***
И засмеялся март: — Уже пора! —
За Черным Шляхом, за Великим Лугом —
Гляжу: мой прадед, и пра-пра, пра-пра —
За временем проходят, как за плугом.

За пашней пашня. Поле да курган.
За Черным шляхом, за Великим Лугом,
Они уже в тумане — как туман —
Проходят все за временем, за плугом.

У вечности походка тяжела! —
За Черным шляхом, за Великим Лугом.
Так своевольна, молода, светла —
Ужель и я иду уже за плугом?!

Как я горю? Чем свой засею лан?
За Черным шляхом, за Великим Лугом
Ужель и я в тумане — как туман —
И я иду за временем, за плугом?..

***

Я прохожу в Карпатах сквозь отары
Летучих туч, рассеявшейся мглы,
Там, где на скалах пишут мемуары
зарницы и столетья, и орлы.

И в золотых поземках зверобоя,
На грозовой грохочущей арбе
Имею только небо над собою
Имею только душу при себе.

***

Город, преграда, награда моя,
стойбище, храм из стекла и бетона,
как бы там ни было, все-таки я
вижу тебя у окна золотого!

Вот прохожу я и вот я пройду.
Может, навеки, но дело не в этом —
лишь не растаял бы тенью на льду
отблеск окна с золотым силуэтом.

Сколько душа прорывает тенёт!
С моря ли, суши ли — тянется к дому,
где силуэт необманчивый тот,
тянется к дому, к окну золотому.

***

                                                   В.Ц.
Тот лес живой. Он смотрит добрым взглядом.
Ветра над головой его поют.
Трухлявым пням и пугалам патлатым
он поручает летопись свою.
Там дуб, как Нестор, смотрит без утайки
на вальсы белых радостных берез,
а сонный гриб в смарагдовой фуфайке
дождя напился и за день подрос.
Там можно солнцу сутемью лесною
в просвете туч показывать кино,
там на пеньке, под старою сосною
медведи забивают домино.
Там озерцо сверкает под навесом,
колышет туча громы, черт возьми!
Пойдем, поговорим сначала с лесом,
а уж тогда, быть может, и с людьми.

***

Палящий день... И сладкая отрава
лесов уснувших, дремлющих левад...
Идет гроза, звонка и кучерява,
садам сомлевшим руки целовать.

Упали капли — бережно, не шибко,
кардиограмма молнии кривой
блеснула, и ветра сломали скрипку,
поникли сосны буйной головой.

И ужас, и блаженство, и свобода,
и ярость ливня — в стонущем огне!
Ну, вот и все. Отплачется природа.
Ей сразу станет легче, как и мне.

***

Счастливица, имею крохи неба
и две сосны туманные в окне.
А уж казалось, что живого нерва,
живого нерва не было во мне!

Уже душа не знала, где же берег,
и в звонах дня, в оркестрах громовых,
под игом невозможных децибелов
мы были все, как хор глухонемых.

И сразу, — Боже! — сразу после чада
и суеты, приравненных к нулю,
я слышу дождь. Он тихо плачет правду,
что я кого-то все еще люблю.

Я слышу тишь. И запевают птицы.
В пахучей туче хвои дождевой
проносят люди праздничные лица,
стоит туман, как небо над землей.

Пасутся тени вымерших тарпанов,
на цыпочках — и сумерки, и сны.
И вслед весне, подняв стакан тюльпана,
за небо выпью и за две сосны!

***

Ты вновь пришла, печальница и муза,
Не бойся, я не покладаю рук.
Плывет над миром осень, как медуза
И ветер листья завивает в круг.
А ты пришла в сандаликах, не в ботах,
Твой легкий плащик бьется на плече.
О, как ты шла в такую непогоду,
В такую темень вымерших ночей!
Откуда — из Вселенной или Спарты?
Каким векам светила ты во мгле?
И по каким — нам неизвестным — картам
Находишь ты поэтов на земле?
Ты им диктуешь не стихи, а долю,
Твой взгляд исполнен страсти и огня.
…Счастливцы есть, кто может жить в неволе.
Спасибо, что ты выбрала меня.

***

Прислушаюсь к дождю. Подкрался и шумит.
Жестяный звук воды, веселость непогоды.
Всё миг, всё миг, всё только миг и миг,
Но обернувшись вдруг, увидишь — годы, годы!

А там уже века. И вспомнить тяжело,
в туманностях души иль Андромеды тая,
я в мантиях дождя, прозрачна, как стекло,
то прихожу к живым, то мертвых вспоминаю.

Целую все леса. Спасибо скрипачу.
Он правильно сыграл, что было мне присуще.
Я дерево, я снег, я все, за что плачу.
И может, это есть моя земная сущность.

***

Художник я — будь мне музеем Прадо,
пристанищами — Лувр и Эрмитаж,
будь карандаш, придирчивый, как правда,
будь поиск мой — как высший пилотаж,
будь мэтром иль бродягою без роду
и племени, без лавровых венков, —
натурщица моя, сама Природа
меня любила тысячу веков.

ИЩИТЕ ЦЕНЗОРА В СЕБЕ
Ищите цензора в себе.
Он там живет, дремучий и небритый.
Он там сидит, как черный черт в трубе,
Сомненья убивая и молитвы.
Он там, внутри, не сразу, не за раз,
Но уберет иконы все — и точка.
И незаметно вынет вас из вас,
Останется одна лишь оболочка.

Лина КОСТЕНКО