Когда-то в стародавние времена жили-были пятеро храбрецов, даже, наверное, четверо — пятый был ни то ни сё. Были они вроде как друзья. Вроде как был пятым. В общем, жили они не тужили. Удаль молодецкую не знали, куды девать. Бывало, отберут у старушки накопления на старость, а потом их спроси, зачем бабульку обидели, они почешут затылки и говорят: «А была ли старушка-то?».
Ежели храбрецы те расходились-разбуянились, не могли их унять ни постовой, ни городовой. С малого одежонку стянут, красну девицу опорочат, старика прибьют. За околицу, бывало, выйдут, обозы на дороге оберут, возничих искалечат. Лучший лес на опушке выкорчёвывают да соседям за бесценок сбывают. Торговым людям дома да амбары подпалят и зубы скалят от радости. А уж как праздник аль ярмарка — держи карманы — всех обнесут! Никому покоя не будет, и всё обязательно мордобоем кончится.
Или вот ещё случай был. Ехал той стороной иноземец один, путешествующий на лихом скакуне заморском — лисопедом кличут. Тьфу ты! Бесовская повозка! Занесла ж его нелегкая в такую глухомань! Вдруг откуда ни возьмись на дороге наши храбрецы безудержные. Остановили нелепого странника, встряхнули, бока ему намяли, голову разбили, скакуна порушили. Насилу он от них отбился да в город ближайший возвратился, подлечиться да другим макаром ту сторону дикую миновать. А те храбрецы удалые ему вдогон кричали-гикали: «Что, буржуина заморская, испугался? Давай восвояси вертайся! Не чего по нашей земле пылить!». Так вот они землю родную оберегали от мирных странников.
Уж как любили храбрецы-удальцы потешиться, а боле всего горькую выпить. Что тебе хлеб да мясо? Им бутыль горькой да кадку огурцов, и всё — пропали все четверо, пятый с одной чарки сны невиданные снит. Сгинули на неделю аль на месяц — это уж кого как отпустит.
А тут вдруг медведь из лесу вышел. Чего ему там не сиделось? Да, видать, экология такая стала: грибов-ягод мало, живность мрёт, рыбы в реках нету. Вот и прёт мохнатый брат в города и веси харчем каким-никаким разжиться. Медведяка разбушевался не на шутку на улицах града стольного. Народ перепугался, не могут зверюгу изловить. Кинулись, было, храбрецов безудержных на подмогу позвать, да вот незадача — нет их, след простыл. Попрятались по углам да по лавкам, сидят, трясутся все четверо — пятый со страху Богу душу отдал. Вот так храбрецы!