату, вскрывает коробку.) И правда...

Все. Что «правда»?

Борис (чуть слышно). Оно...

Глебушка. Такими темпами мы ни до Коляды, ни до референдума не доживем.

 

Икона вываливается из ослабевших рук Настеньки, и девица теряет сознание. Лизон пытается привести сестру в чувство. Все начинают безумно носиться по гостиной и дико орать.

За окнами в истошном вопле заходится неврастеник-петух.

Затемнение. Резко падает занавес.

 

Картина седьмая

Оттенки гиперреализма

 

Подмосковный пополуденный день. Пришел черед языческих колядок, православных святок и светского референдума. За окнами усадьбы слышится щебет снегирей и прочей пернатой живности.

Петух молчит.

За столом — стоящим в противоположной стороне от ведущей на второй этаж лестницы — сидят Михаил, Борис и Глебушка. Посреди стола возвышаются самовар и «Вежливая» бутылка водки с черной этикеткой-шевроном, на которой изображены страж при полной амуниции и кот Мурр. На тарелках раскидана снедь.

Михаил наряжен в гусарскую форму, Глебушка — в мундире поручика, Борис — в бархатном штатском. Грудь Михаила увешана медалями, крестами и какими-то значками неизвестных ведомств. Сбоку свисает сабля в ножнах, на хромовых сапогах искрятся декоративные шпоры. В свою очередь, грудь Глебушки украшена бантом, выполненным в черно-оранжевой гамме «Русского Хэллоуина»; корпус перетянут портупеей с кобурой из кожзама. Из кобуры выглядывает травматический «Наганыч». Борис локтем упирается в лежащий на столе самоучитель «Финский для отъезжающих», из которого в качестве закладки торчит лента молочного цвета. Грудь Бориса бархатна и невинна.

Около каждого брата небрежно брошены бумажные бутоны роз. Около Михаила и Глебушки — алые, около Бориса — белая.

Глебушка встает и включает музыкальный центр. Птичий заоконный гам заглушается хитом культовой советской и российской рок-группы «Агата Кристи» — «Сказочная тайга»:

 

Когда я на почте служил ямщиком,

Ко мне постучался косматый геолог.

И, глядя на карту на белой стене,

Он усмехнулся мне...

 

Борис. Ты, Глебушка, «ватник»!

Глебушка. Сам ты «ватник»! Чтобы я за ваш гребаный сепаратизм голосовал — такого не будет! Такой референдум только на Коляду возможен. Это бред, полный бред!

Борис. Ты не понимаешь, времена империи закончились. Пора по-новому на вещи смотреть. Разве плохо, если мы как финны начнем жить? Ты же был в Европе. А у нас что? Сделай потише, разговаривать невозможно!

Глебушка (встает, делает чуть тише, возвращается за стол, поправляет на груди черно-оранжевый бант). У нас Родина — придурок. Пиджачная твоя душонка.

Михаил. Глебочка дело говорит. Ты, Борька, провокатор. Пятая колонна! Только на-но.

Борис. Глебушка, это не Родина! Родина там, где сытно!

Глебушка. С каких это пор тебе здесь не сытно стало?

Борис. С тех самых! Когда по Европе ездить начал. Когда первый пиджак от Лагерфельда купил.

Глебушка. Чем же тебя наши портные не устраивают?

Борис. Тем, что они не кутюрье!

Михаил. Чё, Боряйла, за пиджак Родину готов продать?

Борис. Какую Родину? Это не Родина. Это — телогрейка! Мисся хювя олла, сиелля Исянмаа! Где хорошо, там и Родина!

Михаил. Хрена мы, Глебочка, такую падлу в доме держим? (Хватается за эфес сабли.)

Глебушка. Иудушка. Чем чмошней и ничтожней человек, тем он более либерал.

Борис. А вы — «ватники»! Посмотрите, как остальные страны живут! Жратва, шмотки, пентхаусы! Вот где верхи могут, а низы хотят!

Глебушка. Ну, не тебе печалиться. Поди побираться еще не начал. Вон какой брендовый марафет на ноздрях.

Борис. Ты мои ноздри не трогай!.. Забыл, как тут вмиг раскулачивают?!

Глебушка. А при сепаратизме твоем, что, не раскулачат, думаешь?

Борис. При сепаратизме свобода будет! Интеграция! Инвестиции! И не сепаратизм, а суверенность и самобытность. Не подменяй термины. Сепаратизм сепаратизму — рознь!

Глебушка. Именно! Вот тут я с тобой абсолютно согласен. (Подпевает.)

 

Черные сказки про розовый снег,

Розовый снег даже во сне...

 

Борис. Не юродствуй! Знаешь, как все заживут?

Михаил. Как, на? (Ходит саблей в ножнах.)

Борис. Свободно! Калининград сразу к немцам примкнет, финны заливу помогут, китайцы Сибирь наконец освоят. У нас много земель. Отойдут другим — не жалко! Хватит уже этого царизма, этой архаики! Сколько можно!

Михаил. Глебочка, может его сразу вальнуть, на? (Кивает на кобуру брата.)

Борис. Всю Ро$$ию не вальнешь! Ты же сам, Миша, шотландцев поддерживал! И хватит меня бутафорией всякой пугать!

Михаил. Я не поддерживал. Я оружие поставлял. Это не одно и то же. (Вытаскивает саблю из ножен, кладет рядом с собой на стол.)

Борис. Нет, одно! Убери ее отсюда. Раздражает!

Михаил. Пусть полежит... Не одно. Оружие — бизнес, целостность — политика!

Борис. Политика и бизнес — то же самое!

Михаил. Ты меня вконец запутал! Шотландцы — чужие, русские — свои! (Вскидывает саблю.)

Борис (вскакивает с места). Это пластмасса!

Михаил. Заодно и проверим, на!

Глебушка (спокойно). Миш, угомонись, хватит тут Каина изображать. Да сядь ты, наконец. Размахался, в самом деле. (Михаил неохотно садится, с шумом вставляет саблю в ножны — раздается глухой звук; Глебушка продолжает.) Я вот смотрю на тебя, Боряйла, и думаю. Ты ведь всегда придурком был. Но вот когда ты успел окончательно в идиота превратиться — этот момент я упустил. Ты разве не понимаешь, что стоит регионам отсоединиться, нас сожрут сразу?

Борис. Не сожрут, если это в Конституциях закрепить!

Глебушка. В каких Конституциях, «пиджачник» ты штопаный?

Борис. Автономий. Суверенных государств! Вот сейчас референдум пройдет, сами увидите. Народ устал от этой тирании, нищеты! Пора уже самоопределяться!

Михаил. С узкоглазыми?

Борис. Зачем с ними? Если поближе к Финскому заливу махануть, мы сразу в €пе окажемся! Сразу!

Михаил. Шило на мыло. Узкоглазых на чухонцев менять?

Борис. Вы не толерантны оба! Не вежливы!

Глебушка. Ты зато на своем коксе очень толерантным стал! И вообще, ты в курсе, что самая уродливая форма лицемерия — это как раз вежливость?

Борис. А чтобы выжить, Глебушка, нужно лицемерить!.. И вы меня не слушаете совсем! У них прекрасный язык, между прочим! (Подхватывает самоучитель.) А если что, так и Курилы по-человечески заживут! Хоть и с узкоглазыми. Про залив вообще молчу!.. Ничего. Вот посмотрим на результаты референдума. У нас народ не дурак, за нищету голосовать не будет. Послушайте, как красиво. (Выключает музыкальный центр, вытаскивает из самоучителя бумажку с крупными каракулями. Старается декламировать по памяти, но постоянно заглядывает в текст.)

 

Оллако вай эй олла, сииня пулма:

Яломпаа онко хенгэн кярсия

Кайкк’инхан оннен искут секя нуолет

Вай кяйдя миеккаан тускайн мерта вастаан,

Лопеттайн кайкки? — Куолла, — нуккуа,

Эй муута; — луулла, унесс’ эття пяттю...

 

Михаил (перебивает, гогочет). Это — пять, на! Этя пятю!

Борис. Это — не пятю! Это — монолог Гамлета! Я целый месяц, между прочим, учил!

Глебушка. М-да... Эта речуга в твоем исполнении посильнее «Фауста» Гёте будет. Только ты и ее не выучил... (Пауза.) Я, Боренька, ошибся. Ты не «пиджачник», ты — «подкладочник». Подстилка, проще говоря.

Борис. А вы «ватники» все! Так и останетесь в своей сраной Рашке! И Европа не Америка! (Отходит в сторону, бубнит по-фински, раскладывает на журнальном столике «набор кокаиниста», вытаскивает из самоучителя молочную ленту, читает вслух.) Моя фамилия Кряжистый! Ага, вот! Сукунимени он Крьязистий!

Глебушка (взрывается). Да ты задрал уже, штрейкбрехер! Задрал! Всё это одна шайка-лейка! Какая, к черту, Европа? Чё ты незнайкой прикидываешься?! Нет никакой Европы — проходной двор это давно! Неужели ты, Боряйла, не понял — что все они колонии давно, вассалы, рабы. Хочешь, чтобы и у нас «слоники» и «ослики» по стране забегали? Чтоб тошниловки Макдоналдса полным цветом расцвели? (Поет.) «You Wanna Be Americano, Americano, Americano...»

Михаил. Именно, Глебочка! Гудбай Америка, на!

Глебушка. И при чем здесь «Рашка», Боряйла? Что ты как диссидент из семидесятых? Что тебя на прошлом заклинило? Ты еще Грозного с Виссарионычем вспомни. Другая же страна давно. Больше двадцати лет.

Борис. Не другая! Такая же! Русь сидящая! (Шумно всасывает ноздрёй порошок, обращается к Михаилу.) Будешь?

Михаил. Я с финскими наркоманами не нюхаю!

Борис. Ну и не надо, мне больше останется! (Глебушке.) И вообще! Косово, Каталония, Венеция — вот на кого равняться надо! Баски опять же! Корсика! Бавария, наконец!

Глебушка. Ты еще зигу для правдоподобия кинь. И хватит тут евросопли по харе размазывать. Другая страна. Давно другая. Всё другое. И мы — не Косово, мы — не баски. На порядок больше будем. В разы. Шестая часть суши, между прочим.

Борис (победно). Вот! И я о том же! Срань — мы! Дыра большая! Шестая часть ужаса!

Глебушка. А срань, Боренька, по мановению палочки в райские кущи не превращается. И если хочешь знать, я тоже власть ненавижу. Но страну я люблю больше, чем свою ненависть к власти. А вам ведь, «пиджачникам», что не сделай — всё плохо. Евровидение плохо, Олимпиада плохо, День победы плохо. Вам же при любой власти плохо. Потому что вы не власть не любите. Нет. Не в этом фишка. Совсем не в этом. Вы страну ненавидите. Вы будете два унитаза по соцсетям гонять, потому что воду за собой спустить не можете. Вы же только гадить умеете. Вы — чудовища. Пиявки. В вас ненависть на уровне Дэ-эН-Ка вживлена. У вас вообще генотип по ошибке набран. (Обращается к Михаилу.) И никакая они, Миша, не пятая колонна. Слишком красиво для них, вычурно, поэтично. Они — предатели. Самые банальные обыкновенные предатели. Их каленым железом выжигать надо, на фонарных столбах вешать, к стенке ставить. Только так в них можно гнусь вытравить, которая на генном уровне... (Наливает водку. Залпом осушает рюмку.)

