Есть у меня сосед, Вадим Лебедев. Дивный мужик из той породы, которую называют рохля. Все с полным осознанием права ездят на нем как взблагорассудится. Безотказность вырезана во всем облике, истекает из него как ложь из власти… Однако и на зиму выпадают плюсы.

В некий погожий денек наш приятель привычно выполнял хлопоты по обеспечению семьи — вышел просчет с хлебом. Выйдя из подъезда, Вадим столкнулся с пожившим, обтрепанным дядей, очередным соседом.

— Наше вам! — весело протянул руку Вадим, одолевало настроение — очередная особенность человека.

— Ты заметь, Вадим, — возмущенно тряс руку Михалыч, — третью игру подряд наши выигрывают! Оттого непременно, что на Центральном стадионе стали шуровать… Двадцать тыщ народу — не хухры, поддержка! Полсезона на уралмашевском сливали — о чем эти городские головотяпы думали?

— Подозреваю, дядь Леша, тут изгаляется Моссад, — улыбался Вадим, вполоборота отходя.

 Михалыч недоверчиво смотрел на Вадима, неуверенно произнес:

— Причем тут самосад? Спортсмены не курят.

— Странные люди, однако, эти спортсмены… — говорил Вадим уже на расстоянии. Ну славно человеку.

Дядя Леша на мгновение замер, задумавшись, озадаченный медленно тронулся в подъезд.

Вадим подошел к зданию, вдоль которого тянулся тротуар и над одним из окон висела вывеска «Всегда свежий хлеб». Через фортку этого окна (внутри мини-пекарня) и происходила реализация. Нынче состоялась очередь — продавщица отлучилась — человек восемь (из мужского — один интеллигентного вида старичок) обстоятельно сосредоточились. Вадим беззаботно пристроился.

Увертюра, однако, длилась недолго, ибо к очереди зигзагами приближался непотребного состояния и вида верзила. Подойдя, он основательно остановился перед устьем очереди (впрочем, состоянием стояния это назвать нельзя, поскольку экземпляр размашисто колебался) и хмуро, если не укоризненно, начал смотреть в аккуратную мадам, сложившую руки с кульком внизу живота.

Мадам, на подходе товарища коротко бросившая на него взгляд и тут же равнодушно убравшая его, вероятно, кожей чувствуя, что пялятся на нее, снова, уже более чувственно мигнула в сторону объекта… Первое волнение нерва передалось через переступание ног. Затем руки разомкнулись и легли вдоль тела. Далее мадам снова взглянула на соперника — возмущенно. Уже негодование рисовал величественный отворот головы… Наконец прелюдия закончилась, детина громогласно, голосом сиплым и корявым известил:

— Слышь, сударыня! Дай полтишок — на билет в оперу не хватает.

Незамедлительно, пожалуй что и тренированно, женщина противно, не согласуясь с фактурой, взвизгнула:

— Какая опера, кто тебя, забулдыгу, в оперу пустит! Место тебе… — Дама явно не находила достойной области. Пришло озарение: — В балете!

Предложение мадам не оставило субчика равнодушным — он размышлял, что явствовало из увеличившейся амплитуды качания.

— Хорошо, — согласился наконец, но не без компромисса, — тогда соточку.

— Вы посмотрите на него! — Возмущение мадам было обращено уже к очереди. Она сделала новое предложение: — А в полицию не хочешь?

— Ну ты, овца — глохни, — угрожающе возразило существо, однако от оппонента отодвинулось.

Соискатель пустился дерзко обозревать очередь взглядом, несомненно, выискивая очередную жертву. Заметим, что Вадим несолидно скосил взгляд куда-то в стену. Тем временем последовало очередное сообщение:

— Здорово, что ли! — Так с угрюмым задором объявил член общества тому интеллигентному старичку.

— Разве мы знакомы? — потерянно лепетнул подопытный.

— Да чо, дядя, мышей не ловишь?! — пораженно выпучив глаза, орал на всю улицу палач. — Бухали же недавно у Славки Смирнова!

— В каком смысле? — подавленно простонал дедуля. — Помилуйте, никакого Славку я не знаю. Более того, я совершенно не пью.

— Перестань, — снисходительно уже и благоволя пропел экзекутор и, по-родному обняв друга, просипел: — Катька-то, стерва — ну помнишь, без зубов которая — крякнула, паленой водкой траванулась!

— Послушайте… — дедок сделал хилую попытку освободиться от длани — куда там! — Послушайте… — На этом словарный запас иссяк.

Товарищ вошел в положение, еще теснее прижав другана, он вдохновенно поделился соображением:

— Ну так что — берем чекунявый и мама не плакай!

