Девочка смотрит из дальнего года,
Чуть затуманены легким дыханьем
Времени — профиль смущенный и гордый,
Рот, обожженный своими стихами.

Смотрит в грядущее высоколобо,
Взглядом бунтуя и преклоняясь,
Ей от любовей сгорать до озноба,
Самого быстрого в мире — коня ей,

Самые дальние — в гору — дороги,
Самые трудные в мире — науки
Самые горькие — с детства — разлуки
Самые неповторимые — строки.

***
Ах, Марина, где была я
Столько лет
Мне б бежать, пересекая,
Тот твой след,
Твой, по лестнице последней,
И к концу.
Мне б каленым междометьем — подлецу,
Что посмел о формализме —
На стихи,
Где осколки твоей жизни.
За грехи
Всех друзей — припасть губами
К дрожи рук.
В печке раздувать бы пламя
Поутру.
Мне не нужно ни полслова,
Что — слова?
Для тебя колоть готова
Я дрова.
Были бы руки бы не слабы,
Если бы…
Все равно бы не спасла бы
От судьбы:
От звезды над крышой ржавой,
От гвоздя.
Что сильней любви и славы,
Что, спустя,
Столько лет — твой высший жребий:
На крыле
Похороненной быть в небе,
Не в земле.

***
Стихом твоим дыша,
Хочу похожей быть,
Как на крыло — душа,
Как вымысел — на быль.
Похожей как портрет,
Не как дагерротип.
Утраченный секрет
Мне жизнь не возвратит.
Не даст твоих мне мук,
Ни звезд твоих, ни зорь,
Не повторится рук
Пророческий узор.
Но зажимая рот,
Как избежать, скажи,
Подобия сиротств
И повторений лжи?

***
Твоего стиха поющий
Юный лук,
Зелье, смешанное гуще
Пляской рук.
Твоего стиха хранящий
Дикий сад,
Где среди древесной чащи
Стаи спят.
Твоего стиха опальный
Град в огне,
Под страницею журнальной
Скрытый нерв.
Твой, сквозной от сотен ветров
Дальний мыс,
Где высокие рассветы
Вознеслись.
Исцелит любые раны
— Ям, ухаб
Гордый, горный ключ гортанный
Твоего стиха.

***
О волшебства властительница, муза
Неукрощенная! Наклоном крыл
Какого не осилишь груза?
Тебе не внемлет тот, кто не любил
Один. Ведь, шурф стиха взрывая,
Ты россыпью отборной сердце в плен
Берешь. Ты — рана ножевая
Той красоты, которая взамен
Не просит ничего, но не оставит
В душе на камне камня. Пепелищ
Твоих как риз страшится, кто лукавит
И тот, кто пред тобою сир и нищ.
Ты — вечный бег, запнувшийся в разбеге,
Ты — сила, изнемогшая в себе…
Но где-то всходят слов твоих побеги
Сквозь глину, наледь, слякоть и асбест.
Я слышу голос твой во тьме, на рельсах
В ручьях и в небе, в выплесках листвы
В молчании солдат и погорельцев,
В шагах дождя на улочках Москвы.
Рокочешь соловьями ты кому-то,
Мстишь, причитаешь, льнешь как херувим…
И то ли в родовых, то ль в смертных муках
Кричит Россия голосом твоим.

Марина Цветаева — сыну. Последнее письмо
«Тысячепервой
Строкой раскаленной
(Молнией — нервам,
Бунтом — законам,
Соколом — курам,
В стаде — оленем,
Гордой цыганкой среди белокурых…)
Я поклянусь тебе, сын мой, последним
Слогом — тебя одного лишь любила
Я…Всею, петлею захлестнутой, силой.
Жизнью — до края,
Смертью — до ада,
И, умирая,
Другого — не надо.
Хрипом — твое лишь не прервано имя,
Клекот: Георгий…
Страстями моими
Чуть не сожгла тебя, мальчик мой…В морге
Ты не ищи меня — разве что в море.
Волны и вольность… Яростной солью
Вала девятого — тщетно я вторю:
Путь твой свободен. Немея от боли —
Той, родовой — отпускаю, сыночек
В жизнь. Уступаю, уйду, и уста мне…
Холод…»
А в небе тревожные стаи
И эшелоны идут днем и ночью.