Развитие человеческого разума всегда являло собой нечто сокровенное, неподвластное анализу и оценке производимым со стороны научной системы. С каким бы тщательным вниманием исследователи не подходили к этому объекту, с каким бы рвением не пытались нырнуть вглубь истории, дабы проследить становление и эволюцию мысли — попытки оставались лишь попытками и будут оставаться таковыми впредь, давая в качестве результата в лучшем случае — гипотезу или предположение, лишённые крепкой основы, на которой мог бы зиждиться непреложный закон, применимый к каждому человеку и к каждой цивилизации.

Мысль эпохи развивается самовольно, почти капризно, ни коим образом не реагируя на ранее имевшие место быть псевдоустои и ложные теории. Именно поэтому философия, издревле являющаяся базисом для развития научной сферы, и представляющая собой (в отличие от производных течений и наук) своеобразный хаотичный клубок идей, действительно имеющих колоссальное значение, порой способна раскрывать свой остов только при совместном рассмотрении с чем-то современно-сторонним, но также имеющим в себе зёрна первоочерёдных догм. И, пожалуй, самым универсальным объектом, в совокупности с которым стоит изучать философские категории, и который в той или иной степени является своеобразной эманацией (или же наоборот — источником) этой самой философии — служит поэзия.

Лаконичность форм, в которые закладываются мысли поэта, эстетичность таковых, их претензии на возвышенно-пророческий характер всегда формировали вокруг поэзии ореол таинственности и значимости. Изначально подобная святость творчества была обусловлена зародышевыми попытками формирования и закрепления мудрости, так как отражение опыта и знаний, накапливаемых этносом, происходило в форме народного творчества, имевшего «пропоэтический» характер и дошедшего до нас в виде песен, сказаний, поговорок и пословиц, ставящих своей целью не просто обучение нравам, но и установление непоколебимых правил, которым надлежит следовать беспрекословно. В этом плане очень показательно творчество скальдов (поэтов Скандинавии), не допускавших в своих произведениях вымысла, а лишь фиксировавших реальные факты социально-кастовых изменений, войн, поединков и т.д..

В дальнейшем поэзия выходит из тесных рамок общественного сознания и приобретает индивидуальный характер, выражая эмоции и состояния самого автора, возникающие порой даже в отрыве от социальных отношений. Однако по-прежнему сохраняется тесная связь с философией религии, определяющей сознание людей. Те же принципы, те же образы, те же концепции, что составляют суть канонов веры, воспроизводятся в творческом самовыражении, ибо именно с ними поэт соизмеряет свой или чужой жизненный путь и составляющие его поступки, на основании чего судит о том, насколько в нём запятнан образ Творца. Это веха в развитии мысли стала переломной, ибо, как известно, самой ранней философией Европы явилась философия религии — теология, стимулировавшая мысль к беспрестанному развитию, но позволявшая взрастать новым идеям только в рамках уже существующего загона норм.

Тем не менее, на наш взгляд, наиболее интересен для исследования период постсредневековья, когда на передний план выходит поэзия полностью отделённая от каких бы то ни было устоев. Последнее вовсе не значило отрицание морали или иных основ, а предусматривало рассмотрение нескольких аспектов, нескольких точек зрения, порой даже несопоставимых с официальной доминирующей идеологией. Именно эта свобода созидания, не ограниченная рамками, присущими творчеству средних веков, позволила значительно быстрее формировать новые направления и образы.

Здесь самым уместным будет рассмотреть две разновидности стихотворного творчества, доминировавшие вплоть до середины 20 века:

Первая категория — это философия, выраженная посредством поэзии. Произведения, составляющие данный вид были распространены в эпоху Просвещения, когда ряд видных энциклопедистов, стремясь доступным образом донести концепции своего мировоззрения, создавали целые поэмы, постулирующие тот либо иной взгляд на мир. Показательным в данном плане является произведение Гельвеция «О счастье»[1], в которой он, не пренебрегая сюжетностью и эстетикой формы, выводит основу своей философии — счастье, как вечный поиск знания. В данном случае источником служит мысль исследователя, доносящего законы природы и общества до других умов посредством стихотворной формы, что представляет поэзию скорее как инструмент, нежели как самостоятельный объект.

Вторая категория — это поэзия чувств. И здесь вполне уместно говорить о философии личностной. Ведь именно оторванность от всевозможных идеологических лагерей позволяло формировать идеи, становящиеся значимыми и носящими откровенно новаторский характер. Данный вид поэзии — отражение реальности в её конфликте либо симбиозе с автором — иными словами, отражение того, как объективность отображается в сознании поэта, как формирует соответствующее отношения к явлению и ему подобным. На этого основании чего автор выстраивает шаг за шагом систему ценностей и приёмов, руководствуясь которыми он формирует окружающую атмосферу в том виде, который ему кажется наиболее приемлемым. Причём зачастую поэзия эмоций носит характер всеобязательного восприятия, то есть стихотворцем излагаются идеи с тем учётом, что не один он будет им следовать.

Как упоминал в своём трактате «В защиту поэзии» английский поэт-романтик Перси Биши Шелли[2]: «…поэты — это непризнанные законодатели мира…», в связи с чем любую поэзию индивидуального склада следует воспринимать как манифест обществу и как своеобразное проявление социальной философии автора. Недаром огромное количество литераторов в периоды волнений и смут пытались принимать участие в политической деятельности, руководствуясь зачастую мыслями философов общественного толка (Руссо, Монтескье, Дидро): таковыми были декабристы (поэты Рылеев и Одоевский), таковыми были деятели Великой Французской революции (А. Шенье, М. Робеспьер), таковыми были сторонники Февраля и Октября 1917 года в России (Л. Каннегисер, С. Есенин, В. Маяковский).

Очень необычным в этом плане представляется положение гражданской поэзии, которая несмотря на свою эмоциональную основу (то есть относящуюся ко второму виду поэзии) анализирует конкретные факты частно-публичного взаимодействия, тем самым призывая что-то менять в сложившейся социальной системе. И именно эта самая обращённость поэта на временные неурядицы, создаёт ему образ борца эпохи, но не вечности, в связи с чем творчество данного автора вряд ли будет востребовано вне исторического аспекта людскими умами, существующими за рамками обозначенных проблем.

Безусловно, представляется ошибочным указание на однородность поэзии и философии. Оба направления достаточно давно разошлись и продолжают развиваться в довольно разнородных средах, так как в своей природе рассчитаны на диаметрально противоположное восприятие (одна — посредством чувств, другая посредством разума), но в тоже время единство осваиваемого мира и мечущихся душ, являющихся объектом рассмотрения, позволяет сделать вывод о том, что и поэзия и философия идут к одной и той же цели — преображению человека — но только разными путями.