Михаил. Успокойся, Глебочка.

Борис. Убивать? Как в тридцать седьмом? Рукопожатным захотелось быть? (Истерично хохочет.) А нагана вместо травматика у тебя нет?

Глебушка (хватается за кобуру, но быстро отдергивает руку). На тебя и травматика жалко. (Сквозь зубы.) И да. Убивать. Я считаю, вас убивать надо. Давить. Уничтожать. Истреблять. Только не наганами. Слишком это гуманно... Вас в кислоте растворять надо. Чтобы вы новых предателей не наплодили. Только уже — стоиудных. У которых одна только цель — попилить, раздраконить, разрушить. И на самом деле не за свободу проголосовать, а за дестабилизацию. Потому что никто не ненавидит Россию так сильно, как сами русские... И да, Боренька, сто раз да. Я не толерантен. Не вежлив... Потому что я так долго был толерантным... так долго был вежливым... что в итоге стал инквизитором... Потому что... (Пауза.) Потому что нет порока в моем отечестве. Но он в каждом из вас...

Михаил. Красиво, Глебочка, сказал! Молодца, на! (Пугливо озирается.) Тока это, тише давай.

Глебушка. Ты меня, Миша, не успокаивай! Настрогали тут нечисти, понимаешь! Фрилансеры, аутсорсеры, креативщики! Такие все фешенебельные стали, что удавиться хочется. Да какие, к чёрту, креативщики? Какие фрилансеры? Безработные креаклы кругом! Голубые в стрингах либерасты! Боря вообще ни дня в своей жизни не работал!

Борис. Я не гей!

Глебушка. Ты хуже! Ты мозгами — гей!

Борис. «Ватник»! (Трет десны.) В тайге своей оставайся!

Глебушка. Чухонец гребаный! Пригрели змею!

Михаил. Сука он и есть сука. Давай маханем лучше, на. (Разливает по рюмкам.) Представляешь, чё у других сейчас творится?

Глебушка. Надо думать, вообще семьи рушатся. Вразжопицу[6] живут.

Михаил. Как?

Глебушка. Раздельно.

Михаил. Во-во! Скоро у нас у всех вразжопицу будет. Ну, дёрнем, на!

 

Братья выпивают. Закусывают.

 

Глебушка (презрительно смотрит в сторону Бориса, который копается в самоучителе). Вот надо же. Можно десятилетиями с человеком в одном доме жить, а гниду так и не распознать... Знаешь, Миша, как-то был проведен любопытный эксперимент. «Пиджачникам» и «ватникам» показали одни и те же фотографии: грязных туалетов, окровавленных тел, растерзанных животных. Так вот. У «ватников» были зафиксированы вспышки в нервных центрах мозга, связанных с самосохранением. А «пиджачникам» хоть бы хны. Будто на солнышко из шезлонга глядели да «Мохито» потягивали.

Михаил. Брешешь, на.

Глебушка. Крестом Сергия клянусь.

Михаил. Тогда точно брешешь.

Глебушка. Нет, Миш. Чистая правда. Таким образом «ватника» от «пиджачника» можно отличить с точностью до 98 %... (Пауза.) А вот мне интересно, что там у наших в головах?

Михаил. Да хрен его знает. Лизон вот точно дура. Интернета начиталась. Стопудово за сепаратизм галку шлепнет.

Глебушка. Отключать ее от соцсетей пора.

Михаил. Это да. А ты, Глебочка, молодцом, на! Не ожидал от тебя. Наш чел оказался. (Нежно приобнимает брата, снова разливает.) Ты же вроде всегда против власти был.

Глебушка. Против власти и остался, но не против страны. А сильные мы никому не нужны. И пока нас боятся — нас уважают. Поэтому цель — раздробить. Цель — не уважать. Так что не сравнивай теплое с мягким.

Михаил. Не просекаю отличия, на.

Глебушка (задумчиво). Понимаешь, Миша. Тут всё не так просто. Любое государство, оно, по сути, как машина для разрушения, как маховик. Неужели не ясно, что ты можешь быть хоть «ватником», хоть «пиджачником», но власти глубоко наплевать, кто ты. Кем бы ты ни был, рано или поздно, она разорвет тебя на ватные комки и нитки с пуговицами. И если в государстве бизнесмен с бомжом разобщены, то в борьбе за страну они стоят плечом к плечу. Поэтому я за страну, Миша. Но всегда буду против власти. То есть я за внешнюю политику, но против внутренней... Вот, к примеру, знаешь, почему оранжевые революции всегда обречены? Потому что народ не за страну бьется, а власть на власть меняет. Вату на вату. И заканчивается всё всегда одним и тем же. Оранжевый цвет покрывается черным Хэллоуином... (Пауза.) С другой стороны, конечно, жуть кругом происходит. «Пиджачников» поддерживаешь — страну предаешь, с «ватниками» в строю маршируешь — вроде как воровской власти кланяешься... Получается, что мы вечно живем в амбивалентности, когнитивном диссонансе и нескончаемом парадоксе. И какие фигуры не выбирай, партию с государством все равно проиграешь. Поэтому из двух зол приходится выбирать, которое ближе. Такая вот чехарда выходит... Но вот что знаю абсолютно точно. Можно одновременно быть диссидентом и патриотом, но сложно, оставаясь либералом, любить Родину...

Михаил (чешет затылок). Вообще ни хрена не понял, на. Мне вразжопицу больше понравилось... Ну ладно, а вот интересно, если б олигарх жив был, он бы за кого голосовал, как думаешь?

Глебушка. Этот бы сепаратистом стал, к гадалке не ходи. Хотя он такой мутный, что мог бы за что угодно проголосовать, а фига в кармане все равно бы своего часа ждала. Но вот чего я, Миша, до сих пор понять не могу, так это следующего... Ну ладно там палец, ухо... А почему больше никто на связь не выходил? Будто все в воду канули. Где, как бы это выразиться, остальные части тела? Ведь столько месяцев прошло, между прочим.

Михаил. Так это ж круто! Картины у нас остались. А олигарх, надо сказать, всегда дрянью был. Подох, туда ему и дорога, на. Ты вспомни, что он в Шотландии с нами сделал. Жаль только, что мы с него бабки перед отъездом не стрясли. Даже тут надул.

Глебушка. Да уж, мозги у него в Шотландии совсем в картофельное пюре превратились... И всё-таки это странно как-то, чтоб вообще без новостей.

Михаил. Отсутствие плохих новостей — тоже хорошая новость, на...

Глебушка (задумчиво). Ну да, ну да... Ни тела, ни звонков, ничего... Непонятно... А тут еще Настька всю ночь орала. Говорила, что в окно Романа Андреевича видела.

Михаил. Забей, Глебочка, Настька же нервная. Ей лечиться надо.

Глебушка. Я ей то же самое сказал.

 

К братьям подходит Борис.

 

Борис. И мне плесните!

Михаил. А ты на финском скажи! (Ржёт.)

Борис. Без проблем! Мене перcеceен![7]

Михаил (наливает Борису). Заслужил, чухонец! На!

Глебушка (Михаилу). У меня подозрение, что наш финн тебя послал.

 

Борис выпивает. Кашляет.

 

Михаил (гогочет). Что патриоту хорошо, либералу — смерть!

 

В этот момент из коридора раздается голос Светланы Николаевны: «Только тщательно ноги вытирайте. Тапок на всех нет... И осторожней. Тут гробы».

Вскоре в гостиную шумной гурьбой вваливаются Светлана Николаевна, Каролина Карловна, Настенька, Лизон, отец Сергий и Юрий Владимирович. Все красные, зимние, праздничные. У некоторых слева, на груди, приколоты бумажные розы.

За ними в тертых кожаных куртках, заломленных картузах, украшенных белыми бутонами, и шнурованных берцах появляются Леон с Бенедиктом. У Бенедикта в руках многочисленные пакеты и сумки. У Леона — охапка разноцветных гелиевых и воздушных шаров с налепленными на них надписями: «Самоопределение», «Самобытность», «Суверенитет» и «Революция». Аббревиатура при этом выглядит парадоксальной.

 

Отец Сергий (сбрасывает на диван длиннополую соболиную шубу и пышный православный треух). С морозцу не помешало б. Зерцало не поменяли? (Сбивая снег, топочет валенками, на голенище которых поигрывает фирменный лейбл: «РПЦ».)

Светлана Николаевна (на ходу снимает обливную дубленку с норковой шапочкой). Так праздники. Поставок нет. (Подтягивает кожаный чулок правого сапога, оправляет юбку, затем, цокая каблучками, поднимается по лестнице на второй этаж — там занимается цветами.)

Глебушка (в пустоту). У нас целый год праздники.

Каролина Карловна (в линялом лисьем полушубке, на голове меховое гнездо, на ногах обычные «дутики»; обращается к сыновьям). А не рано начали?

Михаил. В самый раз, на.

Юрий Владимирович (стягивает с головы мерлушковый пыжик и расстегивает пальто с бобровым воротником, под которым обнаруживаются костюм-тройка и красная бабочка в белый горох). А куда вы все пропали? (Постукивает друг о друга узконосыми штиблетами на «рыбьем меху».)

Борис. Мы курить после голосования вышли. Вас долго не было, мы и уехали. А вы где были?

Настенька (в серебристой ушаночке, коротком пуховике под гжель и пушистых унтах). Мы в церковь после референдума заскочили.

Глебушка. В церковь надо было «до». После референдума — поздно. Слава Сибири, кстати!

Все. Сибир... (Осекаются, в замешательстве смотрят друг на друга.)

Лизон. Глебушка, ты дурак? (Скидывает на диван черно-оранжевый пуховик, разукрашенный под хохлому, шлепает в европейских плагиат-валенках — уггах — к зеркалу.)

Глебушка. Ты очень умная, можно подумать. Нашла за что голосовать.

Лизон. Откуда ты знаешь, за что я голосовала? И не твое дело, между прочим. И вообще. У меня тоже может быть мнение. А сейчас такое мнение в тренде. Вот. (Достает планшет из сумочки «Voina i Mir», крутит попой в палех-лосинах перед зеркалом, пытается сделать «самофото».) Чёрт! Забыла совсем, оно же не работает!

Глебушка. Лизочка, дурочка. В конце концов, ты самостоятельная личность или чей-то аппендикс? Какое «такое мнение»? Ты хоть понимаешь, что транслировать чужое мнение и быть в тренде значит проживать чужую жизнь?