У старичка начала отчаянно трястись нижняя челюсть, тело обмякло, ноги как бы пошли подкашиваться. Неизвестно, чем бы все кончилось, если б существо не увидело Вадима. Нечто вроде столбняка мгновенно прохватило дядю, его грудь начала мощно раздуваться, глаза полезли из орбит. Наконец мощным рыком он озвучил эти манипуляции:

— Версилов!!

Нет, Вадим, ты зря убираешь глаза: вся очередь — думается, с облегчением — понимает, что Версилов — это ты.

— Версилов!!! — загремел дубль и монстр угрожающе придвинулся к Вадиму.

Вадим, вынужденный узнать, что означает это слово, обратил взор к чуду. И получил за опрометчивость:

— Ты, подлец, какого хрена здесь делаешь?

Вадим на всякий случай оглянулся — в надежде, что сзади кто-то стоит. Ноль. Возвратил взгляд.

— Ты, Версилов, не должен здесь находиться, а должен платить моей сестре алименты, — продолжил мысль орясина тоном проникновенным и веским.

— Это ко мне что ли? — отчего-то к очереди обратился Вадим.

Оная поспешно спрятала глаза, всем видом подчеркивая, что именно к нему. Вадим устремил взгляд к домогающемуся и объяснил:

— Вы, дружище, путаете, я далеко не Версилов. А уж относительно сестры — вообще не обессудьте.

— Охламоша, Ваньку не валяй! Ты, — мужик ткнул пальцем в Вадима, мало не касаясь его, и процедил сквозь зубы уже напористо и зло, — Версилов, и цельный год путался с Клавдией. А как ребенка состряпал, так и убёг, сволочь! — Далее, переведя указательный палец с Вадима вниз перед собой, проникновенно и едва не душевно заключил: — Алименты сюда. Быстро!!

Вадим прыснул, причем вполне непосредственно, но быстро утих, ибо гробовое молчание очереди создало атмосферу ситуации, в которой не все так просто. Амбал усугубил, говоря сочувствующе:

— Ты понимаешь, а ведь я теперь тебя бить стану! — Рот его открылся в улыбке, откуда зловеще блеснули неровные, гнилые зубы.

Проснулись эмоции, Вадим оказался возмущен, растерян — перепуган, наконец… Сработало существо, из закромов выползли слова — и через виноватую улыбочку:

— Слушай, парень! Разумеется, у тебя похмельный раж — кочевряжишься тут. Только нужно и меру иметь… — Вадим, похоже, нашел, что вступление не достаточно дипломатично, тон изменился: — В тебе, поди, метра два росту, и килограммов — за центнер (Вадим, конечно, врал), а пристаешь к немощным. Уж что-нибудь соразмерное бы поискал.

Голиаф пораженно выпучил глаза:

— Ты что, Версилов, совсем дурак?! Кто подюжей, он ведь и сдачи даст! А тут как славно… Не-е, я, пожалуй, тебя отмутузю.

С этими словами Глумила расторопно засучил рукав, далее сгреб плечо Вадима и занес кулак над головой…

И тут произошло неожиданное. Вадим чуть отпрянул назад, несколько присел, одновременно отведя ногу и опершись на нее, страстно глядя в лицо визави, упруго разогнулся и треснул антагониста снизу кулаком в подбородок. Дальше наступило совсем чудесное. Дядя несильно взбрыкнул головой, взгляд его, упертый в Вадима, блеснул удивлением и быстро угас. Ноги подогнулись, он неспешно ополз вниз и грузно повалился на спину.

Все это вызвало окончательный испуг нашего друга — видно, что такой прыти и тем более результата, он ожидать не мог. Наклонился к поникшему и принялся его тормошить, чуть не в ужасе причитая: «Эй, товарищ… э, дружище». Примечательно, что мнение очереди относительно случившегося разделилось. Одни — в их числе, разумеется, очутились дамочка и старичок — характеризовали деяние как «поделом». Другие сетовали в том смысле, что можно было и поаккуратней.

Детина, между тем, благодаря Вадиму, зашевелился. Судя по всему, его происшедшее не очень-то огорчило. Медленно открыл глаза, широко — а почему не мечтательно? — глядел в небо и уютно елозил спиной по асфальту. Вадим, успокоившись, выпрямился, лицо приобрело независимую, разве не удалую мину.

Тем временем шла женщина с коляской — верзила же перегораживал путь. Вадим — прямо скажем, гордый собой — наклонился к вещи и потянул за рукав, предлагая:

— Слышь, сокол, ты бы встал на время, тут женщина пройти хочет.

Пернатое, скосив на Вадима глаза, с полным пониманием предмета, абсолютно ответственно заявило:

 — Не, ты не Версилов…