Михаил. Вот это ты круто, Глебочка, задвинул. Молодца, на!

Каролина Карловна. Я смотрю, вы спелись.

Борис. Ма, а ты за что голосовала?

Каролина Карловна. Тайна голосования. Но тебе, Боренька, скажу. За самобытность. (Обнимается с сыном.)

Глебушка. Развалить страну решила? То, что папка не успел сделать?

Каролина Карловна. Миша! Скажи ему!

Михаил. Не, мать. Это уже без меня!

Каролина Карловна. Как ты смеешь! Я тебя растила! Миша!

Михаил. То и вырастила, на! Правильно, Глебочка?

Глебушка. Правильно!

Отец Сергий. Не ссорьтесь, отцы и дети.

Настенька. Матери...

Отец Сергий. Тем паче. Давайте лучше колядовать. Праздник-то какой!

Глебушка. Языческий. На что колядовать будем, Сергунь? На результаты референдума? Как проголосовал, кстати?

Отец Сергий. Церковь отделена от государства.

Глебушка. А от кормушки? Что там в духовных скрепах? Дефицита нет? Можешь не отвечать. Это риторические вопросы.

Юрий Владимирович. На результаты, Глеб Вадимович, бессмысленно колядовать.

Глебушка. На ноу-хау в электоральном процессе намекаешь? На «вбросы» с «каруселями»? (Блеет козлом.) «Карусель, карусель — это радость для нас, прокатись на нашей карусе-е-ели!..»

Юрий Владимирович. На опыт.

Борис. Так а ты, Юра, за что голосовал?

Михаил. Да, Юрасик, на тебе почему роз нет?

Юрий Владимирович. Я в карман положил.

Глебушка. А покажи, какого цвета бутончик.

Юрий Владимирович. Зачем?

Глебушка. Ну просто. Любопытно. Скажи мне, за что голосовал, а я скажу, кто ты.

Юрий Владимирович. Не могу, Глеб Вадимович. Это было бы неправильно. Тайна голосования всё-таки.

Борис. А вот мама...

Юрий Владимирович. Это ее полное право.

Глебушка. Выжидаешь, значит. Результатов ждешь. (Подходит к каждому, смотрит на бутоньерки, направляется к слугам, держащим воздушные шары.) Ну а вы, орки, вставили свое веское гражданское слово? Самоидентифицировались?

Леон с Бенедиктом (привязывают воздушные шары к перилам, ведущим на второй этаж). Indeed! (Переключаются на пакеты с покупками.)

Светлана Николаевна (спускается со второго этажа; в руках у нее лейка). Хватит, Глеб, политику разводить. Как проголосовали, так проголосовали!

Глебушка. Как, Светлана Николаевна? Ну если не секрет?

Светлана Николаевна. Как надо! (Поливает цветы на подоконнике, обращается к Каролине Карловне.) Ваш махровый гибрид сорняками какими-то порос.

Каролина Карловна (зло пожимает плечами и цедит сквозь зубы). Лучше поливать надо. Здесь вам не Европа.

Светлана Николаевна. Ладно, хватит уже пререкаться всем. (Оставляет лейку на подоконнике, присоединяется к остальным.) Давайте праздновать наконец! (Слугам.) Так! Ну-ка, убрали здесь быстро! И пол вымойте. Я же просила всех — тщательно ноги вытирать... Сери-и-иожа, вы своими валенками тут сугроб намели. Заставлю в носках ходить.

 

 

Леон с Бенедиктом безропотно собирают разбросанную по гостиной верхнюю одежду и выносят в коридор. Возвращаются со шваброй и ведром. Быстро моют пол. Просят каждого приподнять ноги — протирают подошвы. Затем возвращаются к пакетам.

 

Настенька. Согласна со Светланой Николаевной! Давайте веселиться! Референдум Рождества не отменяет!

Глебушка (усмехается). И Коляду тоже. Помнится, лет сто тому назад... во время Великой Октябрьской Коляды...

Юрий Владимирович. Тогда не референдум был.

Отец Сергий. В октябре не колядуют.

Глебушка. Ага, цыплят по осени считают. Называлось только по-другому, суть та же. Так вот, когда большевики пришли к власти...

Каролина Карловна. Глеб! Пакеты! Хватит тут телевизора!

Михаил. Точно, Глебочка, давай накатим! По-рождественскому, по-колядовскому!

Борис. Революцию всегда отпраздновать успеем!

Михаил. Умочалю, Боряйла!

Глебушка. Как известно, Боренька, после февральской революции обычно следует октябрьский переворот. А нам два раза наступить на грабли маловато будет...

Каролина Карловна. Пакеты!

Отец Сергий. Поддерживаю, матушка! Как ни зноби мороз, а праздничек веселый теплее печки пригреет.

Глебушка. Едрить твою, экзорцист! Это тебя в церкви такими псалмами нашпиговали?

Михаил. Жжёшь, Глебочка!

Лизон. Миша, чё ты его Глебочкой постоянно называешь? Противное же имя.

Михаил. Зато ласковое, на!

 

Все направляются к пакетам, над которыми склонились Леон с Бенедиктом.

 

Настенька (выуживая из пакета маски в пол-лица). Это тебе, Миша. Глебушка — твое. А это Боре.

Михаил. Чё за хрень, на?

Настенька. Маски для празднования.

Глебушка. Вы совсем очумели? У меня сейчас когнитивный диссонанс будет. Недавно же из октябрят вылезли.

Светлана Николаевна. Пора подрастать. Надевайте, Глеб. Коляда без масок — не Коляда.

Глебушка. Подрастать или перерождаться? У меня ощущение, что я из маскарадов последнее время не вылажу. Впрочем, как скажете, Светлана Николаевна. Колядки — хозяйские порядки. Только, если хотите знать, нам маски не помогут. Мы же ни одной русской традиции, кроме пятничных пьянок, не знаем.

Лизон. Уже знаем! Мы брошюрку и компакт-диск в церковной лавке купили.

Глебушка. Что еще за диск?

Лизон. С колядками! Можно в караоке петь.

Настенька. И брошюрка есть. (Показывает Глебушке.)

Глебушка (читает вслух). «Колядки на каждый день». (Удивленно.) В церкви купили? Вы ничего не перепутали? А брошюрки «Православие головного мозга» там не было? «Диагноз, стадии, лечение».

Отец Сергий. Церковь сейчас толерантно к истокам относится.

Глебушка (молча смеряет его презрительным взглядом, рассматривает маски, говорит в сторону). Вот же охламоны. Придурки православные.

Михаил. Я не хочу лошадью быть.

Настенька. Это жеребец. Посмотри, какое лицо мужественное. Тем более ты и так в гусарской форме. Тебе конем очень пойдет.

Михаил. Не хочу! Дура!

Настенька. Возьми медведя тогда. Что ты обижаешься, в самом деле.

Глебушка. Ура-патриотический медведь на коне — это, Мишаня, клёво. Как сказал один философ: «Достаточно посмотреть им в лица, чтобы понять их сущность». И свалился в запой...

Михаил. Не по делу ты сейчас, Глебочка, пошутил.

Глебушка. Это я по привычке. Давай, Настурция, я конем буду. (Надевает маску, закрывающую верхнюю половину лица; ржёт.) Иго-го!

Настенька (протягивает сестре овечью морду). Это тебе, Лиза.

Лизон. Я овцой не буду! (Выхватывает у сестры маску симпатичной козочки.)

 

Остальные тоже перевоплощаются. Каролина Карловна нехотя берет маску коровы, Борис — индюка, Светлана Николаевна превращается в гусыню, Настенька становится овцой, Юрий Владимирович — хорьком, а отцу Сергию достается личина хряка.

Леон и Бенедикт натягивают маски разулыбистых мышей, напоминающие чужеземные мордочки Mickey и Minnie Mouse.

 

Настенька. Довольно удобные маски, кстати.

Глебушка. Метафоричные. И сидят, как влитые. Сейчас мы тебе жениха наколядуем, а то засиделась в девках. Ну что, отребье, к столу?

Каролина Карловна. Не порть праздник! Лёнчик, Бенчик! Вытаскивайте остальное!

 

Слуги пытаются вывалить содержимое из пакетов на белого медведя, лежащего на полу.

 

Светлана Николаевна. Только не на шкуру! Испачкаете!

Бенедикт. А куда?

Светлана Николаевна. На пол!

Леон. Хлеб на пол?

Светлана Николаевна. Пол чистый. С ним ничего не случится.

Отец Сергий. Не гоже, матушка.

Светлана Николаевна. Ладно, давайте на диван. Только застелите чем-нибудь. Вон покрывало на стуле.

 

Слуги набрасывают на диван покрывало и вытаскивают из пакетов и сумок круглый хлеб, на которым выдавлены бороздки в виде косого креста, пироги, крендели, горшочки с кутьей и кашей, а также трехлитровые запечатанные сургучом бутыли с забористыми горилкой и перцовкой. На бутылях красуются этикетки с колядками.

Остальные помогают накрыть на стол. Настенька и Лизон, сверяясь с брошюркой, украшают гостиную разноцветными лентами и устилают стол соломой, взятой из бумажного пакета. На пакете нарисован какой-то веселый дед в тюбетейке, держащий плакат: «Коляда в эС-эС-эС-эР!» Поверх соломы сестры накидывают расшитую петухами скатерть, затем переносят на стол пироги с горшками и водружают по центру самовар. Братья с любовью несут бутыли. Кажется, что в руках у них крупные стеклянные младенцы.

 

Глебушка. Хавчик в крестьянской печи сварганили? Референдум-церковь-село? По пути заехали?

Каролина Карловна. Всё шутки шутишь? Сейчас это в супермаркете купить можно.

Глебушка. А солому, надо полагать, на бензоколонке приобрели?

Лизон. Гле-бо-чка! Хорош пургу гнать. И вообще, помогай. Вон, скатерть лучше поправь.

Глебушка. Вы бы лучше волчью шкуру постелили. (Поправляет скатерть.) Ну а петушиные клювы откуда? На каких церковных пяльцах вышиты? (Читает лейбл.) «Мade in China». Ну, кто бы сомневался.

Настенька. Там же и купили. Комплектом продавалось.

Каролина Карловна. Боренька, принеси, пожалуйста, плошки из спальни.

Борис. Ма, а где они? (Уходит.)

Каролина Карловна (кричит ему вслед). На комоде мраморный ангел стоит. Сними его — плошки в комоде. Под платьем свадебным... Да! И поднос захвати!

Глебушка (матери). На всякий случай не забываем крепкие крестьянские корни? (Кричит Борису.) От нафталина только отряхни!

Каролина Карловна. Это, Глеб, если ты забыл, от прабабки твоей осталось.

 

Слышится грохот, брань, появляется матерящийся на финском Борис. Ругань сильно напоминает татарскую. В руках Борис держит поднос, на нем возвышается посуда.

 

Борис. Чуть не разбил! Там же гробы по всему коридору. Хорошо, что плошки деревянные.

Светлана Николаевна. Ничего, через неделю эту партию вывезут. Просто сейчас некуда ставить.

Борис (водружает поднос на стол). У меня даже в глазах помутилось! И Роман Андреевич померещился. Весь седой, и лицо такое... (Подбирает слова.) Старое и будто бы фиолетовым отдает.

Отец Сергий (крестится). Упокой душу раба твоего...

Глебушка. Меньше муку надо пользовать. И не такое привидится.

Михаил (ржёт). Молодец, Глебочка! Порвал в клочья, на!

Каролина Карловна. Что за мука, Глеб?

Глебушка. Для блинцов, Карловна. Масленичных. Из расейских кофешопов.

Каролина Карловна. Не поняла тебя.

Глебушка. А и не надо. Главное, что Боряйла понял.

Каролина Карловна. Боря, а рюмки где?

Борис. Николаевские? Так ты ж не просила, ма.

Каролина Карловна. Они в буфете. За сервизом. Только осторожней, пожалуйста.

Борис (снова уходит). Понял! Понял!

Глебушка. Не вздумай червонцы трогать! И сервизом Екатерининским не жонглируй!

 

Борис возвращается с рюмками. На них императорские вензеля.

 

Глебушка. От прадеда, если не ошибаюсь? По отцовской?

Каролина Карловна. Да, Глеб. По ней.

Глебушка. Что-то я такой линии у нас не припомню. Кроме тульской самоварной, разве что.

Каролина Карловна. Обсуждали уже когда-то. Помнить не обязательно. Главное, что в родословной написано.

Глебушка. Написано или выправлено?

Каролина Карловна. Угомонись, Глеб!

Борис. Вы не поверите, но ощущение, что там всё-таки кто-то есть.

Светлана Николаевна. Где?

Борис. Да в коридоре. Будто в гробах кто-то роется.

Глебушка. Не обращай внимания, это Гоголь панночку ищет.

Светлана Николаевна. Леонид!

Леон. One moment! (Выбегает.)

Светлана Николаевна. По-русски! Ты в эР-эФ!

Леон (издалека, эхом). ОК! (Прибегает.) Пусто!

Борис. Ну не знаю...

Глебушка (показывает на маску). Это тебе индюк на глаза давит.

Настенька. Мне ночью тоже показалось, что в доме посторонний. Я выходила, а там тень. И за окном вроде бы кто-то был. Я Глебушке рассказывала. Он не поверил.

Глебушка. Ну, поскольку ни прынца шотландского, ни его отца среди нас нет, то и тени неоткуда взяться. А тебе, Настурция, валерьянку надо пить. Желательно в количестве перцовки, потребляемой отцом Сергием. Душа-то у нашего свидетеля Бахуса луженая.

Отец Сергий. Напраслину возводишь. Токмо по праздникам.

Глебушка. Зато в каких количествах. На все будни хватает. Как говорится, окстись и вздрогни!

Лизон (сестре). Так вот ты чего орала.

Настенька. Ну да. Страшно же. А если это Роман Андреевич?

Михаил. Какой Роман Андреич? Ты чё, на?

Настенька. Ну а вдруг его не убили всё-таки?

Юрий Владимирович. Настенька, ну а где же он столько месяцев пропадал и почему прячется от нас? Какой в этом смысл?

Настенька. Мало ли... Он вообще в Шотландии очень странным стал.

Светлана Николаевна. Не говори глупостей, в доме охрана. Никто не мог незамеченным появиться.

Глебушка (кивает в сторону слуг и усмехается). Эти, что ли? Тише, мыши, кот на крыше.

Бенедикт. Нормальная охрана, Глеб Вадимыч!

Глебушка. Мультипликационная только. Вам бы еще из гелиевых шариков подышать.

Отец Сергий. Давайте уже трапезничать.

Каролина Карловна. А и в самом деле.

Светлана Николаевна. Да, за стол. Все за стол.

 

Все рассаживаются за столом и начинают есть.

 

Картина восьмая

Картина маслом

 

Михаил (с набитым ртом). Так чё там с традициями, на?

Настенька. Надо в брошюрке посмотреть. (Открывает книжицу, листает, читает.) Вот. «Коляда — традиционный праздник языческого происхождения у славянских народов, связанный с зимним солнцестоянием, позднее приуроченный к Рождеству и Святкам...»

Глебушка. Ну я так и думал. Славяне. Рождественской индейки не будет.

Настенька. Не перебивай, Глебушка. Тут дальше есть. «Неотъемлемыми атрибутами праздника являлись ряженье с использованием шкур, масок и рогов, колядование, колядные песни, гадания...»

Лизон (щелкает всех на планшет). Вот, мы всё правильно сделали! Миша, обними Борю с Гле-бо-чкой! Я в блог фотку выложу.

Михаил (обнимает Глебушку). Финна не буду!

Борис. «Ватники». Оба! (Тараторит что-то бессвязное на финском.)

Настенька. Хватит вам. Вот тут очень интересно. «По народному поверью Мать — сыра земля могла разверзнуться за ложь, за ложную клятву или за лжесвидетельство...»

Глебушка. Это к адвокатам. Да, Юрасик?

Юрий Владимирович. Не смешно, Глеб Вадимович.

Глебушка. А я и не шутил.

Каролина Карловна (Михаилу). Миша, скажи ему!

Михаил. Не-а...

Настенька. Ну не перебивайте, пожалуйста. «Коляда — древний бог веселых застолий, имя его образовано от слова «коло» (круг), поэтому колядки, возможно, имеют отношение к колдовству... Коляда вывел людей за пределы сиюминутного существования, подробно изложив, как движется время и каких перемен от него следует ожидать... Если первым в дом войдет мужчина — говорили, что это на благосостояние...»

Глебушка. Роман Андреевич, например?

Каролина Карловна. Это веселый праздник!

Михаил. Тут мать поддерживаю! Наливай! На!

 

Мужчины откупоривают бутыли. Разливают. Молчат.

 

Борис. Может, колядку какую споем?

Глебушка. Запевай, юный ленинец! Мама небось тебе все уши ими в карамельном детстве прожужжала. Да, Карловна? Петушки на палочке, сахарная вата, колядки.

Каролина Карловна. Тогда не те времена были.

Глебушка. А если в комоде порыться?

Светлана Николаевна. Так вот же на бутылках слова есть.

Лизон. Да ну, неинтересно. Мы же диск купили. Давайте караоке устроим.

Михаил. Всё! Я так долго ждать не могу. (Ни с кем не чокаясь, осушает свою рюмку; все следуют его примеру.)

 

Лизон направляется к «домашнему кинотеатру», вставляет диск. Остальные присоединяются к ней. На плазменной панели появляется заставка: лоснящийся поп, сильно напоминающий отца Сергия, держит в ладони тройку лошадей, медведя и цыган.

 

Глебушка. Стоп! Отмотай! (Лизон отматывает и останавливает картинку, Глебушка показывает на экран.) Сергунь, что я вижу? Продался язычеству?

Все (хором). Ох!

Лизон. Да, нежданчик.

Отец Сергий (отводя глаза). Шутействовал. Коллеги с православного канала попросили. Не смог отказать.

Настенька. Вы теперь медиазвезда!

Глебушка. Вифлеемская! На хромой кобыле не подъедешь. Ну, почем нынче самоварное православие?

Отец Сергий. Это былое. Давайте лучше колядки искать.

Глебушка. Ну уж, былое. Прошлого года компактик?

Отец Сергий. Позапрошлого. На Пасху снимали.

Глебушка. Меняем ХВ на хэ-зэ? Продаем устаревшие колядки?

Каролина Карловна. Глеб! Отстань от отца Сергия! Лиза! Ищи песенки!

Отец Сергий. Спасибо, матушка, за заступничество.

Лизон. Нашла! Вот эта должна быть симпатичная!

 

Лизон нажимает на пульт. Играет развеселое треньканье, звенят колокольчики и бубенцы. В пошлом вихре по экрану несутся яркие, будто разукрашенные детскими фломастерами и акварельками, слова колядки. На буквы наслаиваются скачущие лошади-альбиносы, жеребцы-брюнеты и кони в наливных яблоках.

Кряжистые и Ко заливаются в нестройном, без слуха и голоса, многоголосье.

 

Ходит Коляда по святым вечерам,

Заходит Коляда во Рублево-село.

Собирайся, селяне,

Будем с Колядой!

Открывайте сундучок,

Доставайте пятачок!

Открывайте, коробейники,

Доставайте копейки!

Подходи, не робей,

Сейчас народ потешим.

Кто будет чёртом, а кто лешим!

А кто никем не хочет

Пусть за пятак хохочет!

 

Внезапно Глебушка резко срывает с себя маску коня и направляется к столу.

 

Глебушка. Всё! Надоело! Устал! Фигня полная! Бред! Бред! Бред!

Все. Так весело же!

Глебушка. Нет! Невесело! (Садится за стол.) Вы что, не понимаете? Это же ряженье всё! Неправда! Чушь!

Каролина Карловна. А кто сказал, что это правда?

Михаил (снимает маску). Глебочка, может, водочки лучше вмонтируем?

Глебушка. Миша, какой водочки? Какой, на хрен, водочки? Мы тут колядки орем, а реальность — она там. (Показывает рукой в сторону выхода.) Там, где Романа Андреевича порубили. Там, где весь мир, как колядочный пирог, на куски разламывается. А вам по хрену всё. Наливай-пей. Беснуйся. Хохочи. Открывай сундучок, доставай пятачок! Водочки, вашу мать! Всю страну в водочке уже утопили.

Борис. Так ты же и топил больше всех. Один раз выпил, потом только похмелялся.

Лизон. Ну, всё понятно. Предпипец сейчас начнется. Опять Гле-бо-чка решил всем праздник испортить. (Плюхается на диван, включает планшет.) О! Большинство за самобытность!

Юрий Владимирович (достает из кармана мятый белый бутон, ловким привычным движением пришпиливает к лацкану пиджака, переворачивает бабочку на воротнике рубашки: белый фон, красные зерна). Впрочем, это, наверное, правильно. Пора в €пу.

Глебушка. Как большинство?! (Несется через всю гостиную к Лизон, выдирает из ее рук планшет.) Дура! Это фейк![8] Что ты на всякую пургу постоянно ведешься!

Лизон. Ты чё, не веришь? Сам посмотри, сколько эту инфу уже перепостили.

Глебушка. Да это ложь! Провокация!

Борис (радостно потирая руки). Отлично! Отлично!.. Добрый день! Рад с вами познакомиться! Моя фамилия Кряжистый! (Ходит кругами по гостиной, с выражением говорит на финском.) Хювя пяйвя! Саанко эситтяютюя! Сукунимени он Крьязистий!

 

Все быстро достают телефоны, смартфоны, планшеты и прочие девайсы с гаджетами[9]. Выходят в соцсети и лезут на новостные сайты.

 

Михаил. Хера, Лизка! У меня пишут, что большинство за целостность. На! (Показывает свой смартфон Лизону.)

Борис. Я либерал, прошу предоставить мне политическое убежище. Олен либерали, я анон тайльта турфапайкка... Вот мой паспорт. Тясся он пассини.

Юрий Владимирович (быстро снимает белую розу, прячет в карман, выуживает алую, цепляет на лацкан, лихо управляется с бабочкой-хамелеоном). Всё-таки целостность. Ну и правильно. Лучше грозный царь, чем семибоярщина. Один кулак сильнее пальцев.

Настенька (всматривается в слайдер). Странно. А у меня в ленте пятьдесят на пятьдесят.

Отец Сергий. Нет! Самобытность. (Вскидывает вверх украшенный сапфирами платиновый Vertu.)

Каролина Карловна (близоруко щурится над мобильником с крышкой). Ничего не понимаю. Тут везде информация разная.

 

Юрий Владимирович срывает с пиджака алую розу, развязывает бабочку, в сердцах швыряет их на пол, подходит к Светлане Николаевне, доверительно берет под локоток и отводит в сторону.

 

Юрий Владимирович. Светлана Николаевна, я вот что подумал. Пока такая неразбериха творится, очень неплохо партию картин сегодня-завтра переправить. И не надо неделю ждать, сейчас очень удачное время. Всем ведь теперь не до нас будет, с этим голосованием. Понимаете меня? Отправим самое лучшее, самые сливки. А то потом, ну... всякое может быть... можно вообще ничего не успеть, уж больно ситуация щекотливая.

Светлана Николаевна. А ведь вы правильно, Юрий Владимирович, говорите. (Подзывает слуг.) Картины принесите! Надо перебрать всё!

 

Леон и Бенедикт выбегают в коридор. Шустро втягивают гробы в гостиную. Распахивают крышки.

 

Светлана Николаевна. И со второго этажа. Будем сортировать. (Слуги взбегают вверх по лестнице; Светлана Николаевна обращается к остальным.) Ну, помогайте. Выбирайте только лучшее. (Склоняется над одним из гробов.)

Каролина Карловна (перебирая рулоны). Это, Светочка, пока можно оставить. (Вытаскивает часть рулонов и бросает на пол.) Реалисты сейчас не в тренде. А вот авангард на Западе хорошо пойдет.

Светлана Николаевна. Согласна. Но иконы, Каролина Карловна, думаю, всё-таки этой партией отправим?

Каролина Карловна. Естественно! Вечное искусство. И соц-арт обязательно возьмите. Он тоже вечный. Да, про яйца не забудьте. Они первой категории.

Настенька (берет маленькую икону в руки). А можно я себе оставлю?

Каролина Карловна. Положи на место!

Отец Сергий. Дельная вещица. Враз уйдет.

Глебушка. Самый сок, да, Сергунь? Ходовой товар.

Лизон. А можно я пофоткаю? (Направляет планшет на картины.)

Михаил. Я те пофоткаю! (Отбирает планшет.) Нашла время, на!

Лизон. Мишка, ну верни, я не буду! Что я не понимаю, что ли?

Михаил. На! Отстань. Только не вздумай щелкать! Это же самодонос! (Возвращает планшет.)

 

Лизон, обиженно поджав губки, отходит в сторону, но через какое-то время втихаря наводит планшет на присутствующих.

 

Юрий Владимирович (роясь в гробу). Светлана Николаевна, я вот еще что хотел сказать. Время, конечно, не очень удобное. Но хотелось бы заранее точки над «i» расставить. Насчет процентов. Сейчас на границе тяжеловато будет. А тут очень деликатно действовать надо.

Светлана Николаевна. Конечно, Юрий Владимирович! Десять, как всегда, ваши.

Юрий Владимирович. Нет уж, извините. Тут все двадцать выйдут.

Светлана Николаевна (распрямляясь). Вы это серьезно, Юрий Владимирович?

Михаил. Да, Юрасик, щечка не треснет, на?

Юрий Владимирович. Ситуация больно спорная. Тут ведь еще неизвестно, как всё в ближайшие часы повернется. Риски. Понимаете? Риски... А «телефонное право» оно такое... тарифы поднялись...

Светлана Николаевна. Я подумаю.

Юрий Владимирович. Хотелось бы всё-таки на берегу.

Светлана Николаевна. Двенадцать.

Юрий Владимирович. Не демпингуйте, Светлана Николаевна. Пятнадцать.

Светлана Николаевна. Но вы гарантируете, что всё нормально пройдет?

Юрий Владимирович (прижимает руки к груди). Безусловно. Если вовремя «Премиальный план» выбрать, то всё отлично будет.

Светлана Николаевна (склоняется над гробом). Хорошо. Договорились.

Борис. По рукам!.. А вот интересно, как это на финском будет? (Лезет в самоучитель.) Вот! Кетте пелле!

Глебушка (задумчиво). «Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает». Еще Ильич, между прочим, говорил. Впрочем, Ленин — это уже винтаж. (Отходит в сторону, наблюдает за слугами, которые спускают со второго этажа картины, с осуждением смотрит на Кряжистых и Ко.) А вы, конечно, мрази конченые. Скоморохи. Ряженые...

 

Длинная пауза.

 

Все. Что?!

Глебушка. Я говорю: едим Россию, опилки пилим. «Хождение по мукам» и «Мёртвые души» в одной книжке.

Каролина Карловна. Ты чего это?

Глебушка. Вы же счастливы будете, если всё вдруг развалится.

Борис. Да и пусть валится к чертям собачьим! Сейчас за вашего-то брата примутся. Только голосочки подсчитаем. Мало не покажется! Устали уже от этого «железного занавеса»! Мам, вот эту картину сюда давай.

Глебушка. Да что тебе, сучонок ты этакий, не нравится?

Борис. Всё! Говно страна!

Глебушка. Что «всё», дубинушка? Литература? Электрификация? Индустриализация? Полеты в Космос? Может, для тебя еще Белка и Стрелка не той породы были?

Борис. Не той! Дворняги! Надо было их там оставить! (Тычет пальцем вверх.) И вообще, задрал уже всех своим ура-патриотизмом!

Глебушка. А, ну понятно. Поэтому ты со всеми решил «Белую гвардию» в жизнь воплотить. Так, чтоб по полной программе. Всех в либеральных дворняг превратить. В шелудивую стаю с «Собачьим сердцем».

Борис. Не знаю, не читал. И вообще! Отвали, я занят! Мам, ну этот гроб уже заполнен.

Лизон. Точно, Гле-бо-чка! Надоело! (Выключает планшет.)

Михаил. Ты фотографировала, что ли? Дай сюда!

Лизон. Не дам! (Быстро взбегает на второй этаж.)

Михаил. Я за тобой гоняться не буду!

Лизон. А ты попробуй! (Показывает Михаилу язык и наводит планшет на брата.) Чи-и-из!

Михаил (грозит кулаком вверх). Дура!

Глебушка. Эй! Вы — уроды? Скажите мне, уроды? Вы же по гороскопу упыри все! Что вы творите? Что вы беспределите? Миша, ты совсем с дуба рухнул? Ты же не лучше Борьки!

Михаил. А чё? Мазюлек жалко? Это ж бабки! (Показывает на картины.) Они не пахнут, на.

Глебушка. Не мазюлек, Миша. Вас жалко. «Образумьтесь, бессмысленные!.. Люди!!!» Что вы разворовываете всё? Что вы тут за разгул демократии устроили? Чего вам неймется? Что не так?!

Борис. Всё не так! Нищета! Транспорт! Дороги! Мамуль, сюда давай.

Глебушка. Какая нищета, Боряйла?! Ты всю жизнь на Рублевке прожил! А насчет дорог, так они сами по себе в хайвеи и автобаны не превращаются. Сам же палец о палец ради дорог не ударил! Но нет, тебе всё на блюдечке с либеральной каемочкой подавай. Ты сразу сытеньким хочешь быть.

Светлана Николаевна. Мы, между прочим, авиалинии выстроили.

Глебушка. Это те, которые страну грабят и шотландским «юбочникам» оружие поставляют? (Кивает на гробы.)

Юрий Владимирович. Это побочный бизнес.

Каролина Карловна. А народ, Глебушка?! Народ? Забыл про него? (Борису.) Нет, Боренька, абстракционистов сюда.

Глебушка. Какой, к чёртовой матери, народ?! Когда ты народ в последний раз видела?

Каролина Карловна. Когда надо, тогда и видела. (Снова Борису.) Иконы в этот ящик.

Светлана Николаевна. Глеб, прекратите демагогией заниматься. Помогайте лучше. Правда, надоело уже это ваше «ватничество». А то ведь начнется сейчас. Пушкин, Гагарин... Ну сколько можно, в самом деле? Сто раз одно и то же.

Глебушка (на разрыв аорты). Демагогией?! Да кислотой вам всем в лица! Прямо вот на ваши звериные морды! Пушкин им, видите ли, не так писал! Гагарин криво взлетел! Может, Матросов еще плохо прыгнул?! «Ватники» они, по-вашему, были? Да Та-ла-ли-хи-на на вас нет!

Лизон (кричит сверху). Пафосник ты, Гле-бо-чка, гнилой пафосник! Хватит уже всем мозги компостировать!

Глебушка (кричит снизу). В чем же я пафосник, Лиза? И почему это я «ватник», если страну люблю? Почему, если я ее люблю, значит, автоматически власть поддерживаю? Значит, нерукопожатный. Значит, лизоблюд. А что, если я за целостность, но одновременно против власти? Что, если я за олимпийские кольца, но против медведей? Может такое быть? Да еще как может! И нет тут когнитивного диссонанса. Нет!

Лизон. Вот! В этом и пафосник! Заманал уже своими социальными тёрками. Дай-ка я тебя лучше сфотаю!

Глебушка. А вы, вы... (Захлебываясь слюной.) Вы — парад мелких бесов! Вы «пиджачники» — позор антропологический! Вы и есть — дворняги! Кутюрье им подавай! Chupa Chups! Планшеты! Ты, Лизон, вообще на платформе! Ты — Android! Ты, наверное, думаешь, что все, кого ты в блогах читаешь, — это и есть репрезентативный срез общества?!

Лизон. Чего?.. Классная фотка, кстати, вышла! Ты такой на нерве как бы. На «Adrenaline Russia».

Глебушка. Ничего! Хватит тут овцу давать! Онкология — лайк![10] Бомбежки — лайк! Самолет взорвался — лайк! Плотину прорвало — стопроцентный лайк! И смайлик в комменте! Котиков давай пости, когда всё в тартарары летит! Смотри, не замяукай!

Лизон. Это у тебя плотину прорвало! Чем тебе котики вообще не нравятся? (Ходит по второму этажу, подбирает ракурс.)

Глебушка. Всем! Потому что за мысли надо лайки получать, а не за фотки!

Лизон. Ой-ой-ой! Посмотрите на него. У тебя сколько френдов? А у меня пять тысяч!

Глебушка. Да! Зафренди бота[11] — получи друга!

Лизон. Много ты понимаешь! Я на максимуме, между прочим! И не Android корейский, а IOS... Знаешь, почему у тебя друзей нет? Потому что нудный ты, Гле-бо-чка, как, как...

Глебушка. Как кто? Планшет завис? Френды пропали — друзья не появились?

Лизон. Как пост[12] политика! Бессмысленный и беспощадный. Вот!

 

Борис аплодирует.

 

Борис. Респектую от души, Лизочка! И вообще, а почему это ты прав, а остальные нет?

Глебушка. А потому что у меня чуйка на врагов. Интуиция с генами прадедов. И интуиция мне говорит — вы страну ненавидите. Вы ее так ненавидите, что готовы фашизм полюбить. Вы твари навозные. Быдло. Вас топтать надо.

Борис (внезапно подскакивает к Глебушке). Ты вообще — колорад! Жук в полоску!

Глебушка. А ты рот себе зашей! В зашитый рот жук не залезет!

Борис. Кюрпя! Фитту! Лумпу![13]

Глебушка. Обезьянка финская! Дворняга!

Борис. Ты сам зверь еще тот! «Ватник»!

Глебушка. Говно тактичное! (Плещет водкой на маску Бориса, тот нелепо трясет индюшачьим «хоботом»; Глебушка медленно вытаскивает из кобуры травматический револьвер.) Будь толерантным к моей нетолерантности...

Борис. Мама!

Глебушка. «Поднимите мне веки! Не вижу!»

Каролина Карловна. Боря, сам разбирайся. Надо картины разобрать.

Отец Сергий. Охолонитесь, отроки.

Юрий Владимирович. Вы, Глеб Вадимович, иногда сами как руSSкий фашист рассуждаете. По крайней мере, отголоски чувствуются. Уберите оружие, пожалуйста.

Глебушка. Не уберу... Скорее как реалист. Потому что при такой вашей либерал-толерантности Миша, например, очень быстро превратится в самую незащищенную прослойку общества. Белого мужчину средних лет с ретроградной сексуальной ориентацией. (От пояса выстреливает в шар с надписью «Самоопределение»; женщины вскрикивают и закрывают уши.)

Светлана Николаевна. Немедленно перестаньте, Глеб!

Глебушка. Не перестану... А скоро мы вообще гетеро-парады несанкционированно проводить начнем. И знаете почему? Потому что обществом такие как вы, либерало-фашисты, управлять начали. Цензуру вводить, ушлых менеджеров на места ставить, бюджеты с грантами пилить. «Пиджачники», которые на всех ярлыки навесили. И кто не свингер, не педофил и не гей, тот своего мнения иметь не может. Парадокс, да? Диктатура содомитов и гоморрщиков произошла. Тирания фриков. Такая вот самоидентификация... Такое вот самосознание... (Недобро ухмыляется и прицельно стреляет в шар «Самобытность».) Свингеры всех стран, соединяйтесь!

Борис (хватаясь за голову). Ну какие свингеры? Какие педофилы? Сил моих больше нет это слушать!

Глебушка (с яростью орет в сторону Бориса). Скандинавские! (Целится в третий шар.)

Светлана Николаевна. Кто-нибудь заберет у него пистолет, наконец?!

Глебушка (не реагируя). А всё почему? Потому что стоит дать человеку свободу, он тут же начинает беспределить и творить анархию. Потому что дать свободу — значит получить «Скотный двор». Так что уж лучше «железный занавес» — за ним дышать легче, за ним жить свободней! (Выпускает пулю в шар «Суверенитет».)

Лизон. Это какой-то человек-монолог просто! Он же как спам.

Каролина Карловна. Я смотрю, Глеб, ты не можешь без скандалов. Ни дня без яда.

Глебушка. Не могу, Карловна. Не могу. Потому что вот тут пусто! (Бьет себя рукоятью револьвера в грудь.) Там где, как у вампира, не стучит уже давным-давно. Там, где коллапс души произошел. Полный и окончательный. А знаешь почему? Потому что это благодаря таким, как Боря, мы все в формат 3D перешли: к дуракам, дорогам и демократам. И не в дорогах проблема, а в последних, из-за которых нормальные, никогда не несшие негатива, слова вдруг ругательствами стали. (Машет «Наганычем» в сторону Бориса.) Это благодаря таким, как наш Боренька, инвалиды превратились в «людей с ограниченными возможностями», негроидная раса в пигментированных «афроамериканцев», а гомосексуалисты в «геев». А вот патриоты, напротив, ругательством стали... Но надо одно себе уяснить: от того, что вы стали «геем», это не значит, что вы перестали быть... Ну вы поняли...

Борис (срывающимся голосом). Я говорил! Я не гей!

Глебушка. Ты вообще инвалид! (Расправляется с четвертым шаром и спокойно убирает револьвер в кобуру.)

Каролина Карловна. Ох, как же я от тебя устала, Глеб. Как устала. Иди уже, в самом деле, лучше водки выпей! Такую ахинею порой несешь!

Глебушка. И выпью, выпью! Имел я вас всех в виду!

Светлана Николаевна. У вас просто невыносимый характер!

Глебушка (спокойно). Нормальный у меня характер. Это у вас у всех психика нестабильная. (Опускает голову, направляется к столу, бормочет под нос.) И почему сюрреализм выдуман не нами, но происходит он только у нас? (Разводит руками.)

 

Глебушка поднимает голову и вдруг замирает. Из его глотки вырывается нечленораздельный клекот.

 

Борис (злорадно). Что, «ватничек», ваткой поперхнулся?

Глебушка (откашлявшись). Олигархом.

 

Он медленно протягивает руку вперед. Все разворачиваются в сторону праздничного стола и застывают в неестественных позах. У некоторых рулоны выпадают из рук и лениво катятся по полу.

За столом восседает седой как лунь старик[14]. Это — Роман Андреевич. Однако в его облике произошли существенные изменения: за время отсутствия олигарх сильно постарел и осунулся. Подглазья покрылись фиолетовым. Косички на бороде стали редкими и всклокоченными, как льняная пакля. Шотландское же облачение превратилось в телогрейку, серые штаны и вымазанные грязью кирзачи.

Роман Андреевич жадно налегает на кутью из горшочка.

 

Роман Андреевич (облизнув глубокую деревянную ложку). Изюма не хватает. А так ничего... (Пауза.) А сбитня у вас нет? А? Ну ладно... (Разворачивает бутылку водки и с издевкой читает колядку, написанную на этикетке.)

 

Коляда-моляда,

Уродилась Коляда!

Кто подаст пирога —

Тому двор живота.

Еще мелкой скотинки —

Числа бы вам не знать!

А кто не даст ни копейки —

Завалим лазейки.

Кто не даст лепешки —

Завалим окошки,

Кто не даст пирога —

Сведем корову за рога,

Кто не даст хлеба —

Уведем деда,

Кто не даст ветчины —

Тем расколем чугуны!

 

Злые колядки на каждый день. Хорошие слова. Правда, звери?

 

Настенька теряет сознание и плавно падает на руки Борису. Но тот быстро приводит ее в чувство. В этот момент у Михаила надрывно звонит мобильник: рингтон — «Владимирский централ».

 

Михаил (прижав смартфон к уху). Да... Понял... Серьезно? Ну, на!.. А если с индульгенцией? Как это «уже не прокатит»?

Каролина Карловна. Миша, кто там?

Михаил. Потом, потом, на... (Озабоченно отходит в сторону, продолжает с кем-то вполголоса разговаривать, затем отключает смартфон и кладет его в карман.)

Роман Андреевич. Я смотрю, вы тут очередной праздник справляете? (Недобро усмехается.) Не Хэллоуин, так Коляда? Не надоело?

Светлана Николаевна. Так вы живы, Роман Андреевич?

Роман Андреевич. А вам бы всем иначе хотелось?

Каролина Карловна. Побойтесь Бога, Роман Андреевич.

Отец Сергий. Рады, искренне рады! Слава Богу!

Глебушка (в сторону, тихо). И Чёрту слава...

Роман Андреевич (встает из-за стола). Ну, давайте, что ли, обнимемся тогда? По православному обычаю. Поелозим щечками. А? Как?

Все (растерянно). Конечно, конечно! (Нерешительно идут к Роману Андреевичу.)

 

Роман Андреевич, раскинув руки, целеустремленно движется навстречу. Но вдруг делает резкий рывок в сторону и со всей силы бьет Бенедикта под дых. Бенедикт валится на пол. Затем Роман Андреевич разворачивается и наносит мощный удар в челюсть Леону. Тот падает рядом с Бенедиктом. Олигарх сладострастно начинает пинать их ногами. Остальные стоят и в недоумении смотрят на происходящее. Роман Андреевич со словами: «За барана. В расчете. Считай — реванш», как ни в чем не бывало, разворачивается ко всем спиной и возвращается за стол.

 

Роман Андреевич. Я же говорил — руки удар еще не забыли.

Глебушка. Снова пилюльки? Может, вам на аспирин лучше перейти? Или эффекта плацебо боитесь?

Роман Андреевич. Я уже ничего в этой жизни не боюсь. Отбоялся.

Юрий Владимирович. Роман Андреевич, а обняться?

Роман Андреевич. На том свете обнимемся. Ну что, картины возвращать будете, или как?

 

Леон и Бенедикт медленно поднимаются с пола. Отряхиваются.

 

Оба. Sorry, Роман Андреич.

Бенедикт. Мы ж не знали, что у Гамильтона и ваши были.

Леон. На реставрацию сдали, да?

Роман Андреевич. На оценку. Впрочем, уже неважно. (Задумчиво.) Всё так меняется. Так меняется... Хэллоуин. Коляда. Референдум... Каролина Карловна, картину перестаньте мять...

Каролина Карловна. Так тут и ваши?

Роман Андреевич. А зачем же я в Москву приперся?

Каролина Карловна (кладет картину в гроб). Ностальгия. Вы сами говорили.

Роман Андреевич. Я сильно на идиота похож?

Глебушка. Ну, в этой одежде... Как говорят: «Не спеши, путешественник, — порвешь ботинок».

Борис. Кстати, да. А почему вы?..

Роман Андреевич. Одет так? Так ведь Коляда. Референдум. (Начинает громко смеяться в голос.) Хэл-ло-у-ин. Весь мир сплошной Хэллоуин! Весь мир — Коляда! Весь мир — нескончаемый референдум. (Вытирает выступившие на глазах слезы.) Боже, какой же это всё абсурд. Какой абсурд! (Мотает головой из стороны в сторону.)

Глебушка. Тоже мне новость открыли. Секрет Полишинеля.

Роман Андреевич. Согласен, Глеб Вадимович, это не секрет. Давно не секрет. (Опять начинает смеяться.) Мы вот планируем. Схемы выстраиваем. Вы вот картины по этим схемам воруете. А тут бац — Коляда! Бац — референдум! И всё! Всё! Конец! Хэллоуин для всех пришел. Русский АдЪ.

Настенька. Роман Андреевич, вам плохо?

Лизон. Да он пьяный.

Роман Андреевич. Да я всю жизнь, Лизонька, как пьяный. С этой страной. С той. С «юбочниками», «порточниками». С «ватниками», «пиджачниками». (Плещет водку в бокал, резко осушает его, крякает, вытирает губы рукавом, им же занюхивает.) Ничего же спланировать нельзя. Я вот, думаете, зачем вас к себе в гости пригласил? Для чего настоял, чтобы вывезли меня? Я же давно ваш план раскусил. Авиалинии, гробы, картины. Это же проще пареной репы всё. Проще вареной тыквы, если хотите. Мне ведь главное на чистую воду всех вывести было. Своими руками. (Растопырив пальцы, протягивает руки вперед.) Я же сам до всего докапываться привык. А тут бац! И всё наперекосяк... Ты планируешь, планируешь... А всё почему? А потому что — государство... Потому что винты мы этом в механизме. Поршни. Чюх-чюх, чюх-чюх... Куда государство, туда и ты. Как в товарняке на Сибирь. Хоть запланируйся, хоть ты всю свою жизнь на десятилетия разрисуй, а государство тебя всё равно пятилетками раздавит. Референдумами. Голосованием. Колядой этой нескончаемой.

Глебушка (Михаилу). Я же говорил тебе, Миша...

Михаил. Ни хера не понимаю, на! Бухой он, что ли?

Роман Андреевич. Да, Миша! Бухой! Всю жизнь бухой. В щи русские! В пудинг английский!.. Вот вы, думаете, вы все свободны? А хера вам! Фигу вам от государства. (Показывает мощный кукиш.)

Лизон. Можно я вас, Роман Андреевич, пофоткаю? Вы такой классный в этом ватнике. И look стильный.

Роман Андреевич. Фоткайте, Лизонька! Фоткайте, чего уж там! Теперь уже всё равно.

 

Лизон фотографирует.

 

Светлана Николаевна. Роман Андреевич, вы бы присели! Вы же пьяный.

Роман Андреевич. Да, Светочка, пьяный! Потому что... Как бы это объяснить... Хрестоматийно... Сейчас вспомню... Как же там в драмкружке было?.. Эх, молодость моя. С потрошками и спитым чаем... С кашей на воде... (Выпрямляется в полный рост, нетрезво раскидывает руки, декламирует.) Когда я пьян... мне всё нравится. Н-да... А трезвый человек — не свободен... он за всё платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум — человек за всё платит сам, и потому он — не свободен!.. Государство — вот правда! Что такое государство?.. Это не вы, не я, не они... нет! — это вы, я, они... в одном! (Тычет в каждого пальцем.) Понимаете? Это — огромно! В этом — все начала и концы... Всё — в государстве, все для государства! Существует только государство, всё же остальное — дело его рук и мозга! Го-су-дар-ство! Это — ужасно! Это звучит... подло! Го-су-дар-ство! Надо презирать государство! Не жалеть... не унижать его жалостью... презирать надо! Выпьем же за государство! Хорошо это... чувствовать себя в государстве!.. (Снова наливает в бокал водку. Пауза.) Кого бояться человеку?..[15] (Настенька и Каролина Карловна жиденько аплодируют.)

Лизон (смотрит в планшет). Круто! Тридцать лайков уже!

Отец Сергий. Как сребреников.

Глебушка. И снова, Сергунь, в райское яблочко попал. (Роману Андреевичу.) А подобное я уже где-то слышал, антигорький вы наш. Только там попозитивней было. Так что правильно вас освистывали. И батя вечерами порол.

Роман Андреевич. Попозитивней только в классике бывает. А у нас, Глеб Вадимович, бардак, абсурд и суицид реализма. (Одним махом выпивает водку, хватает пирог со стола, утыкается в него носом, шумно дышит.) Эх, Рос-си-я! Хлеб да соль. Соль да хлеб. А жрать нечего!

Каролина Карловна. Роман Андреевич, да что произошло, наконец? Вы можете по-человечески говорить?

Роман Андреевич. По-человечески я только седеть могу. Сидеть и седеть.

Лизон. Во! Точно! Где вас так отфотошопили?

Светлана Николаевна. Да, вы почему такой белый?

Настенька. И одежда на вас странная.

Лизон (прыскает). Дьявол носит ватник.

Юрий Владимирович (озабоченно). Что с портфелем, кстати, Роман Андреевич?

Роман Андреевич. Ща на рифму нарвешься, Юрок. На такую рифму, что тебе это рифмованное место курортом покажется.

Борис. Да что случилось?!

Роман Андреевич. Случилось. Очень даже случилось... Беда случилась. Как сказала, Лизонька, отфотошопили. Именно что. От-фо-то-шо-пи-ли.

Михаил. Хватит уже волынку тянуть! Рассказывай, наконец. Где был? Без рифмы, на!

Роман Андреевич. А нет уже волынки. Нет. Ну, в общем... По порядку... Был я... (Опрокидывается на стул.) Как же это всё по-человечески рассказать?.. Вот вывезли вы меня в гробу. Так? Так. А в грузовом отсеке было, мягко скажем, некомфортно. Холодно. Я вылез. Пробрался в эконом-класс. Сел на свободное место. Потом самолет приземлился. Но вы же в бизнесе летели. Вас чуть раньше выпустили. Я за вами. Дождался, пока вы таможню прошли. А там уже и сам...

Юрий Владимирович. Как это сам? Вы же в розыске. Вас бы задержали сразу.

Роман Андреевич. Да нет, не сразу... Должок у генерального передо мной. У многих в аэропорту должок. Да и не только там... (Пауза.) В общем, в этот раз паспортный контроль я прошел без проблем. Сел в такси. И тут мне грандиозная мысль в голову пришла. А что, если подшутить над вами? Разыграть, так сказать. Быстренько завернули в магазинчик: «Игрушка-праздник». Знаете, есть такая забавная сеть с сувенирами и розыгрышами?

Лизон (хихикает). Типа мешочка со смехом?

Роман Андреевич. Типа, Лизонька. Типа. Только пальчик и ушко. Таксиста я отблагодарил. Это мы с ним всё провернули. Он как раз вам и звонил. А мне очень хотелось всю правду узнать. Я же до конца не был уверен, что это именно вы... Ну и узнал.

Борис. Как это?

Юрий Владимирович. Да, непонятно, честно говоря.

Роман Андреевич. А алчность? Алчность никто не отменял. Да, Каролина Карловна? Снимите кольцо, пожалуйста. (Нетвердой походкой направляется к Каролине Карловне, берет ее за руку, настойчиво снимает кольцо с руки.) Колечко-то у меня с сюрпризом. Тут на много гигов памяти. (Направляется к музыкальному центру, нажимает на кольцо, из него выскакивает флешка, Роман Андреевич вставляет ее в USB-разъем.) А приёмничек всегда со мной. Мало ли. Времена-то какие. Сейчас, сейчас... А, вот...

 

Слышится промотка звука, друг за другом бегут голоса Кряжистых, наконец отчетливо раздается:

«Светлана Николаевна. Копайте уже. Только неглубоко.

Юрий Владимирович. Тут глубоко надо, потому что, если не глубоко, то тогда никто ничего не поймет. А если никто ничего не поймет, то получится, что мы белье как бы приподняли, но не копнули...

Глебушка. Ты, Юрасик, извини, конечно, но ты... как бы это сказать повежливее... ротожоп.

Юрий Владимирович. Простите, я очень нервничаю. Можно убрать эту коробку?

Каролина Карловна. Беня...

Бенедикт. Куда?

Каролина Карловна. Я не знаю куда. Куда угодно. Выброси! Кольцо только сними. И мне принеси!

Бенедикт. Голыми руками?

Каролина Карловна. На вот, платок возьми...»

 

Роман Андреевич (возвращается к Каролине Карловне, протягивает кольцо). Оставьте себе, Каролина Карловна. Это немногое, что у вас осталось. (Дарит ей таблетницу.) В комплект к кольцу шла. Это для прослушки. Я, правда, в ней последнее время таблетки носил. Но вот, видите, пригодилась. А это... Смотрите, если в этом месте шнурок разъять, то цветами можно как наушниками пользоваться. (Снимает с шеи шотландский шнурок, отдает Каролине Карловне.)

Каролина Карловна. Как это понимать, Роман Андреевич?

Роман Андреевич. А очень просто. Чудеса техники, что тут скажешь. ХХI век. На любой частоте работают. Гамильтон, конечно, уникальный человек по части подарков... Только вот Богородица не уберегла его... И меня с ним... (Пауза.) Словом, продолжаю. На такси мы подъехали к вашему дому, послушал я вас, красавцев, и понял: пора за такие вещи наказывать. Крепко наказывать. Ну и уехал. Уединился на какое-то время. В деревеньке одной. При Посаде с Лаврой. Подумал. И решил. А не увести ли мне ваши акции, раз такое дело? (Резко поворачивается к Светлане Николаевне.) Да, Светочка?

Светлана Николаевна. Но я ничего не продавала.

Роман Андреевич (усмехаясь). Так никто не продавал. Привыкли в кредит жить. Акции же в залоге у банка были, правильно? А сроки все вышли. Я ведь навел справки по старым каналам.

Светлана Николаевна. Вы не могли так поступить!

Роман Андреевич. Еще как мог.

Юрий Владимирович (растянуто). Цес-си-я.

Лизон. Что?

Юрий Владимирович. Уступка прав требования.

Роман Андреевич. Именно. О чем, собственно говоря, вас всех и уведомляю. Прошу погасить долг.

Светлана Николаевна. Но нам нечем!

Роман Андреевич. Естественно, нечем. Да мне это и не нужно уже.

Светлана Николаевна. Почему это?

Роман Андреевич. Потому что я... Потому что... Дурак! Идиот! Кретин!

Михаил. Это мы и так поняли, на!

Роман Андреевич. Нет. Вы не поняли. Я же не договорил, кому вам надо погасить долг.

Все. Кому?

Роман Андреевич (членораздельно). Го. Су. Дар. Ству. (Подходит к зеркалу, удивленно смотрит на него, недоуменно пожимает плечами.) Вот кто главный герой, который не виден, но который везде.

Все (недоуменно переглядываясь). Это как так?

Роман Андреевич. А потому что я всё оформлял на доверенную структуру и доверенных людей. Выкупил. Оформил. А потом эти доверенные люди из доверенной структуры ко мне пришли... Вы не понимаете, что произошло! Вы просто не понимаете!.. А мне всё объяснили, как будет — со мной, с вами, со всеми. Какие поцелуи и объятия экспроприации нас всех ожидают. Заметили, как я это слово стал бойко выговаривать? (Смакует — победно и одновременно горько.) Экс-про-при-а-ци-я!.. То-то же!.. Понимаете, оказывается, нет доверенных людей в этом мире. И уже неважно, кто сейчас на референдуме победит. «Пиджачники» или «ватники». «Черный квадрат» или «Красный». Не поменяется ничего. Никогда не поменяется... Лиза, Лиза, что же вы за дура такая непроходимая? Зачем вы в соцсетях наши фотографии с Хэллоуина публиковали? Что же вы за идиотка? Нас же пасли всех давно... И меня пасли. С самого аэропорта. И не мне вы теперь должны, а этим доверенным людям, на которых я всё оформлял. Которые не доверенные давно. Которые и есть — государство. Вот тут-то и кроется самое настоящее зло, которое всех пожирает — и бесов, и ведьм, и анчуток. (Пауза.) Потому что есть зло пострашнее... Есть Хэллоуин, но есть и — АдЪ. Понимаете?

Глебушка. Еще как понимаем. Как говорили в фильме «Олигарх»... Не смотрели, Роман Андреевич? Зря. Очень поучительное кино. Так вот, а говорили там следующее: «Бизнес на доверии заканчивается трагедиями». Лихо вы, конечно, себя сдали. Как стеклотару.

Юрий Владимирович. Так вот вы почему седой. Отпустили?

Роман Андреевич. Ага... Повозили, поговорили, места разные показали. Экскурсию, так сказать, провели. Но потом отпустили, да. Как видите. Кому я теперь нужен? Гриб у дороги. Пустое место. Ноль. Даже не так — минус один... Эх... Никогда не играйте в Гамлета с государством... никогда... (Пауза.) Вот, даже гармошку именную подарили. Полюбуйтесь. (Вытаскивает из кармана губную гармошку, забавно играет «Чижика».)

Глебушка. Храните ее теперь у сердца. Остальным, я так понимаю, крепко поделиться пришлось?

Роман Андреевич. Всё, что в портфеле было. Хотел ведь красиво. По старинке.

Юрий Владимирович. Шантажнуть?

Роман Андреевич (расплывчато). Да нет...

Глебушка. Понятно. На каждого мудреца довольно подлеца.

Каролина Карловна. Хорошо же вы над нами пошутили.

Юрий Владимирович. Скорее над собой. Вот что значит тройную игру вести.

Лизон. Точно.

 

Пауза.

 

Настенька (тихо). Прямо как Джек.

Отец Сергий. Воистину.

 

Все переглядываются.

 

Светлана Николаевна. И что же нам теперь делать? Вам... Вам сказали?

Роман Андреевич (вздыхает). Еще можете успеть.

Настенька. А вы?

Роман Андреевич. Не знаю. Ничего я уже не знаю... Такое ощущение, что в сердце краб вцепился... Не отражается государство. Вот в чем беда. (Членораздельно.) Не от-ра-жа-е-тся. (Приподнимается на носках, колупает ногтем левый верхний угол зеркала, подхватывает двумя пальцами защитную пленку и вдруг резко сдирает.)

Все. Ох!

Роман Андреевич (смотрится в отражение). М-да, постарел. Как-то враз постарел. (Задумчиво теребит косички на бороде.) Вот как бывает. Пытались в смешном страшное спрятать, а страшное всё равно вылезло. Вылезло, сволочь, и победило.

 

У Михаила снова звонит смартфон.

 

Михаил. Да, на! Понял, на!

Каролина Карловна. Что там, Миша?

Михаил. Проблемы, на... Ржавчина началась. Обыски в головняке пошли. (Бегает вокруг гробов, бряцает декоративными шпорами, хватает картины, тут же швыряет обратно, безумно таращит глаза.)

Лизон. Жесть. И чё щас делать?

Роман Андреевич. А что в таких случаях делают? Прикидываются мёртвыми. Главное в соответствующие одежды переодеться.

Юрий Владимирович. Кошмар! Сейчас же допросы пойдут. Любой ведь крайним может стать. Тут и пятьдесят первая не поможет[16]. Даже если она, как «Отче наш», от зубов отскакивать будет. Бежать надо. Однозначно.

Борис. Успеем еще, успеем... Олен либерали, я анон тайльта турфапайкка. Сукунимени он Крьязистий! Тясся он пассини!

Каролина Карловна. А если нас в аэропорту уже ждут? Может, поездом попробуем? (Нервно.) Вас же еще помнят в «эР-Жэ-Дэ»? Да, Роман Андреевич?

Роман Андреевич. Должны помнить.

Настенька. Да ну брось, мама... То же самое будет.

Борис. Надо рискнуть! (Лихорадочно роется в самоучителе.) Я беженец из России! Я из Москвы! Олен паколайнен Веняйяльтя! Олен Московаста!

Лизон. Интересно, а что там с референдумом?

 

Долгая-долгая пауза. Все молча смотрят на Лизон.

 

Михаил. Дура ты, Лиза! Не до него сейчас! На!

Глебушка (мотает головой из стороны в сторону). Ну и бараны же мы все, какие же мы бараны. (Пауза.) На заклании.

 

Направляется к одному из гробов и выбрасывает из него картины. Пинает их ногами, зло расшвыривает по гостиной. Точно куриную тушку, рубит слова песни: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок то-же хо-чет жить... паспорта нету — гони монету, монеты нет — са-дись в тюрь-му...»

 

Каролина Карловна. Что ты делаешь, Глеб?

Настенька. Что ты делаешь?..

Лизон. Что ты?..

Борис (по-фински). Мите?..

Глебушка (разворачиваясь; отчетливо). Вам же сказали. Ни-че-го. Ни-ко-гда. Не из-ме-ни-тся. (Пауза. Долго смотрит на всех.) Ну, что? «Ко мне, упыри! Ко мне, вурдалаки!» Эх! Начали за здравие... (Бессильно машет рукой.) Какие же у нас дремучие судьбы... Сукунимени он Крьязистий! Олен Московаста! С-с-суки! Мо-ско-ва-ста!

 

Глебушка влезает внутрь гроба и с грохотом хлопает крышкой. Остальные нерешительно переглядываются, но через какое-то время следуют его примеру. Лизон принимается фотографировать происходящее на планшет, но никто на нее реагирует — ящики закрываются. После чего она делает селфи, машет ручкой олигарху и, похихикивая, тоже скрывается в гробу.

Роман Андреевич включает музыкальный центр, садится на центральный гроб и, вяло покачивая ногой, подыгрывает на губной гармошке унылой мелодии, раздающейся из динамиков.

Вдруг тихо начинает всхлипывать. Затем смахивает скупую слезу, распрямляется и, словно Малевич в кремационной печи, раскидывает руки крестом. Какое-то время стоит в свете прожектора. Со словами: «Так скучно, так одиноко. Голова болит...» вслед за остальными исчезает в обитой атласом домовине. С жаккардовым покрывалом и мятым рулоном соц-арта вместо подушки.

В гостиной остаются только гробы.

И тут же за окном надсадно орет петух. Под его крик и стук колес уносящегося в евродаль поезда играет песня распавшейся рок-группы «Агата Кристи» — «Трансильвания»:

 

 

Открытая дверь на свежей земле

Мы вколачиваем гвозди,

Чтоб в гробу лежали кости.

Чтоб из-под земли не лез,

На тебе поставлю крест.

Трижды плюну на могилу,

До свиданья, милый, милый,

Милый.

Бывай!

 

Затемнение. За ним вспыхивает яркий пронзительный свет.

На сцену выбегает разномастная толпа в ватниках и пиджаках: пенсионеры, студенты и офис-менеджеры. За ними следуют домохозяйки с детьми.

Мальчики постарше вооружены бутылками с лимонадом: «Буратино», «Тархун» и «Байкал». У девочек конфеты: кульки с «Алёнкой», мешочки с «Красной Шапочкой» и пакетики с «Мишкой на Севере».

Малолетних детей мамы держат на руках. Футболочки с перечеркнутыми анимационными Mickey Mouse и майки с Minnie Mouse в прицельной мишени на розовых животиках малышей чуть задраны. От переизбытка нежности их хочется поцеловать в пузцо.

Толпа шумит, толпа завывает, толпа орет и горланит. «Гром победы, раздавайся!», «Молитва русских», «Боже, Царя храни!», «Рабочая Марсельеза». Всё тонет в чудовищной какофонии криков и звуков. Всё тонет в «Интернационале», «Гимне э-Сэ-Сэ-Сэ-Р», «Патриотической песне» и «Вопле России».

На древках из стороны в сторону мотаются хоругви с Богородицей, знамена с гербами, штандарты с вензелями. Имперские стяги, советские флаги, российские полотнища. Всё плывет, всё мерцает, всё расползается.

От шума и гама хочется в гроб, но...

Салют. Ликование. Занавес.

 

Картина девятая

Наскальные граффити

 

Теги и ключевые слова: #...

 

∞

End of story & Game over

 

Москва, 2012 — 2014 гг.

 

 

[1] Ключевые слова (русск.) — теги.

[2] История бриллиантовых колец описана в пьесе «Салон ритуальных услуг». (Прим. авт.)

[3] R.I.P. (англ.) — «Rest In Peace» / «Покойся с миром».

[4] Ланкастеры и Йорки — две ветви династии Плантагенетов, развязавших серию вооруженных конфликтов между группировками английской знати в 1455—1485 гг. («Война Алой и Белой розы»). Символом дома Ланкастеров являлась алая дамасская роза, эмблемой Йорков была белая роза.

[5] Лакшери (англ. luxury) — предмет роскоши.

[6] Вразжопицу — раздельно, без сексуальной близости (о проживании супругов).

[7] Иди в жопу (финск.)

[8] Фейк (англ. комп. fake) — фальсификация, фикция.

[9] Девайс (англ. device) — техническое устройство; гаджет (англ. gadget) — модное техническое приспособление, прибамбас.

[10] Лайк (англ. like) — нравится, одобряю. Базовое понятие в социальных сервисах, распространившееся вместе с социальными сетями Условное выражение одобрения материалу, пользователю, фотографии, выражающиеся нажатием одной кнопки.

[11] Бот — компьютерный «робот».

[12] Пост — в данном контексте возможно любое прочтение: 1) отдельно взятое сообщение (запись) на форуме или в блоге; 2) ритуальное воздержание от принятия пищи или пищевые ограничения по религиозным соображениям; 3) чин, ответственная должность.

[13] Мужской половой орган, женский половой орган, женщина легкого поведения (финск. бранн.)

[14] Один из основных персонажей Коляды, рассказывающий поучительные истории и байки. (Прим. авт.)

[15] «Перевертыш» монолога Сатина «О человеке» из пьесы «На дне» М. Горького. (Прим. авт.)

[16] Право не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом (в соответствии со ст. 51 Конституции РФ).

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2020

Выпуск: 

8